Рейган, Рональд

Рональд Рейган Ronald Reagan
40-й Президент США
20 января 1981 года — 20 января 1989 года
Вице-президент:	Джордж Буш-старший
Предшественник:	Джимми Картер
Преемник:	Джордж Буш-старший
33-й губернатор Калифорнии
2 января 1967 года — 6 января 1975 года
Вице-губернатор:	Роберт Финч Эдвин Рейнек Джон Хармер
Предшественник:	Пэт Браун
Преемник:	Джерри Браун
Вероисповедание:	церковь Христа / пресвитерианство
Рождение:	6 февраля 1911(1911-02-06) Тампико (en), Иллинойс, США
Смерть:	5 июня 2004(2004-06-05) (93 года) Лос-Анджелес, Калифорния, США
Место погребения:	Сими, Калифорния
Супруга:	1) Джейн Уайман (1940—1948) 2) Нэнси Рейган (1952—2004)
Дети:	сыновья: Майкл и Рон; дочери: Маурин и Патриция
Партия:	Республиканская партия
Военная служба
Годы службы:	1937—1945
Принадлежность:	США
Род войск:	Военно-воздушные силы
Звание:	капитан
Сражения:	Вторая мировая война
Автограф:
Награды:

Ро́нальд Уи́лсон Ре́йган (англ. Ronald Wilson Reagan, МФА: [ˈrɒnəld ˈwɪlsən ˈreɪɡən]; 6 февраля 1911, Тампико, Иллинойс — 5 июня 2004, Лос-Анджелес, Калифорния) — 40-й президент США (1981—1989). 33-й губернатор штата Калифорния (1967—1975). Также известен как актёр и радиоведущий.

Юность

Рональд Уилсон Рейган родился 6 февраля 1911 года в квартире этажом выше местного банка в деревне Тампико (en) (штат Иллинойс). Позднее он заметил:

Семьдесят три года назад я родился в Тампико, штат Иллинойс, в крошечной квартирке в доме, где на первом этаже был банк. Других контактов с банками у меня не было.

— 26 апреля 1984

Отец — Джон Эдвард «Джек» Рейган (en), мать — Нелли Уилсон Рейган (en). Отец был ирландско-католического происхождения, а мать имела английские и шотландские корни. У Рональда был также старший брат — Нил «Луна» Рейган (en) (1908—1996), ставший рекламщиком. Увидев новорождённого сына, Джек Рейган заметил:

Он выглядит как маленький толстячок-голландец, но кто знает, он может вырасти и однажды стать президентом.

Оригинальный текст (англ.)  

He looks like a fat little Dutchman. But who knows, he might grow up to be president some day.

Семья Рейган некоторое время переезжала в различные города штата Иллинойс, включая Монмут (en), Гейлсберг и Чикаго. В конечном счёте в 1919 году они вернулись в Тампико и жили над универсальным магазином Питни (en). Став президентом и поселившись в Белом доме Рейган пошутил, что он опять живёт над магазином. После закрытия магазина Питни Стор в 1920 году Рейганы переехали в город Диксон (en), штат Иллинойс, средне-западная «маленькая вселенная» оставила в памяти Рональда сильное впечатление. Он посещал среднюю школу в Диксоне (en), где проявлял интерес к актёрскому искусству, спорту и развивал навыки рассказчика. Частые переезды с места на место заставляли Рональда менять школы, и каждый раз ему как новичку приходилось преодолевать настороженное недоверие одноклассников. Дела пошли на лад только в 1924 году, после успешной игры Рональда в футбольной команде Диксона. Однако наибольшего признания окружающих он добился, работая на своей первой работе в качестве спасателя в Лоуэлл-Парк на реке Рок-ривер (en). За 7 сезонов, начиная с 1926 года, им было спасено 77 утопающих, чем Рейган гордился всю свою жизнь.

В 1928 году он окончил среднюю школу в Диксоне и поступил в Юрика-колледж (en) (Юрика (Иллинойс) (en)) на факультет экономики и социологии. Правда, там, как и в школе, он отнюдь не блистал в науках. Когда годы спустя студенты спросили его, какова польза в том, чтобы быть президентом, он ответил: «Я мог отдать ФБР приказ строго засекретить мои школьные оценки». В то же время он старался активно участвовать в общественной жизни, был членом студенческого братства Тау Каппа Эпсилон (англ. Tau Kappa Epsilon) и со временем даже возглавил организацию студенческого самоуправления. На этом посту он возглавил студенческий бунт против президента колледжа, собравшегося урезать факультет. Также он активно занимался спортом, включая американский футбол. Позже он заметил:

Я не играл в бейсбол, потому что у меня были проблемы со зрением. Поэтому я стал играть в футбол. Там и мячик, и ребята покрупнее.

