Резолют (стол)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Стол Резолют (англ. Resolute desk) — стол, используемый президентами США в основном в Овальном кабинете Белого дома. Стол не использовался только при президентах Линдоне Джонсоне, Ричарде Никсоне и Джеральде Форде. По желанию президента Джорджа Буша старшего стол убрали из Овального кабинета, но уже при Билле Клинтоне стол был возвращён в Овальный кабинет и находится там до сих пор.





История

Стол был изготовлен в 1880 году по приказу британского правительства из древесины барка «Резолют» после его разборки. В том же году, 23 ноября, стол был подарен президенту США Резерфорду Хейзу в знак доброй воли и в благодарность за возвращение барка «Резолют» флоту Её Величества королевы Виктории. Стол изготовил Уильям Евендон, квалифицированный столяр, нанятый в королевском порту в Чатеме. На столе «Резолют» им была помещена табличка с текстом:

Судно Её Величества «Резолют» в составе экспедиции, посланной на поиски пропавшего сэра Джона Франклина в 1852, было покинуто в 74°41′ с. ш. 101°22′ з. д. / 74.683° с. ш. 101.367° з. д. / 74.683; -101.367 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=74.683&mlon=-101.367&zoom=14 (O)] (Я) 15 мая 1854 года. Оно было обнаружено и выведено в сентябре 1855 года на 67 градусе северной широты капитаном китобойного судна Соединённых Штатов «Джордж Генри» Баддингтоном.

Судно было куплено, оборудовано и послано в Англию в подарок Её Королевскому Величеству королеве Виктории президентом и народом Соединённых Штатов в знак доброй воли и дружбы. Этот стол был сделан из его древесины после разборки судна и подарен королевой Великобритании и Ирландии президенту Соединённых Штатов в память о любезности и сердечной доброте, которыми было вызвано предложение принять «Резолют» в дар.

Барк Резолют

Барк «Резолют» участвовал в составе экспедиции по поиску пропавших исследователей во главе с Джоном Франклином. Резолют попал в ледовый плен и был оставлен командой, впоследствии барк был обнаружен командой американского китобойного судна в 1900 километрах от места, где «Резолют» бросила команда. Корабль был подремонтирован и доставлен в порт Нью-Лондона, где по предложению Генри Гриннелла выкуплен Конгрессом США и в знак доброй воли подарен Великобритании.

Модификации

Стол «Резолют» был изменён дважды. Президент Франклин Делано Рузвельт заказал передние панели для того чтобы не было видно его инвалидного кресла. Панель на петлях была изготовлена в 1944 году, но установлена на стол уже после смерти Рузвельта при президенте Трумэне. На панели изображена Большая печать США с белоголовым орланом, являющаяся гербом США.

Вторая модификация стола была сделана при президенте Рейгане. Президент Рональд Рейган, переехав в Белый дом, забрал свой стул из Капитолия, Калифорния; стул был достаточно высоким, поэтому колени президента упирались в стол. В результате к столу была добавлена однородная основа, которая увеличила высоту стола на два дюйма.

Копии

Копии стола Резолют демонстрируются как минимум в четырёх библиотеках носящих имена президентов, а также во многих музеях США.

Второй стол

Из древесины «Резолюта» был также изготовлен второй стол такой же конструкции, называемый «Стол Гриннелла» или «Стол королевы Виктории». Второй стол был подарен вдове Генри Гриннелла в благодарность за его вклад в поисках экспедиции Джона Франклина. Впоследствии он был подарен музею города Нью-Бедфорд в штате Массачусетс и находится там по сей день.

В массовой культуре

Широкую известность в мире оба стола получили благодаря американскому фильму «Сокровище нации: Книга тайн» с Николасом Кейджем в главной роли. По сюжету фильма, в тайнике, оборудованном в столах, хранятся таблички с ольмекской письменностью, за которыми и охотится герой Николаса Кейджа. По сюжету фильма, второй стол был сделан для королевы Виктории и находится в Букингемском дворце в Лондоне, и персонажам фильма приходится преодолевать ряд препятствий для достижения цели; в реальности второй стол находится в музее города Нью-Бедфорд. Для королевы действительно был также изготовлен стол из древесины барка Резолют, который долгое время находился в Букингемском дворце, но он не является парным для стола «Резолют» и сделан по другому проекту.

Галерея

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Резолют (стол)"

Отрывок, характеризующий Резолют (стол)

– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.