Резолюция Монтевидео

Резолюция Монтевидео — резолюция ЮНЕСКО IV.4.422-4224, принятая на 8 сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО 10 декабря 1954 года в Монтевидео. Резолюция утверждает культурную ценность языка эсперанто для мирового сообщества. 8 ноября 1985 года на 23 сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО в Софии резолюцией № XI.4.218 была подтверждена резолюция, принятая в Монтевидео.

Резолюция 1954 года

В начале 50-х годов в Организацию Объединенных Наций была предъявлена петиция об эсперанто от имени 492 различных общественных организаций с более чем 15 миллионов членов. Петицию подписали также почти 900 эсперантистов из 76 стран в индивидуальном порядке. Далее она была перенаправлена в ЮНЕСКО.

Кроме петиции для принятия резолюции нужен был проект, который могла представить делегация одной из стран-членов ЮНЕСКО. Найти такую страну, которая бы представила интерес эсперанто-движения взялся тогдашний президент Всемирной эсперанто-ассоциации Иво Лапенна. Перед конференцией он встречался с представителями многих стран, некоторые проявили заинтересованность в резолюции, но никто не взял на себя ответственность по представлению проекта резолюции.

Тем временем в Монтевидео была организована выставка об эсперанто и связанном с этим языком международном движении. На выставке побывала госпожа Вальярта из Мексики, которая после разговора с Иво Лапенном была настолько впечатлена, что смогла убедить своего мужа, руководителя мексиканской делегации, встретиться с представителями Всемирной эсперанто-ассоциации. Встреча состоялась, и господин Вальярта согласился представить в программную комиссию проект резолюции об эсперанто.

Первое голосование

Вопрос об эсперанто был внесён в повестку дня конференции и вечером 4 декабря началось обсуждение. Однако право вступительного слова по невыясненным обстоятельствам было дано профессору Блинкенбергу из датской делегации. Блинкенберг высмеял и раскритиковал эсперанто. В частности, он заявил, что «на искусственном языке, возможно, можно рассказать об уругвайском меню, но не о литературных ценностях». Последующие выступления Лапенна и уругвайского представителя не смогли переменить сложившееся негативное представление об эсперанто. В итоге за предложенную Мексикой резолюцию проголосовали три делегации, против — 23, воздержались 19.

Второе голосование

Представители Всемирной эсперанто-ассоциации обратились за помощью к местным эсперантистам, и вместе они составили письмо протеста, которое опубликовали в нескольких уругвайских газетах. В письме эсперантисты осудили вызывающее поведение Блинкенберга. Газеты перепечатывали письмо, добавляя свои комментарии. Инцидент с речью Блинкенберга превратился в общественный скандал. Под влиянием общественного мнения участники делегаций тоже стали склоняться на сторону эсперантистов.

Тем временем Лапенна подал в программную комиссию протест с требованием провести повторное голосование по вопросу об эсперанто. Копия протеста была направлена во все делегации.

Повторное рассмотрение вопроса об эсперанто состоялось 10 декабря. После объявления вопроса выступил сначала представитель Мексики. Затем британская делегация предложила незначительные изменения в тексте, которые были приняты и состоялось голосование: 30 делегаций проголосовали за резолюцию, 5 были против и 17, в том числе делегаты из СССР, воздержались.

Текст резолюции

Генеральная конференция, Обсудив доклад Генерального директора по вопросу об обращении к странам по вопросу использования языка Эсперанто, Генеральная конференция:

1. принимает во внимание результаты, достигнутые с помощью Эсперанто в области поддержания международных культурных связей и сближения народов мира;
2. констатирует соответствие этих результатов целям и идеалам ЮНЕСКО;
3. поручает Генеральному директору обеспечить дальнейший прогресс в использовании Эсперанто в области образования, науки и культуры, для чего считает необходимым установить деловой контакт со Всемирной Эсперанто-ассоциацией по всем вопросам, интересующим обе организации;
4. принимает во внимание тот факт, что некоторые страны - члены ЮНЕСКО заявили о своей готовности ввести и расширять преподавание Эсперанто в школах и высших учебных заведениях, и поручает Генеральному директору получить от этих стран информацию о результатах, достигнутых в этой области.

Резолюция 1985 года

В ноябре 1985 года в Софии состоялась 23 сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО. Выдающийся югославский эсперантист Тибор Секель, который представлял Всемирную ассоциации эсперанто и делегацию Югославии, внёс на голосование резолюцию об эсперанто. Резолюция была принята Генеральной конференцией ЮНЕСКО единодушно.

Текст резолюции

Учитывая, что Генеральная конференция на своей сессии 1954 г. в Монтевидео в резолюции 1.4,422-422,4 отмечает успехи, достигнутые при помощи международного языка эсперанто в области международного интеллектуального обмена и взаимопонимания народов мира, а также признавая, что эти результаты согласуются с целями и идеалами ЮНЕСКО;

Напоминая, что эсперанто за это время достиг значительного прогресса в качестве средства развития взимопонимания народов и культур различных стран, проникнув в большинство регионов мира и в большую часть областей человеческой деятельности;

Признавая огромные возможности эсперанто для международного взаимопонимания и общения между людьми различных национальностей;

Принимая к сведению значительный вклад эсперанто-движения и в особенности Всемирной ассоциации эсперантистов в распространении информации о деятельности ЮНЕСКО, а также участие в этой деятельности;

Учитывая тот факт, что в 1987 г. будет отмечаться столетие существования языка эсперанто:

1. Приветствует движение эсперанто в связи со столетием его существования;
2. Предлагает Генеральному директору продолжать внимательно следить за развитием языка эсперанто в качестве средства улучшения взаимопонимания между различными нациями и культурами;
3. Предлагает государствам-членам отметить столетие языка эсперанто путём проведения соответствующих мероприятий, принятия деклараций, выпуска специальных почтовых марок и т.д., а также содействовать введению в своих школах и высших учебных заведениях учебной программы, посвященной языковым проблемам и эсперанто;
4. Рекомендует неправительственным международным организациям принять участие в праздновании столетия языка эсперанто и рассмотреть возможность его использования в качестве средства распространения среди своих членов всех видов информации, включая информацию о деятельности ЮНЕСКО.

blinkenberg

Фамилия датского профессора Блинкенберг использовалась в эсперантоязычных периодических изданиях как имя нарицательное (blinkenberg) для обозначения людей, которые с умным видом рассуждают об эсперанто, выдавая свои предрассудки за факты.

Ссылки

• [unesdoc.unesco.org/images/0011/001145/114586e.pdf Резолюции 8-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО 1954 года] (англ.)
• [unesdoc.unesco.org/images/0016/001607/160782eb.pdf Рапорт о международной петиции в защиту эсперанто 01.06.1954]  (англ.)
• [www.uea.org/informado/ED38-eo.html#unesko Юнеско и Эсперанто]  (эсп.)

Отрывок, характеризующий Резолюция Монтевидео

Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.