— 27 января 1987

Пол Кенгор, автор книги «Бог и Рональд Рейган» (англ. God and Ronald Reagan), пишет, что Рейган был весьма религиозен и верил в божественное происхождение человека, эта вера исходила от его матери Нелли и протестантской церкви «Ученики Христа», прихожанином которой он стал в 1922. Возможно это повлияло на формирование весьма необычных для того времени взглядов на межрасовые отношения. Известен случай в Диксоне, когда Рейган привёл в дом темнокожих, а его мать пригласила их остановиться на ночь и наутро накормила гостей завтраком.

Карьера в кино и на радио

Радио и кино

Рональд начал артистическую карьеру в качестве радиоведущего. После окончания колледжа в 1932 году Рейган переехал в штат Айова, где работал на многих маленьких радиостанциях. Университет Айовы нанял Рейгана освещать по радио игру футбольной команды Айова Янкиз. За каждый сеанс он получал по 10 долларов. Позднее Рон говорил, что время, когда он работал спортивным комментатором, было лучшим в его жизни. Позже он поступил на должность диктора радиостанции WOC (en) в городке Давенпорт в Айове, где получал уже 100 долларов в месяц. Благодаря своему голосу он приглашён на радиостанцию WHO (en) в Де-Мойне, где комментировал в прямом эфире матчи бейсбольной команды Чикаго Кабс, находясь на стадионе.

После путешествия вместе с Кабс по Калифорнии Рейган в 1937 году прошёл кинопробы и подписал семилетний контракт со студией Уорнер Бразерс. Его первая роль была в фильме «Любовь в прямом эфире (англ. Love Is on the Air)» (1937). В 1938 году вступил в профсоюз киногильдии. До конца 1939 года он появился в 19 фильмах, включая «Победить темноту» (1940). Перед съёмками в известном фильме «Дорога на Санта-Фе» он сыграл знаменитого футболиста Джорджа Гиппера в биографической ленте «Ньют Рокни — настоящий американец». С тех пор кличка «Гиппер» надолго закрепилась за Рональдом.

Наиболее заметная роль была сыграна Рейганом в 1942 году в фильме «Кингз Роу». Картина была номинирована на премию «Оскар», однако игра Рональда не встретила всеобщего одобрения (один из обозревателей даже написал, что актёр «легкомысленно ознакомился с характером своего героя». Хотя многие кинокритики и отмечают, что это был лучший фильм Рейгана, репортёр The New York Times Босли Кроутер, один из самых авторитетных кинокритиков, также осудил этот фильм.

Сам же Рональд отметил, что «Кингз Роу» сделал его звездой. Однако развить успех дальше не получилось, так как спустя два месяца после выхода фильма на экраны будущий президент был призван в армию и уже никогда не достиг такого киноуспеха.

После возвращения со службы Рейган снялся в фильмах: «Эта армия» (1943), «Бонзо, пора спать!» (1951), «Партнёр из Теннеси» (1952), «Закон и порядок» (1953) «Морские ведьмы» (1957), «Королева скота из Монтаны» (1954) и в ремейке фильма 1946 года «Убийцы» (1964).

За всю свою кинокарьеру Рейган снялся в 54 художественных фильмах. В большинстве случаев, это были малобюджетные фильмы категории «B», рассчитанные на небольшую аудиторию. Они не получали множества хороших отзывов и широкой известности. Фильмография Рональда Рейгана. Позднее он пошутил:

Продюсеры не стремились сделать эти фильмы хорошими — они стремились сделать их к четвергу.

Оригинальный текст (англ.)  

The producers didn’t want them good, they wanted them Thursday.

Военная служба

29 апреля 1937 года после прохождения 14 заочных военных курсов Рейган был включён в ряды армейского резерва (англ. United States Army Reserve) в качестве рядового B-класса 322-го кавалерийского полка в Де-Мойне (Айова). 25 мая 1937 года ему был присвоен чин второго лейтенанта Кавалерийского Офицерского Резервного Корпуса. 18 июня он был приписан к 323-му кавалерийскому полку. Его служебный номер был: 0 357 403.

