Редин, Владимир Иванович
Поделись знанием:
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
 Владимир Редин
| ||
| Общая информация | ||
| Полное имя | Владимир Иванович Редин | |
| Родился | 16 августа 1952 Красноармейск, РСФСР, СССР | |
| Умер | 17 марта 1993 (40 лет) Москва, Россия | |
| Гражданство |  СССР /  Россия
| |
| Позиция | Полузащитник | |
| Карьера | ||
| Клубная карьера* | ||
| 1969 | Труд (Красноармейск)
|
КФК |
| 1969—1974 | Спартак (Москва)
|
73 (10) |
| 1975 | Нистру (Кишинёв)
|
19 (2) |
| 1976 | Спартак (Москва)
|
18 (2) |
| 1977—1978 | Искра (Смоленск)
|
? (18) |
| 1979 | Крылья Советов (Куйбышев)
|
? (?) |
| 1979 | Ургенч
|
КФК |
| 1980—1981 |  Мотор (Веймар)
|
18 (3) |
| 1982 | Не выступал | |
| 1983—1984 | Красный Октябрь (Москва)
|
КФК |
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.
| ||
Владимир Иванович Редин (16 августа 1952, Красноармейск[1], Московская область, СССР — 17 марта 1993, Москва, Россия) — советский футболист, полузащитник. Мастер спорта СССР (1973).
Содержание
Биография
Воспитанник ДСШ Мособлоно Мытищи. Выступал в «Труде» (Красноармейск) — 1969, «Спартаке» (Москва) — 1969-74, 1976, «Нистру» (Кишинёв) — 1975, «Искре» (Смоленск) — 1977-78, «Крыльях Советов» (Куйбышев) — 1979, «Ургенче» — 1979, «Моторе» (Веймар, ГДР) — 1980-81, «Красном Октябре» (Москва) — 1983-84.
В чемпионатах СССР 91 матч, 12 голов. За московский «Спартак» провёл 121 матч, забил 16 мячей.[2].
Скончался 17 марта 1993 года в Москве. Похоронен на 40-м участке подмосковного Долгопрудненского (Центрального) кладбища.
Достижения
- Серебряный призёр чемпионата СССР: 1974
- Бронзовый призёр чемпионата СССР: 1970
- Финалист Кубка СССР: 1972
Напишите отзыв о статье "Редин, Владимир Иванович"
Примечания
- ↑ Указывается также, что родился в Дальнем, см. [sport-necropol.narod.ru/redin.html спортивный некрополь]
- ↑ Нисенбойм Э., Расинский В. Спартак Москва. Официальная история 1922-2002. — М.: МС Медиа, 2002. — С. 735. — 870 с. — ISBN 5-902215-01-3.
Ссылки
- [www.spartak.com/main/team/first/2609/ Профиль на сайте ФК «Спартак» Москва]
- [fanat1k.ru/stats-player-403.php Статистика на сайте болельщиков ФК «Спартак» Москва]
Отрывок, характеризующий Редин, Владимир Иванович
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Категории:
- Родившиеся 16 августа
- Родившиеся в 1952 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Красноармейске (Московская область)
- Умершие 17 марта
- Умершие в 1993 году
- Умершие в Москве
- Спортсмены по алфавиту
- Футболисты по алфавиту
- Футболисты СССР
- Игроки ФК «Зимбру»
- Игроки ФК «Спартак» Москва
- Игроки ФК «Искра» Смоленск
- Игроки ФК «Крылья Советов»
- Игроки ФК «Веймар»
