Резидентура

Резидентура — заграничное учреждение органа внешней разведки.

Достоверных сведений о структуре и составе резидентур СВР в открытой печати не найдено. С некоторой степенью допустимости можно использовать данные о структуре резидентур ПГУ КГБ СССР, с допуском на современные изменившиеся условия.

Виды резидентур СВР

«Легальные» резидентуры СВР за рубежом

«Легальные» резидентуры СВР действуют под прикрытием официальных российских загранучреждений (посольств, консульств, торговых представительств, представительств России в международных организациях и т. п.). Несмотря на закрытие большого количества легальных резидентур в 1990 годы (в основном в небольших странах, где у России не было жизненно важных интересов — общее количество закрытых резидентур по отдельным источникам оценивалось на уровне 40 %), эта форма загранаппарата остается на вооружении СВР.

Профессиональный жаргонный термин «легальные» здесь понимается в специфическом разведывательном смысле. Он вовсе не означает правомочности (легальности) действий подобных подразделений разведки на территории иностранных государств, ибо шпионаж повсюду в мире является противозаконной и юридически преследуемой деятельностью. Он означает, что такие резидентуры (существование и деятельность которых официально отрицается и скрывается) привязаны к легальным представительствам России за рубежом.

Учреждение или организация прикрытия на профессиональном жаргоне разведки называется «крышей», а оперативный сотрудник СВР, работающий там — «крышевиком».

«Легальные» резидентуры СВР под прикрытием российских загранучреждений находятся под неусыпным контролем и наружным наблюдением контрразведок стран пребывания. Поэтому никаких по-настоящему серьёзных мероприятий с их базы не осуществляется. С позиции легальных резидентур можно проводить черновую работу, отслеживание контрразведывательного режима страны пребывания, включая отвлечение на себя ограниченных ресурсов контрразведок от реальной работы нелегальных резидентур и учреждений нетрадиционных прикрытий, а также работу с открытыми источниками и официальными связями. Однако наличие дипломатического иммунитета продолжает оставаться серьезным подспорьем в разведывательной деятельности. Судя по всему, в настоящее время легальные резидентуры служат своего рода координационным штабом.

«Нелегальные» резидентуры СВР за рубежом

«Нелегальные» резидентуры являются автономными структурными единицами, действующими под глубокими прикрытиями, не имеющими никакой видимой связи с российскими загранучреждениями. Несмотря на сильную уязвимость в случае провала, «нелегальные» резидентуры остаются самой подходящей формой загранучреждений разведки с точки зрения возможности выполнения ими самых ответственных заданий руководства (с количественной точки зрения не очень значительных).

Новые и нетрадиционные виды резидентур СВР

Нетрадиционные прикрытия являются своего рода гибридом между классическими «легальными» и «нелегальными», сочетая в себе преимущества обеих форм.

После распада СССР с его специфической идеологией и официальных структур КГБ СССР, скомпрометировавших себя, открылись границы России для международных обменов. В результате чего, значительно возросло количество российских граждан, постоянно проживающих за границей или регулярно выезжающих за рубеж. «Русская» диаспора (включая выходцев из союзных республик бывшего СССР) оценивается в 3-4 миллиона человек в США, в 2-3 миллиона — в Германии, порядка миллиона в Израиле. Понятно, что такая вербовочная база позволила СВР полностью перестроить свою разведдеятельность. Зачастую важно даже не число иммигрантов, а их качество. Так русская диаспора в Лондоне количественно оценивается всего в 300 тысяч человек, но среди них — люди очень влиятельные и богатые. Выходцы из СССР в Израиле играют серьёзную роль в государственной политике, представлены в парламенте (кнессете), правительстве и на министерском уровне. Регулярно проходит информация об использовании в разведцелях заграничных структур, монастырей и зарубежных епархий Московской патриархии, которые неуклонно увеличивают своё присутствие за границей.

Понятно, что в таком огромном контингенте разбросанных по всему миру выходцев из бывшего СССР можно эффективно и легко запрятать несколько тысяч оперативных сотрудников разведки. Многочисленные окологосударственные ассоциации соотечественников, отлично организованные и структурированные религиозные общины, магазинчики, галереи, рестораны и центры «культурного сотрудничества», загранструктуры Торгово-промышленной палаты — вот далеко не полный список потенциальных новых учреждений прикрытия для СВР. В целом можно смело оценивать долю, выпадающую на все эти новые и «нетрадиционные» прикрытия разведки, на уровне 80-90 %.

Структура резидентур

Довольно хорошо известна структура резидентур органов внешней разведки СССР: ПГУ КГБ СССР и ГРУ ГШ ВС СССР (довольно подробно структура и работа резидентур ГРУ описана в книге Виктора Суворова «Аквариум», а также в его же не издававшейся на русском языке книге «Внутри советской военной разведки». Можно предположить, что структура резидентур современных СВР и ГРУ аналогична, с учетом отдельных изменений в направлениях и целях разведдеятельности в современный период.

Структура резидентур КГБ СССР в меньшем масштабе воспроизводила структуру центрального аппарата внешней разведки — ПГУ.

В крупных резидентурах различным направлениям разведывательной деятельности соответствовали так называемые «линии»:

• Линия «ПР» — политическая разведка (географические отделы центрального аппарата)
• Линия «X» — научно-техническая разведка (управление «Т» центрального аппарата)
• Линия «Н» — нелегальная разведка (управление «С» центрального аппарата)
• Линия «КР» — внешняя контрразведка (управление «К» центрального аппарата)

Резидентуру возглавлял резидент. В отдельных странах (США) должность резидента была генеральской. Как правило, руководитель «легальной» резидентуры официально занимает одну из высокопоставленных посольских должностей и имеет дипломатический иммунитет.

В крупных резидентурах у резидента могло быть несколько заместителей по линиям разведработы.

Резидентуры КГБ СССР и ГРУ были оборудованы специальными помещениями, защищенными от прослушивания и иного тайного проникновения спецслужб противника, а также шифровальной и радиопередающей техникой для кодированной передачи сообщений в Центр (центральный аппарат разведки в Москве).

См. также

• Академия внешней разведки
• Резидент (спецслужбы)

Ссылки

• [svr.gov.ru Официальный сайт Службы внешней разведки России]
• [www.agentura.ru/dossier/russia/svr/ Досье на СВР на сайте] Agentura.Ru

Отрывок, характеризующий Резидентура

В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!