18 апреля 1942 года он получил приказ об отправке на фронт, но медкомиссия классифицировала его лишь ограниченно годным, по причине близорукости, что исключало несение службы за границей. Его первым назначением стал пост офицера связи в погрузочном порту Сан-Франциско (Форт-Мейсон (англ. Fort Mason), Калифорния), он осуществлял взаимодействие между управлениями порта и транспорта. Получив одобрение ВВС, он перешёл в их ряды 15 мая 1942 года из кавалерии и получил назначение в службу связей с общественностью; впоследствии был переведён в Первый кинопроизводственный отдел (англ. First Motion Picture Unit) (официальное название: 18-я авиабаза ВВС, англ. 18th AAF Base Unit) в Калвер-Сити (Калифорния).

14 января 1943 Рейган был произведён в звание первого лейтенанта и был отправлен служить в англ. Provisional Task Force Show Unit в городе Бербанк. Отбыв там службу, он вернулся обратно в Первый кинопроизводственный отдел. 22 июля 1943 Рейган был повышен в звании до капитана.

В январе 1944 капитан Рейган был отправлен для прохождения временной службы в Нью-Йорк-сити, где он должен был принять участие в открытии Шестого Военного Займа (англ. War Loan Drive). (Заём средств у обеспеченного населения на финансирование войны). 14 ноября 1944 он снова был направлен на 18-ю военно воздушную базу, где и прослужил до конца войны. 2 февраля 1945 его кандидатура была рекомендована в звание майора, но эту рекомендацию отклонили 17 июля этого же года. Он вернулся в форт Мак-Артур в Калифорнии, где закончил службу 9 декабря 1945 К окончанию Второй мировой войны его подразделение сняло 400 учебных фильмов для ВВС США.

Профсоюз

В 1941 году Рейган был впервые избран в совет директоров гильдии киноактёров в качестве запасного члена. Он не имел влияния на деятельность гильдии в первые годы его пребывания в профсоюзе. Он просто присутствовал на заседаниях правления и внимал тому, что говорили его более опытные и влиятельные члены, среди которых были довольно известные и популярные актёры того времени. После своей демобилизации он стал третьим вице-президентом гильдии киноактёров в 1946 году. В 1947 году в организации произошёл конфликт интересов и правил, что привело к отставке 6 членов совета директоров и президента гильдии. Рейгана номинировали кандидатом в президенты ГКА на досрочных выборах и он эти выборы выиграл. Позднее он избирался президентом пять лет подряд, с 1947 по 1952 год, а в шестой раз был избран после перерыва в 1959 году. За это время Рейган провёл гильдию через весьма непростые годы, которые были отмечены трудовыми спорами: об акте Тафта — Хартли (англ. Taft–Hartley Act), слушания HUAC (комиссии по расследованию антиамериканской деятельности) и голливудской эры чёрного списка.

В начале 1940-х Рейган сотрудничал с ФБР, сообщая им имена тех работников киноиндустрии, кого он подозревал в симпатии к коммунизму.

Также в 1947 году, как президент гильдии, Рейган давал показания перед HUAC относительно влияния коммунистов на киноиндустрию. Рейган был убеждён, что коммунисты пытаются завладеть киноиндустрией.

Будучи ярым антикоммунистом, он подтвердил свою приверженность принципам демократии, заявив: «Я, как гражданин, никогда не хотел видеть нашу страну принуждённой ослабить какой-либо из наших демократических принципов в результате страха или возмущения, связанного с этой группой».

В конце 1950-х Рейган снялся в нескольких небольших киноролях и решил присоединиться к медиа. Он был приглашён на роль ведущего ставшего очень популярным еженедельного драматического сериала General Electric Theater (англ.). Согласно контракту он должен был десять недель в году объезжать заводы «Дженерал Электрик», ему часто приходилось произносить по 14 речей за день. Он получал примерно 125 тыс. долл. за год (в 2008 году это означало бы 1 млн долл.).

Его последняя работа как профессионального актёра была в роли ведущего и исполнителя в телесериале Death Valley Days (англ.) с 1964 по 1965 год.

Брак и дети

В 1938 году Рейган снимался в фильме Brother Rat (англ.) вместе с актрисой Джейн Уайман (1917—2007). Помолвка состоялась в Чикагском театре (англ. Chicago Theatre), венчались 26 января 1940 года в церкви Wee Kirk o' the Heather в городе Глендейл (Калифорния). У них было двое детей: Маурин (1941—2001) и Кристина (родилась и умерла в 1947 году), усыновили третьего — Майкла (родился 18 марта 1945 года). В 1948 году Уайман начала бракоразводный процесс, объясняя причину занятостью мужа в гильдии киноактёров и его политическими амбициями. В 1949 году супруги развелись, Рональд Рейган стал единственным разведённым президентом в истории США.

