Революция 1848—1849 годов в Хорватии
Революция 1848—1849 годов в Хорватии происходила на фоне острого политического кризиса Австрийской империи, в состав которой входили хорватские земли. Революция в Венгрии подстегнула национальное брожение в среде хорватов.
Хорватский сабор
18 марта 1848 года в Загребе (Аграме) открылись заседания Хорватского Сабора (хорв. Hrvatski sabor), а 22 марта по предложению Людевита Гая австрийский генерал-майор хорватского происхождения Йосип Елачич был избран баном Хорватии. Однако Елачич поначалу отказался принять этот титул как нелегитимный. Тем не менее, австрийский император назначил Елачича военным губернатором Хорватии и тот 19 апреля заявил о выходе Хорватии из состава Венгрии, при сохранении сюзеренитета Австрии. Хорватия определялась как единство Славонии, Далмации, Истрии и Военной границы. В мае в Хорватии начало свою работу Банское Вече. 5 июня 1848 года Елачич принёс Присягу Бана. Летом 1848 года проходили бесплодные переговоры с австрийскими и венгерскими делегациями о статусе Хорватии.
Венгеро-хорватский вооруженный конфликт
В итоге венгеро-хорватские противоречия вылились в вооруженный конфликт. 1 сентября Елачич у Вараждина пересёк Драву и без санкции императора вступил на венгерскую территорию, имея 45 000 солдат плюс 10 000 хорватских повстанцев. Ему покорилась область Меджимурье. 26 сентября Армия Елачича захватила Секешфехервар. 29 сентября она достигла озера Веленце , где встретилась с венгерской армией Яноша Мога. Сражение у Пакозда длилось несколько часов и закончилось победой венгров.
1 октября хорватская армия Елачича отступила в сторону Вены, где впоследствии приняла участие в подавлении Венского восстания. Борьба против венгров сплотила австрийцев и хорватов. Всю дальнейшую Венгерскую войну они действовали заодно. В декабре 1848 года хорватская армия воевала в Западной Венгрии, заняв города Мошонмадьяровар, Дьёр и Пешт. Однако в апреле 1849 года после Сражения при Ишасеге Елачич был оттеснен в Хорватию (Осиек).
Итоги
Хорватская революции 1848 года не достигла всех поставленных целей, однако позволила консолидироваться хорватским землям под скипетром австрийского императора. Лишь в 1868 году на основании венгерско-хорватских соглашений появилось Королевство Хорватия и Славония[1], которое хотя входило в состав Венгрии, однако имело собственный парламент (сабор) и правительство (хорв. Zemaljska vlada) во главе с баном. Также закреплялись права хорватского языка на территории Хорватии. Идеи иллиризма сменились концепцией австрославизма, а затем и хорватского национализма[2] (Хорватская партия права, породившая впоследствии усташей).
Напишите отзыв о статье "Революция 1848—1849 годов в Хорватии"
Примечания
- ↑ Пл. этого образования была 42 тыс. км². Совр. Хорватия имеет площадь 56 тыс. км²
- ↑ В 1874 году Матица иллирийская была переименована в Матицу хорватскую
Отрывок, характеризующий Революция 1848—1849 годов в Хорватии
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.