Регель, Василий Эдуардович

Василий Эдуардович Регель
Андреас Фридрих Вильгельм Регель
Место смерти:	Ковно
Научная сфера:	византиноведение, славяноведение, источниковедение
Место работы:	Санкт-Петербургский университет, Воронежский государственный университет
Альма-матер:	Санкт-Петербургский университет
Научный руководитель:	В. И. Ламанский
Известные ученики:	М. Я. Сюзюмов

Василий Эдуардович Регель (Андреас Фридрих Вильгельм Регель) (9 декабря 1857, Санкт-Петербург — 1 декабря 1932, Каунас) — российский и советский историк-византинист и славист, член-корреспондент Российской академии наук, редактор журнала «Византийский временник», первый ректор Воронежского государственного университета.

Биография

Василий Регель родился в семье потомственных дворян-кальвинистов, происходивших из Германии. Его отцом был учёный-ботаник Э. Л. Регель. В 1875 г. Василий закончил Реформатское училище в Санкт-Петербурге. С 1875 по 1880 г. обучался на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Во время учёбы занимался славянской историей под управлением профессора В. И. Ламанского. После окончания университета, он был там оставлен для подготовки к получению профессорского звания.

С 1884 по 1888 гг. Василий Эдуардович находился в командировке для работы в зарубежных архивах, посетил Афины, остров Патмос, Берлин, Париж, Рим, Вену, Лондон, Барселону и другие города. После завершения командировки, с 16 августа 1888 и до 1 января 1910 гг. числился приват-доцентом Петербургского университета. В 1890 г. вышла его магистерская диссертация на тему «О хронике Козьмы Пражского», высоко оцененная научным сообществом. 20 марта 1892 г. получил степень магистра всеобщей истории. В 1898 г. его избрали членом-корреспондентом Российской Академии наук.

В 1913 г. происходит переезд историка в город Юрьев. 1 августа 1914 г. становится ординарным профессором Юрьевского университета (кафедра всеобщей истории на историко-филологическом факультете). 10 октября 1917 г. он стал заслуженным профессором. В 1918 г., в связи с немецкой оккупацией Прибалтики, Юрьевский университет (вместе с работающими и учащимися там) переезжает в г. Воронеж. Юрьевский университет переименовывается в Воронежский, а Регель назначается первым ректором вуза. На этой должности он был с 1918 до 1925 г. Потом с 1925 г. работал директором основанного им же Музея древностей и изящных искусств Воронежского государственного университета. В конце жизни учёный эмигрировал в Литву.

Редакторская деятельность

Совместно с В. Г. Васильевским он был редактором византиноведческого журнала «Византийский временник» в 1894—1899 гг., который задумывался ещё в 1892 г. После смерти В. Г. Васильевского, Регель был единоличным редактором журнала в 1900—1914 гг. Во время пребывания в г. Юрьеве он издал три тома журнала «Византийское обозрение» (1915—1917 гг.).

Основные научные работы

Монографии

• Регель В. Э. Хрисовулы афонского монастыря Ватопед. — СПб., 1898.
• Regel W. Analecta Byzantino-Russica — Petropoli, 1891. — CLIV+153 p.
• Regel W. Uber die Chronik des Cosmas von Prag. — Dorpat, 1892.

Статьи

• Регель В. Э. Год первого нашествия русских на Константинополь // Византийский Временник. — 1894. — Т. I. Вып. 1. — С. 258—259.
• Регель В. Э. О городе Даскилии и Даскилийском озере // Журнал Министерства Народного Просвещения. — 1887. — Ч. CCLI (251). — С. 1—7.
• Регель В. Э. О городе Плотинополе // Commentationes Philologicae. В честь И. В. Помяловского, к 30-й годовщине его ученой и педагогической деятельности. — СПб., 1897. — С. 147—151.
• Регель В. Э. О составлении перечня византийских грамот и писем // Византийский Временник. — 1894. — Т. I. Вып. 1. — С. 249—252.
• Регель В. Э. О трудах болгарского архиепископа Димитрия Хоматиана // Византийский Временник. — 1894. — Т. I. Вып. 1. — С. 259—260.
• Регель В. Э. О хронике Козьмы Пражского // Журнал Министерства Народного Просвещения. — 1890. — Ч. CCLXX (270). — С. 221—261.; Ч. CCLXXI (271). — С. 108—148.
• Регель В. Э. Учредительные грамоты Пражской епархии // Сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского по случаю 25-летия его научной и профессорской деятельности. — СПб., 1883. — С. 265—330.
• Регель В. Э. Хрисовулл императора Андрея Палеолога 13 апреля 1483 года // Византийский Временник. — 1894. — Т. I. Вып. 1. — С. 151—158.

Литература

• Жебелев С. А. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=6df0bc80-06c2-4950-a2a3-836045fd66db Василий Эдуардович Регель] // Вестник Академии наук СССР. — 1933. — № 5. — С. 51—54.
• Лаптева Л. П. В. Э. Регель как византинист // Византия. Средиземноморье. Славянский мир: Сборник. — М.: Московский государственный университет, 1991. — С. 130—140.
• Лаптева Л. П. Изучение истории славян // Славяноведение в дореволюционной России. — М.: Наука, 1988. — С. 225—249.
• Медведев И. П. В. Э. Регель как основатель и редактор «Византийского временника» // Архивы русских византинистов в С.-Петербурге. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — С. 157—180.
• Медведев И. П. Петербургское византиноведение. Страницы истории. — СПб.: Алетейя, 2006. — 334 с.
• Регель, Василий Эдуардович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Эрингсон Л. К. Из истории эвакуации Тартуского университета (1915—1918 гг.) // Учёные записки Тартуского университета. — 1970. — Вып. 258. — С. 288—313.

Ссылки

• Карпачёв М. [podyom.ruspole.info/node/4777 «Приветствуем воронежцев с государственным университетом…» (95 лет основания ВГУ)] // Русское поле
• [vremennik.biz/auct/регель-в-э Регель В. Э.] // Сайт Византийского временника
• [www.vsu.ru/russian/university/rectors.html Ректоры ВГУ] // Сайт Воронежского государственного университета
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51905.ln-ru Профиль Василия Эдуардовича Регеля] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Регель, Василий Эдуардович

В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.