В 1949 году к Рейгану как к президенту гильдии обратилась актриса Нэнси Дэвис (1921—2016), она просила убрать её фамилию из голливудского чёрного списка (её внесли туда по ошибке, перепутав с другой Нэнси Дэвис). Нэнси описала их встречу словами: «Я не знаю, была ли это любовь с первого взгляда, но это было приятное сближение». Их помолвка состоялась в ресторане Чейзен в Лос-Анджелесе, венчались 4 марта 1952 года в церкви Литл Браун в долине Сан-Фернандо. Шафером на свадьбе был актёр Уильям Холден. У них было двое детей: Патриция (Пэти) (родилась 22 октября 1952 года) и Рон (родился 20 мая 1958 года).

Обозреватели описывали их взаимоотношения как действительно близкие и интимные. Когда Рейган стал президентом, а она первой леди, они часто демонстрировали свою любовь друг к другу. Как заметила пресс-секретарь президента: «Их отношения никогда не перерастали в обыденность. Они не переставали оказывать друг другу знаки внимания». Рональд называл свою жену Мамочка, она называла его Ронни. Однажды он написал о ней: «…[Она —] то чем я дорожу и наслаждаюсь… Для меня всё было бы безразлично без неё». Когда президент оказался в госпитале в результате покушения на него в 1981 году, Нэнси спала в его рубашке, поскольку её успокаивал запах мужа. В письме к американскому народу (1994) Рейган написал: «Недавно я узнал, что стал одним из миллионов американцев, поражённых болезнью Альцгеймера… Я желаю только того, чтобы Нэнси не разделила этой участи». В 1998 году Нэнси заявила журналу Vanity Fair: «Наши отношения особенные. Мы всё ещё очень любим друг друга. Когда я говорю, что моя жизнь началась с Ронни — это правда. Так и было. Я не могу представить свою жизнь без него».

Ранняя политическая карьера

Рейган был зарегистрированным членом Демократической партии, он восхищался личностью президента Франклина Рузвельта и поддерживал его экономическую программу. Однако в начале 1950-х его политические взгляды стали более консервативными. В результате он, оставаясь в рядах демократов, поддержал предвыборные президентские компании — 1952 и 1956 республиканца Дуайта Эйзенхауэра, а в 1960 — кампанию республиканца Ричарда Никсона. Находясь на посту в «Дженерал Электрик», Рейган объезжал заводы компании по всей стране и произносил речи перед служащими. Часто его речи были окрашены в политический тон, с позиций консерватизма, в них отражалась идея поддержки бизнеса. Свои речи Рейган писал сам, трудясь над ними ежедневно. (Позднее, во время его президентства у него были собственные спичрайтеры, однако речи, написанные ими, Рейган редактировал, а когда у него появлялось время — писал собственные речи). Однако его выступления всё больше расходились с официальным курсом компании, и в 1962 Рейган был уволен из «Дженерал Электрик».

Рейган выступал против некоторых гражданских прав, хотя позднее он изменил позицию, проголосовав за права и честное жилищное строительство. При этом он энергично отрицал расистские мотивы.

После введения в 1961 законодательства о медицинском страховании Рейган записал обращение к Американской медицинской ассоциации, предупреждая, что введение подобного закона может означать конец свободы в Америке. Рейган заявил, что если слушатели не напишут свои письма, чтобы предупредить такое развитие событий, то «мы можем [однажды] проснуться в социализме. Если вы не сделаете этого и я не сделаю этого, в один из дней, вспоминая прошедшие светлые годы и рассказывая детям и детям наших детей, что когда-то была такая Америка, в которой люди были свободны».

В 1964 году, два года спустя после смены партии, Рейган присоединился к президентской кампании консервативного кандидата Барри Голдуотера. Говоря в поддержку Голдуотера, он подчёркивал свою убеждённость в уменьшении правительственного регулирования. В своей знаменитой речи от 27 октября 1964 года на партийной конвенции Рейган раскрыл собственные идеологические взгляды: «Отцы-основатели знали, что правительство не может контролировать экономику не управляя людьми. Они знали, что если правительство желает чего-то добиться, оно должно использовать силу и принуждение для достижения поставленной цели. Пришло время — время выбирать». Эта речь стала известной под названием «Время выбирать», благодаря ей удалось собрать 1 млн долл. на кампанию Голдуотера. Принято считать, что речь стала стартом политической карьеры Рейгана.

