Реди-мейд
Ready-made (реди-мэйд[1], от англ. ready «готовый» и англ. made «сделанный») — техника в разных видах искусства (главным образом — в изобразительном искусстве), при которой автор представляет в качестве своего произведения некоторый объект или текст, созданный не им самим и (в отличие от плагиата) не с художественными целями. Применительно к поэзии в почти идентичном значении используется другой англоязычный термин found poetry («найденная поэзия»); попыток перевода обоих терминов в русском искусствоведении не предпринималось.
Термин ready-made в контексте изобразительного искусства впервые использовал французский художник Марсель Дюшан в 1913, создавший в этой технике несколько работ: «Велосипедное колесо» (1913), «Сушилка для бутылок» (1914), скандальный «Фонтан» (1917).
Авторство художника или писателя, использующего ready-made, состоит в перемещении предмета из нехудожественного пространства в художественное, благодаря чему предмет открывается с неожиданной стороны, в нём проступают не замечавшиеся вне художественного контекста свойства.
Представители
Напишите отзыв о статье "Реди-мейд"
Примечания
- ↑ Р.С. ОСМИНКИН. [articult.rsuh.ru/articult-20-4-2015/articult-20-4-2015-osminkin.php От артефакта к арте-акту: реди-мейд как агент социального действия]. articult.rsuh.ru. Проверено 12 апреля 2016.
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Ready-made (фр.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Реди-мейд
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
