Бастионная система укреплений
Бастионная система укреплений — система фортификационных сооружений, пришедшая на смену средневековой фортификации. Бастионная система представляет собой земляной вал (куртину) с бастионами и равелинами, часто дополняющийся рвом (с водой или сухим). При взгляде сверху бастионная система имеет звездообразную форму.
Бастионная система использовалась как при строительстве относительно небольших фортов и крепостей, так и в роли городских оборонительных сооружений.
Содержание
История
Появление бастионной фортификации было связано с развитием артиллерии. Средневековые оборонительные сооружения (городские стены и башни) плохо выдерживали артиллерийский обстрел. Стены стали строить ниже и толще, иногда даже из земли и только облицовывали камнем. Вместо башен стали возводить пятиугольные бастионы, поначалу небольшого размера. Две передних стороны бастиона назывались фасами, две боковые фланками, тыльная, обращённая к крепости сторона — горжей. Бастионы позволяли эффективней обстреливать с фланга подступы к куртине. Прямые стены бастионов (в отличие от ронделей) позволяли всей артиллерии фланка концентрировать огонь на одной цели. Со временем бастионы строили всё больших размеров, для прикрытия куртины между ними стали устраивать равелины. Если первоначально осаждающие вели атаку на куртину между двумя бастионами, то позже стали атаковать один из бастионов. Бастионы могли быть целиком каменными, кирпичными, земляными облицованными камнем, или вовсе только земляными.
Бастионная система появилась в конце XV века (папский порт Чивитавеккья) и в XV—XVI веках распространилась по Европе. Едва ли не первой крепостью в форме правильной звезды были обновлённые Микеланджело укрепления Флоренции; впоследствии этот замысел повторили Сангалло при проектировании замка Капрарола и Скамоцци при строительстве крепости Пальманова. В XVII веке бастионную систему до совершенства довёл великий Вобан.
Фортификационные сооружения бастионного типа продолжали сооружаться до середины XIX века (например Второе вальное укрепление в Кёнигсберге, построено в 1850-х годах). С развитием дальнобойной артиллерии бастионная система устарела к началу XX века. Ещё до Первой мировой войны бастионные оборонительные сооружения многих городов были срыты.
Виды укреплений
Бастион
Бастио́н (итал. bastionato — всякая выступающая постройка) — пятистороннее долговременное укрепление, возводившееся на углах крепостной ограды. Представляет собой люнет с двумя фасами (передними сторонами), двумя фланками (боковыми сторонами) и открытой горжей (тыльной стороной)[1].
Обращённые друг к другу части двух соседних бастионов и соединяющий их участок ограды — куртина — образовывали бастионный фронт. Шпиц бастиона — исходящий угол бастиона[2].
Равелин
Равелин (лат. ravelere — отделять) — фортификационное сооружение треугольной формы, располагавшееся перед куртиной впереди крепостного рва в промежутке между бастионами, служащее для перекрёстного обстрела подступов к крепостному обводу, поддержки своим огнём соседних бастионов.
Стены равелина, как правило, были на метр-полтора ниже стен центральной крепости, чтобы в случае захвата равелина облегчить его обстрел.
Куртина
Куртина (итал. cortina — завеса) — крепостная стена; средняя часть крепостного бастионного фронта, соединяющая фланки смежных бастионов. Куртина обычно являлась объектом атаки осаждающих, которые стремились проделать в ней брешь для штурма. В конце XVI в. перед куртиной стали возводить особую постройку — равелин, который прикрывал куртину от огня и затруднял атаку. С этого времени атака стала направляться на бастион.
В более ранние времена куртины возводились значительно выше; с наружной стороны укрепления выкапывали ров и зачастую заполняли его водой.
Редюит
Редюит (фр. reduit от фр. redoute — редут) — внутреннее укрепление, сооружаемое в сомкнутых укреплениях для их усиления и боя внутри последних, чем несколько отличается от редута. Первоначально редюит служил убежищем для гарнизона, атакованного и теснимого со всех сторон. Под редюитом понимается также последний оборонительный опорный пункт в виде малого укрепления, помещённого внутри другого, более обширного, являющийся последним оплотом обороняющихся. Например, в классической фортификации цитадель является редюитом крепости.
Цитадель
Цитаде́ль (итал. cittadella — небольшой городок) — внутреннее укрепление крепости, имевшее самостоятельную оборону, являвшееся общим редюитом крепости и служившее последним опорным пунктом для гарнизона крепости в случае падения основных её укреплений. Цитадель должна быть достаточно обширной, чтобы весь оставшийся гарнизон мог в ней поместиться, и иметь все необходимые запасы. Термин происходит от латинского слова "civis", означающее "гражданин".
См. также
Напишите отзыв о статье "Бастионная система укреплений"
Примечания
- ↑ Бастион // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- ↑ Бастион // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
</ol>
Источники
- Фортификация — статья из Большой советской энциклопедии.
- Авенир Овсянов. В казематах Королевского форта: Очерки о фортификационных сооружениях старого Кёнигсберга. Калининград, Изд-во «Янтарный сказ», 1999.
- [rg.ru/2015/07/13/rodina-bastiony.html Как возникли русские бастионы?]
Ссылки
[www.google.com/maps/d/viewer?mid=zAEAcPqBuX8U.kl7p4srDHxCY&hl=ru Бастионные укрепления в Google Maps]
Отрывок, характеризующий Бастионная система укреплений
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
