Резиденция митрополитов Буковины и Далмации

Резиденция митрополитов Буковины и Далмации*
Residence of Bukovinian and Dalmatian Metropolitans**
Всемирное наследие ЮНЕСКО
Главный корпус резиденции
Страна	Украина Украина
Тип	культурный
Критерии	ІІ, ІІІ, ІV
Ссылка	[whc.unesco.org/en/list/1330 1330]
Регион***	Европа
Включение	2011  (35-я сессия)
* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке] ** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке] *** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Резиденция митрополитов Буковины и Далмации (укр. Резиденція митрополитів Буковини і Далмації) — главная достопримечательность города Черновцы, Украина.

28 июня 2011 года на 35-й сессии комитета ЮНЕСКО включена в список Всемирного наследия.

История и архитектура

Архитектурный ансамбль бывшей Резиденции православных митрополитов Буковины и Далмации построен на месте старого епископского дома в 1864-1882 гг. Сегодня здесь находится Черновицкий национальный университет имени Юрия Федьковича. Этот уникальный архитектурный ансамбль появился на свет благодаря усилиям епископа Евгения (Гакмана). В 1863 году он добился от австрийского императора разрешения на сооружение новой просторной резиденции, достойной столицы Буковины. В следующем году, сразу после освящения Кафедрального собора Святого Духа, владыка Гакман уже заложил краеугольный камень в фундамент будущей резиденции.

Проект архитектурного ансамбля выполнил известный чешский учёный, архитектор, академик Йозеф Главка. Он спроектировал нетрадиционный комплекс сооружений в духе эклектики с преобладанием элементов византийского и романского стилей. Этот проект неоднократно занимал призовые места на известных конкурсах архитекторов и был, в частности, отмечен на Всемирной выставке в Париже. Композиция ансамбля довольно сложная, но при этом отмечается четкостью планирования. Она состоит из трёх монументальных сооружений-корпусов: главного, духовной семинарии вместе с церковью Трёх Святителей и пресвитерия.

В главном корпусе (ныне центральный V корпус, в котором размещены ректорат и факультет иностранных языков) находилась обитель митрополита с просторными апартаментами, где он работал и отдыхал, и роскошными залами, в которых он устраивал аудиенцию для высоких гостей и где происходили епархиальные заседания. В углу левого крыла корпуса разместилась домашняя церковь владыки — часовня Ивана Сучавского, с которой, собственно, и началось строительство всей Резиденции.

Среди помещений главного корпуса своей красотой и величием впечатляет Синодальный зал, один из самых красивых в Европе. Он был украшен мрамором (отсюда его сегодняшнее название — Мраморный) и обставлен боковыми галереями колонн, на которые опирался декорированный орнаментикой деревянный потолок. Впечатление неземного величия усиливали и коридоры с мраморной мозаикой на полу и расписными потолками в форме куполов. В 1944 году Синодальный зал был поврежден пожаром. В огне пострадали не только интерьеры, но и погибла синодальная библиотека, которая содержала уникальные старопечатные книги и архивы. Нынешний вид Мраморного зала — лишь копия, созданная реставраторами.

Однако пожар не тронул Зал заседаний Священного синода (сегодняшний Красный зал). Его интерьер сохранился в первоначальном виде. Стены Красного зала украшены китайским шелком, деревянный потолок декорирован орнаментом, а пол выстелен паркетом из красного бука, дуба и зелёной липы. На одной из стен висят огромные венецианские зеркала. Созданные по старинной технологии они насчитывают пять слоёв серебра.

По левую сторону от входа в Резиденцию в теперешнем VI корпусе университета находились два духовных учебных заведения. Одним из них была духовная семинария, созданная в Черновцах ещё в 1828 году Она занимала второй этаж здания, а первый этаж по инициативе митрополита было передано под нужды греко-православного теологического факультета только что открытого Черновицкого университета.

Подковообразный семинарский корпус с трёх сторон окружает церковь Трёх Святителей. Первый камень в фундамент храма заложил владыка Евген Гакман в апреле 1867 года. Над его интерьером работало несколько специалистов высокого уровня. Церковь расписывал художник-профессор из Вены Карл Йобст. Его кисти принадлежат темперные росписи с библейскими сюжетами. Благодаря замечательной акустике в храм охотно приходили послушать службу черновицкие почитатели церковного пения, которые нынче снова получили такую возможность.

В 1993 году после времен советского атеизма было восстановлено теологическое отделение в составе философско-теологического факультета Черновицкого университета, которое разместилось на первом этаже семинарского корпуса, а в церкви Трёх Святителей возродились богослужения, которые так же проводят студенты-теологи и их духовные наставники-преподаватели.

В корпусе, расположенном справа от центрального входа (ныне IV корпус университета, где теперь разместился географический факультет), находились дьяковская школа, архидиоцезальный музей и фабрика свечек. Крыша исторического здания пресвитерия, как и всей Резиденции, покрыта орнаментированной черепицей наподобие буковинских народных узоров. Посередине корпуса над главным входом возвышается башня с часами и куполом, который по кругу украшен звёздами Давида. Таким образом увековечили память о денежной помощи, предоставленной буковинской православной митрополии еврейской общиной города. Ведь необходимую для строительства Резиденции астрономическую сумму — 1,8 млн гульденов сами православные собрать бы не смогли.

Галерея

• University of Chernivtsi.jpg

  Главный корпус

• Chern univer.jpg

  Церковь Трёх Святителей

• Former Residency of Archbishop in Chernovci.jpg

  Географический факультет

• Chernivtsi University 2003 02.jpg

  Часовня Иоана Сучавского

Отрывок, характеризующий Резиденция митрополитов Буковины и Далмации

– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.