Губернатор Калифорнии 1967—1975

Калифорнийские республиканцы были впечатлены политическими взглядами и харизмой Рейгана после произнесения им речи «Время выбирать» и в 1966 году выдвинули его кандидатуру на пост губернатора Калифорнии. В своей предвыборной кампании Рейган придал особое внимание двум основным темам: «Заставить вернуться на работу бездельников, сидящих на социальных программах» и «Очистить от смуты Беркли». (В калифорнийском университете Беркли в то время проходили антивоенные студенческие протесты, а также расцвели различные оппозиционные группы, в том числе ультрарадикального толка.)

Он выиграл выборы, одержав победу над губернатором Эдмундом Пэтом Брауном, который пытался пойти на третий срок.

3 января 1967 года, в 9 минут после полуночи, он принёс присягу. В 1988 Рейган объяснил, что выбрал именно это время, так как его предшественник Эдмунд Браун «должен был заполнить списки назначений и списки судей» в последние дни своего пребывания на посту губернатора. Профессор Марчелло Труцци, социолог Восточного университета Мичигана, который изучал интерес Рейгана к астрономии, прокомментировал объяснение Рейгана как «нелепое», так как Рейган принял своё решение шестью неделями раньше, основным мотивом послужил совет давнего друга Рейгана астролога Кэрол Райтер.

В ходе своего первого срока он заморозил правительственный найм, и допустил рост налогов для сбалансирования бюджета. Вскоре после начала своих полномочий Рейган выдвинул свою кандидатуру на первичных выборах от республиканской партии на президентских выборах — 1968, рассчитывая лишить кандидата Никсона поддержки Юга и стать компромиссным кандидатом, даже если Никсон или Нельсон Рокфеллер (второй по популярности кандидат среди республиканцев) наберут достаточно голосов, чтобы победить в ходе первого тура голосования на конвенции Республиканской партии. Однако на конвенции Никсон набрал 692 голоса, на 25 голосов больше чем необходимо. Рокфеллер занял второе место, а Рейган — третье.

Рейган участвовал в конфликтах с различными движениями протеста, конфликты стали самыми напряжёнными за всю эпоху. 15 мая 1969 во время протестов в народном парке Беркли Рейган отправил сотрудников дорожной полиции Калифорнии и других полицейских усмирить протестантов. Этот конфликт стал известен как «Кровавый четверг». Затем Рейган призвал 2200 национальных гвардейцев, чтобы на две недели оккупировать Беркли согласно приказу расправиться с протестантами. Когда Симбионистская армия освобождения захватила Патрисию Херст в Беркли и потребовала доставки еды беднякам, Рейган пошутил: «Как жаль, что сейчас нет эпидемии ботулизма!»

В начале 1967 начались национальные дебаты по проблемам абортов. Сенатор-демократ от штата Калифорния Энтони Бейленсон выдвинул «закон о терапевтических абортах» в целях сократить число «абортов, совершаемых в задних комнатах», имевших место в Калифорнии. Законодатели штата отправили этот билль Рейгану и, после многодневного размышления, он подписал его. В результате в штате было сделано около двух миллионов абортов, главным образом благодаря положению данного закона, разрешавшему делать аборт ради сохранения здоровья матери. До подписания Рейган был на посту всего лишь 4 месяца, после он заявил, что если бы он был более опытным губернатором, то никогда бы не подписал этот билль. Признав свою ответственность за то, что он назвал «последствиями» билля, Рейган объявил, что был за движение в защиту неродившихся детей. Позднее он определился со своей негативной позицией по вопросам абортов, известно множество его цитат по этому вопросу.

После провалившейся попытки отозвать Рейгана в 1968 он был переизбран в 1970, победив на выборах видного калифорнийского политика-демократа Джесса Марвина Унраха по прозвищу «Большой Папа». Рейган решил не выдвигать свою кандидатуру на третий срок. Одним из его величайших разочарований на посту губернатора было решение Верховного суда штата Калифорния по делу «штат против Андерсона», согласно которому максимальным наказанием, допустимым для применения в Калифорнии, стало пожизненное заключение, а все смертные приговоры, которые выносились здесь до 1972 года, были признаны недействительными. Сам Рейган выступал за соблюдение законов штата о смертной казни, применение которой он рьяно поддерживал. Единственной казнью, совершённой за время его губернаторства, стала казнь в газовой камере тюрьмы Сан-Квентин Аарона Митчелла 12 апреля 1967.

В ходе своего губернаторского срока политические убеждения Рейгана пришли в окончательную форму, и он придерживался их в ходе дальнейшей политической карьеры и своего пребывания на посту президента. В ходе своей кампании Рейган выступал против идеи государства благоденствия. Он твёрдо поддерживал идеал республиканцев об уменьшении государственного контроля над экономикой, включая борьбу с неоправданными налогами федерального правительства.

