Региолект

Региоле́кт — особая разновидность языка, занимающая промежуточное положение между диалектом и литературным языком. От городского просторечия отличается своеобразием черт, отмечаемых в той или иной части языкового ареала. Региолект представляет собой видоизменённую под влиянием литературного языка форму диалекта. Носителями региолектов являются значительные группы того или иного этноса, так как ареал региолекта охватывает ареалы ряда смежных диалектов, включая не только сёла, но и города и посёлки городского типа.

Региолект — особая форма устной речи, в которой уже утрачены многие архаические черты диалекта и развились новые особенности. Это форма, с одной стороны, не достигшая ещё статуса стандартного литературного языка, а с другой — в силу наличия многих ареально варьирующихся черт, не совпадающая полностью с городским просторечием.

А. С. Герд («Введение в этнолингвистику», 2005).

В современной социолингвистике процесс нивелировки диалектов и полного вытеснения их литературным языком уже не всегда рассматривается как неизбежный, всё чаще вместо «вымирания» диалектов констатируется их изменение в идиомы промежуточного характера, отмечаемые во многих современных языках. Такого рода идиом, неустойчивый в сравнении с диалектом, получил название региолект. В российскую лингвистику термин введён В. И. Трубинским и А. С. Гердом. Термин применяется в романской диалектологии (фр. régiolecte), в немецкой диалектологии подобные формы называют также полудиалектами (нем. Halbmundart).

Признаки региолекта

Согласно исследованиям Н. В. Хорошевой, для региолекта (главным образом, в русской и французской языковедческих традициях) характерны следующие общие черты:

1. Промежуточный характер региолекта. Региолект представляет собой промежуточный идиом, так как возникая в результате распада диалектной системы, формируясь на основе диалектного субстрата, региолект функционально включается в другие идиомы языка.
2. Континуальный характер региолекта. В языковом континууме от диалекта до литературного языка региолект занимает место между диалектом и региональным вариантом литературного языка:

литературный язык <> региональный вариант литературного языка <> региолект <> диалект

3. Функционирование региолекта преимущественно в городской разговорной речи.
4. Перспективность исследования региолекта вероятностными методами.

Региолект в языковедческой традиции

В русском языке

Для диалектов, в которых утрачиваются яркие диалектные признаки (вытесняемые чертами литературного языка) и сохраняются менее выраженные диалектные особенности, не осложняющие взаимопонимание носителей разных типов речи, В. М. Жирмунский предложил в 1960-х годах использовать термин «полудиалект», взятый из немецкой диалектологии. Данный термин, в частности, стала применять Т. С. Коготкова («Полудиалект — это такая языковая структура, которая представляет собой сплав сосуществующих языковых элементов диалекта и литературного языка»). Его продолжают использовать в работах по социолингвистике и в настоящее время. Между тем, понятие «полудиалект» встречает возражения у диалектологов, поскольку термин не даёт чёткого определения той границы, с которой диалект переходит в полудиалект, а также (понимаемый как влияние литературного языка на диалекты) не отражает аспектов внутреннего развития того или иного диалекта, взаимовлияния друг на друга разных диалектов, замещения под влиянием литературного стандарта диалектных элементов диалектными.

В современном российском языкознании широкое распространение для обозначения переходных типов речи от диалекта к литературному языку получил термин «региолект». Изучению форм разговорной речи, называемых региолектами, посвятили свои работы В. И. Трубинский, А. С. Герд, Е. В. Ерофеева и другие исследователи. Для российских лингвистов изучение региолектов зачастую связывается с изучением языка города, одним из основных аспектов которого является региональная вариативность русского литературного языка, а также взаимодействие литературного языка и его «нелитературного» окружения. Изучается, например, такая особенность региолекта, как воздействие на другие идиомы в городской речи (в частности, на социолекты), придавая им региональную окраску, отмечаемую на разных языковых уровнях. Исследователи региолектов отмечают то, что знание региональных черт русского языка всегда превышает частоту их употребления, так как регионализмы воспринимаются как социально непрестижные элементы речи, связанные с низким уровнем культуры. Функция региолекта как средства самоидентификации жителей определённого региона, элемента культурной традиции в русском языке не сформировалась в силу социокультурных и исторических причин. В то же время, по мнению В. И. Трубинского, для современных диалектов, утративших ряд ярких черт, резко противопоставлявших диалекты литературной норме, наступил период относительной стабилизации, при которой «новый диалект», или региолект, становится более устойчивым, менее изменчивым и менее поддающимся внешнему влиянию.

Региолекты отмечаются исследователями в Архангельской области, Псковской области, Пермском крае и в других регионах распространения русского языка. Особый региолект характерен, например, для части жителей севернорусского Белозерска Вологодской области и окружающих город сёл и деревень. И. А. Букринская и О. Е. Кармакова относят к чертам этого региолекта такие особенности, как:

1. Наличие полного оканья.
2. Лабиализация предударной гласной о: було́то, гуро́х, дуро́га.
3. Предударное и заударное ёканье: полёжи́т, забёгу́, по́лё, о́зёро.
4. Наличие твёрдых губных согласных на конце слова: сем, во́сем, любо́ф.
5. Распространение твёрдого долгого шипящего шш: кла́дбишше, та́шшат.
6. Стяжение гласных при утрате /j/ в интервокальном положении в прилагательных и глаголах: ячме́нно пи́во.
7. Местная диалектная акцентуация.
8. Распространение форм существительных в предложном падеже типа на ло́шаде.
9. Наличие страдательных причастий прошедшего времени с суффиксами -н- и -т- в значении перфекта: у меня пурабо́тано в колхозе задаром, сколько перестра́дано, на стол-то бра́но «куплено для стола», всего понада́вано, у меня всего навышива́но.
10. Местная диалектная лексика.

Что касается таких местных диалектных черт, как мягкое цоканье или наличие билабиального w в конце слова и слога, то в настоящее время они уже в целом утрачены. Более того, горожане удивляются, когда узнают, что цоканье было характерной чертой для северной части белозерско-бежецких говоров.

Во французском языке

Во французской лингвистике представление о региональном идиоме, отличающемся как от диалектов, так и от общефранцузского просторечия, формируется к середине ХХ века. Для его обозначения были применены такие термины, как «региональный французский» (фр. français régional) и «региональные варианты французского языка» (фр. français régionaux), кроме того данная региональная речь промежуточного характера стала обозначаться исследователями также как «французский патуа» (фр. français patoisé), «региолект» (фр. régiolecte), «регионализмы» (фр. régionalismes). В обыденной речи данное явление получило название «регионального акцента» (фр. accent régional). Особенности французских региолектов наиболее ярко выражены на лексическом и фонетическом языковых уровнях. В последнее время меняется отношение к региональным вариантам французского языка, если раньше они ассоциировались с искажениями и ошибками, то в современной Франции региональная речь становится средством культурной самоидентификации. Регионализмы нередко употребляются французами осознанно, чтобы подчеркнуть своё происхождение. В последнее время появляются даже предложения пересмотреть «критерии ошибки», применяемые при оценке речи школьников, живущих в провинции, и отказаться от обязательного исправления региональных особенностей их речи. Термин «региональный французский» принимается не всеми лингвистами, его существование отрицается некоторыми из них на том основании, что нигде региолект не образует единой языковой системы.

Примечания

Комментарии

Источники

Ссылки

• Оглезнева Е. А. [www.philology.ru/linguistics2/oglezneva-08.htm Дальневосточный региолект русского языка: особенности формирования] // Русский язык в научном освещении. — 2008. — № 2 (16). — С. 119—136.

Отрывок, характеризующий Региолект

– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.