Революция 1848—1849 годов в Неаполитанском королевстве

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Революции
1848—1849 годов
Франция
Австрийская империя:
   Австрия
   Венгрия
   Чехия
   Хорватия
   Воеводина
   Трансильвания
   Словакия
   Галиция
   Словения
   Далмация и Истрия
   Ломбардия и Венеция
Германия
   Южная Пруссия (Великопольша)
Итальянские государства:
   Сицилия
   Неаполитанское королевство
   Папская область
   Тоскана
   Пьемонт и герцогства
Польша
Валахия и Молдавия
Бразилия

Революция 1848—1849 гг. в Неаполитанском королевстве — буржуазно-демократическая революция на Юге Италии, управляемых представителями династии Бурбонов, одна из европейских революций 1848—1849 гг. Задачами революции было установление гражданских прав и свобод, ликвидация феодальных пережитков, впоследствии и воссоединение с Италией. Была подавлена правительственными силами.





Предыстория. Неаполитанское королевство и Королевство Обеих Сицилий

По прелиминарному миру 3 октября 1735, завершившему Войну за польское наследство 1733—1735 (подтвержден Венским австро-французским договором 18 ноября 1738), Австрия отказалась от королевства Неаполя и Сицилии в пользу дона Карлоса Пармского, пятого сына Филиппа V Испанского, с условием, что оно не будет объединено с Испанией. В 1759 дон Карлос стал испанским королём, передав Неаполь и Сицилию своему третьему сыну дону Фернандо (1751—1825), который основал линию неаполитанских Бурбонов под именем Фердинанда IV. В 1806 он был изгнан из Неаполя наполеоновскими войсками, но с помощью английского флота сохранил власть над Сицилией; Наполеон I передал неаполитанскую корону сначала своему брату Жозефу (1806—1808), а затем маршалу Иоахиму Мюрату (1808—1815). После отречения Мюрата от неаполитанского престола 20 мая 1815 его вновь занял Фердинанд IV, провозгласивший себя в 1816 королём Обеих Сицилий.

Реставрация и назревание революционной ситуации. «Революция 1820 года»

Вернувшись к власти, Фердинанд IV отменил все французские учреждения и законы, введёные в годы правления наполеоновских ставленников Жозефа и Мюрата, возвращались дворянские должности, чины в армии, феодальные права и даже уплата церковной десятины.

Понятно, что эти реакционные меры вызвали бурное недовольство населения, которое, подогреваемое пропагандой карбонариев (членов тайного патриотического общества, ставившего своей целью освобождение и объединение всей Италии), вылилось в настоящий мятеж кавалерийской бригады в июле 1820 года. На их усмирение была послана дивизия генерала Гильермо Пепе, однако он тоже примкнул к восставшим. В Неаполе начались демонстрации с требованиями реформ, и испуганый Фердинанд IV объявил, что в октябре будет созван парламент.

И он действительно был созван, но к этому времени ситуация уже изменилась. На острове Сицилия, в Палермо, начались крестьянские волнения. Возглавившие восстание радикалы сразу же создали временную хунту и потребовали отделения Сицилии от Неаполитанского королевства. Карбонарии испугались, что подобные действия вызовут интервенцию австрийских войск и приведут к полному разгрому их организации в Неаполе. Поэтому генерал Пепе направил против повстанцев 10-тысячную дивизию во главе со своим братом. В результате уже в сентябре 1820 года восстание на Сицилии было подавлено, что в определённой мере лишило карбонариев широкой народной поддержки.

Кроме того, надежды карбонариев на избежание интервенции не сбылись. Державы Священного союза были крайне обеспокоены событиями в Неаполе, и в итоге было решено восстановить порядок. По указанию Священного союза в марте 1821 года в Неаполитанское королевство вошла 43-тысячная австрийская армия, которая быстро разбила войска генерала Пепе. Парламент, просуществовавший менее полугода, был разогнан, и в Неаполе вновь была восстановлена абсолютная власть Фердинанда.

Наследники Фердинанда продолжили его политику. Вступив на престол, его сын Франциск I мало уделял внимания государственным делам, предоставив их своим министрам. Сам же проводил время среди своих фавориток, в забавах и пирах, окружив себя солдатами из-за боязни покушений. Его откровенные жесты дружбы в сторону австрийцев, как защитников режима, вызывали самые негативные чувства у подданных. Достаточно того, что войска интервентов оставались в стране до 1827 года. Внук Фердинанда и сын Франциска, Фердинанд II при вступлении на престол обещал либеральные реформы, но на деле старался укрепить абсолютизм. Были жестоко подавлены выступления 1831 года, вызванных революцией во Франции, и восстание на Сицилии в 1837 году, инспирированные членами «Молодой Италии». Обстановка накалялась.

Революция 1848—1849 годов и её подавление

В январе 1848 года в Палермо вспыхнуло восстание, к которому присоединились местные военные гарнизоны и которое не смогли подавить даже переброшенные с континента войска. 13 апреля 1848 Генеральный комитет во главе с Руджеро Сеттимо провозгласил независимость Сицилии от Неаполитанского королевства. Волнения перекинулись навесь юг Италии, докатившись до Неаполя. В итоге Фердинанд был вынужден ввести буржуазную конституцию.

24 марта 1848 года король Сардинии Карл Альберт объявил войну Австрии, и Фердинанд, опасаясь что все плоды победы достанутся ему, прислал 16000 своих солдат. Это внесло значительный вклад в первые военные успехи итальянцев.

Но уже 15 мая, при помощи оставшихся верных ему войск, Фердинанд разогнал неаполитанский парламент, так как тот отказался присягать ему на верность. В результате в Неаполе вспыхнула кровавая резня между юнионистами и войсками короля. Город на несколько дней оказался во власти бесчинствующей толпы солдат, не столько воевавших друг с другом, сколько грабивших население. Погибли сотни мирных жителей. Испуганный этим разгулом стихии, Фердинанд срочно отозвал с австрийского фронта свои войска, что значительно ослабило итальянские силы. В итоге войну с Австрией продолжали только пьемонтцы при поддержке гарибальдийских отрядов.

Итоги

К концу 1848 года сумел подавить революционное движение в своём королевстве. Примечателен эпизод: расправляясь с повстанцами, он подверг бомбардировке весной 1849 город Мессина (Сицилия), за что получил прозвище «король-бомба»(ит."Re` Bomba"). К 5 мая 1849 года правление Неаполитанского королевства было восстановлено.

Впоследствии Фердинанд выступил инициатором интервенции в Римскую республику, чем способствовал её падению 3 июля 1849 года.

Напишите отзыв о статье "Революция 1848—1849 годов в Неаполитанском королевстве"

Литература


Отрывок, характеризующий Революция 1848—1849 годов в Неаполитанском королевстве

Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.