Президентские выборы — 1976

В 1976 на выборах кандидата в президенты США от Республиканской партии Рейган бросил вызов действующему президенту Джеральду Форду. Он обозначил себя как консервативного кандидата и пользовался поддержкой таких организаций консервативной направленности, как Американский консервативный союз, что стало ключом его политической базы, в то время как президент Форд пользовался поддержкой более умеренных республиканцев.

Кампания Рейгана была построена на стратегии, разработанной главой кампании Джоном Сирсом. Стратегия заключалась в победе на нескольких первичных выборах раньше старта кампании Форда. Рейган одержал победу на выборах в Северной Каролине, в Техасе и Калифорнии, но вскоре поддержка его кампании ослабла, и он закончил поражением в Нью-Гемпшире и во Флориде. К началу партийной конвенции Форд вырвался вперёд и был близок к победе. Понимая, что в партии сейчас сильно чувствуется влияние умеренного крыла, Рейган выбрал умеренно настроенного республиканца сенатора Ричарда Швайкера в качестве своего кандидата в вице-президенты. Тем не менее, Форд одержал победу, набрав 1187 голосов делегатов против 1070 голосов, набранных Рейганом.

Публичные речи Рейгана заостряли внимание на опасности ядерной войны и на угрозе, которую представлял Советский Союз. Хотя он и проиграл партийные выборы, на ноябрьских президентских выборах он получил 307 голосов от штата Нью-Гемпшир, 388 голосов в качестве независимого кандидата в штате Вайоминг и получил один голос «недобросовестного выборщика» от штата Вашингтон. В итоге Форд проиграл президентские выборы — 1976 демократу Джимми Картеру.

Президентские выборы — 1980

Рейган бросил вызов действующему президенту Джимми Картеру. В ходе кампании соперники обсуждали внутреннюю обстановку в стране и захват американских заложников в Иране. Рейган подчёркивал свои фундаментальные принципы: снижение налогов для стимулирования экономики, сокращения влияния правительства на жизнь простых граждан, права штатов и сильная национальная оборона.

После получения мандата республиканской партии на президентские выборы Рейган выбрал одного из своих главных оппонентов — Джорджа Буша-старшего в качестве своего кандидата в вице-президенты. Появление на октябрьских телевизионных дебатах способствовало росту его кампании. В итоге Рейган одержал победу на выборах, победив в 44 штатах, собрав 489 голосов выборщиков. Картер победил в 6 штатах, собрав 49 голосов выборщиков. По общему числу голосов результат Рейгана составил 50,7 % против 41 % набранных Картером. (6,7 % набрал независимый кандидат либеральный республиканец Джон Б. Андерсон). Впервые с 1952 республиканцы смогли занять 34 дополнительных места в Сенате, но демократы всё равно остались в большинстве.

«В результате президентских выборов к власти США пришли наиболее реакционные силы американского империализма во главе с Рейганом», — писали об этом в СССР.

Президентство Рейгана 1981—1989

В ходе своего президентского правления, называемого революцией Рейгана, президент проводил политику, отражающую его личную веру в свободу личности. Он внёс большие изменения в экономическую, внутреннюю и внешнюю политику США, поднял моральный дух американцев, люди стали меньше полагаться на правительство. Рейган вёл дневники, в которых комментировал ежедневные события и свои взгляды на них. В 2007 его дневники были опубликованы в книге «Дневники Рейгана», ставшей бестселлером.. Рейган не жалел денег на оборону: при нём бюджетные военные расходы США в 1987 году составили 282 млрд долларов (в последнем бюджете Дж. Картера на них было выделено только 160 млрд долларов).

Первый срок: 1981—1985

Рейган стал старейшим по возрасту президентом, занявшим пост (69 лет), и старейшим президентом в должности (77 лет). Свою первую инаугурационную речь 20 января 1981, текст которой он написал сам, он посвятил вопросам экономических неурядиц страны. «Во время кризиса правительство не решение, правительство — это и есть проблема». В то время как он произносил свою речь, 52 американских заложника в Иране были освобождены. В первый срок Рейган уделил особое внимание религиозным чувствам американцев. 1983 год был им объявлен «Годом Библии», а в начале 1984 года появились разъяснения для чиновников, что добровольная школьная молитва не противоречит Конституции США. Также в 1983 году вышло эссе Рейгана, в котором он осудил аборты. В 1984 году он подписал «Акт о защите детей», который увеличил штрафы за сексуальную эксплуатацию детей, а также закрепил понятие «несовершеннолетнего» как лица моложе 18 лет. Успешной была борьба Рейгана с преступностью, в результате чего за период 1980—1984 годов количество зарегистрированных преступлений сократилось в 1,1 раза, в том числе количество убийств уменьшилось в 1,2 раза.

Покушение на Рейгана

30 марта 1981 года, всего через два месяца после его вступления в должность, на президента Рейгана было совершено покушение. При выходе из гостиницы «Хилтон» в Вашингтоне, где Рейган выступал с речью, некий Джон Хинкли-младший вышел из толпы и за три секунды выпустил шесть пуль из револьвера, ранив трех человек из окружения Рейгана. Сам президент получил ранение в лёгкое пулей, срикошетировавшей от бронированного стекла лимузина, и был немедленно доставлен в больницу, где его экстренно прооперировали. Несмотря на преклонный возраст, Рейган быстро оправился от инцидента и вскоре вернулся к выполнению своих обязанностей. Остальные трое раненых при покушении также выжили, но один из них, пресс-секретарь президента Джеймс Брейди, остался инвалидом на всю жизнь.

Следствие установило, что Джон Хинкли лечился от психического расстройства и ранее преследовал президента Джимми Картера. Преступным мотивом Хинкли стала его патологическая одержимость актрисой Джоди Фостер (он был уверен, что, прославившись на всю страну, он сможет завоевать сердце актрисы). Преступника признали невиновным по причине умопомешательства и заключили в госпиталь Св. Елизаветы в Вашингтоне, где он находился до 27 июля 2016 года. Доктора признали что он больше не представляет никакой опасности для себя и окружающих.

Забастовка авиадиспетчеров

3 августа 1981 года профессиональный союз диспетчеров объявил забастовку, нарушив тем самым закон о запрете забастовок правительственных профсоюзов. В этот же день Рейган созвал пресс-конференцию в Розовом саду Белого дома. Он описал ситуацию как чрезвычайную и заявил, что если авиадиспетчеры не выйдут на работу в течение 48 часов, то они будут уволены. Несмотря на предупреждения некоторых членов его кабинета о неблагоприятных политических последствиях такого шага, 5 августа Рейган уволил 11 345 бастовавших авиадиспетчеров, проигнорировавших его приказ вернуться к работе.

Согласно взгляду профессора Чарльза Кравера, специалиста по трудовому законодательству юридического университета Джорджа Вашингтона: «Таким образом Рейган показал американцам новую точку зрения и послал сигнал частным работодателям, что выступать против профсоюзов — это хорошо».

Рейганомика

В течение 8 лет президентства Рейгана уровень инфляции снизился с 12,5 % (1980 год) до 4,5 % (1988 год). Уровень безработицы также упал, с 7,5 % до 5,3 %, достигая максимумов в 9,7 % в 1982 и 9,6 % в 1983 годах, но всё же в среднем составил уровень в 7,5 %.

В своей экономической политике Рейган опирался на идею «экономики предложения (англ. Supply-side economics)» и взывал к классической либеральной философии и принципу laissez-faire. Он пытался стимулировать экономику путём значительного и повсеместного снижения налогов, при этом он ссылался на вывод экономической теории Артура Лаффера (кривая Лаффера). Рейган утверждал, что потенциальный рост экономики после сокращения налогов компенсирует потери доходов. Рейганомика стала предметом политических дискуссий, сторонники указывали на улучшение ключевых экономических показателей как доказательство успеха, критики ссылались на возросшие дефицит бюджета и национальный долг. Президентская политика «мир через укрепление» (также описывается как «твёрдая, но справедливая») породило рекордное для мирного времени увеличение (на 40 %) ассигнований на нужды обороны в период с 1981 по 1985.

В течение президентского срока Рейгана ставки федерального подоходного налога значительно снизились после подписания двухпартийного экономического акта о восстановлении налогов (1981). Верхний уровень налога снизился с 70 % до 28 %. Конгресс же напротив ежегодно с 1981 по 1987 поднимал некоторые налоги, чтобы продолжать финансирование таких программ как TEFRA, социальную безопасность и акт о сокращении дефицита бюджета. Невзирая на факт, что TEFRA была «наибольшим повышением налога в мирное время в американской истории», Рейган более известен за свою идеологию снижения и сокращения налогов. Действительный рост валового внутреннего продукта сильно увеличился после рецессии 1982 года и продолжал расти в ходе восьми лет пребывания Рейгана у власти, ежегодный уровень роста составил 3,85 %. Безработица в 1982 достигла уровня в 10,8 % — больше чем в любое время после Великой Депрессии и затем стала падать в ходе остальных лет его президентства. Вместе с падением инфляции было создано 18 млн новых рабочих мест. Чистое падение доходов правительства в ходе эры налоговых законов Рейгана составило 1 % согласно оценкам, проведённым министерством финансов первого после избрания президента январского бюджета. Тем не менее общая сумма, получаемая от сбора федерального подоходного налога, удвоилась в период с 1981 по 1989, с 308,7 млрд $ до 549,0 млрд $.

В ходе президентства Рейгана федеральные доходы выросли до уровня 8,2 % (2,5 % ушло на возросшие запросы национальной безопасности) федеральные расходы выросли до уровня 7,1 %. Рейган также пересмотрел налоговый кодекс, приняв закон о реформе налогов 1986 года.

Политика Рейгана предполагала, что экономический рост начнётся, когда налоговые ставки снизятся достаточно для того, чтобы стимулировать инвестиции, что в дальнейшем приведёт к ускорению экономического роста, большей занятости и повышению заработной платы. Критики отмечали, что «просачивающаяся по швам экономика (trickle-down economics)» — убеждение, что налоговая политика, приносящая пользу богатым, породит эффект «просачивания по швам» для бедных (то есть ударит по бедным). Поднимались вопросы, действительно ли политика Рейгана более поддерживает богатых, чем живущих в нужде, множество бедняков и представителей меньшинств смотрели на Рейгана как на безразличного к их усилиям. Такие взгляды усиливало тот факт, что рейганомика включала заморозку минимальной зарплаты на уровне 3,35 $ за час, сократила федеральную помощь местным властям до 60 %, ограничила субсидирование бедных из бюджета, субсидии по статье 8-й (для частных фермеров) вдвое и упразднило программу Community Development Block Grant.

В соответствии со своими взглядами на возможно меньшее вмешательство правительства Рейган урезал бюджеты невоенных программ, включая Медикейд, программу льготной покупки продуктов, федеральные образовательные программы и агентство EPA. В то время как президент защищал такие правовые программы, как социальное страхование и Медикэр, его администрация пыталась исключить многих инвалидов из списков социального страхования инвалидов.

Позиция администрации по отношению к сфере сбережения и кредитования стала одной из причин возникновения кризиса сберегательной и кредитной сферы (в 1980-х и 1990-х), хотя нет согласия по вопросу, была ли причина возникновения кризиса единичной. Чтобы покрыть снова разросшийся дефицит бюджета, США прибегли к займам в больших масштабах как внутри страны, так и за рубежом, национальный долг вырос с 997 млрд $ до 2,85 трлн $. Рейган описал новый долг как «наибольшее разочарование» своего президентства.

Рейган повторно назначил Пола Волкера на пост председателя федеральной резервной системы и в 1987 назначил ему на замену монетариста Алана Гринспана. Рейган покончил с контролем цен на нефть внутри страны, что в начале 1970-х привело к энергетическому кризису. Впоследствии цена на нефть упала, и в 1980-х не возникало дефицита топлива, как в 1970-х. Рейган выполнил обещание избирательной кампании — 1980, отменив в 1988 налог на непредвиденную прибыль, который в прошлом увеличил зависимость от иностранной нефти. Некоторые экономисты, такие как нобелевские лауреаты Милтон Фридман и Роберт А. Мунделл, считают, что налоговая политика Рейгана взбодрила американскую экономику и внесла свой вклад в экономический бум 1990-х. Другие экономисты, такие как нобелевский лауреат Роберт Солоу, считают, что дефицит послужил главной причиной тому, что преемник Рейгана Джордж Буш-старший отрёкся от обещания, данного в ходе предвыборной кампании, и повысил налоги.

Ливан

Американские миротворческие силы в Бейруте, действующие как часть многонациональных сил в Ливанской гражданской войне, развёрнутые президентом Рейганом, были атакованы 23 октября 1983 года. Атака на американские казармы смертником за рулём набитого взрывчаткой грузовика в Бейруте обернулась гибелью 241 американского служащего и ранениями более чем 60 человек. Через четыре дня Рейган послал команду из Белого дома, возглавляемую вице-президентом Джорджем Бушем. Рейган назвал атаку «презренной», обещал сохранить военное присутствие в Ливане и планировал атаковать казармы шейха Абдуллы в Баальбеке, где тренировались бойцы Хезболлы, но впоследствии миссия была отменена. 7 февраля 1984 президент Рейган приказал морским пехотинцам начать уход из Ливана. В апреле 1984 в своём обращении к 20 тысячам присутствующим на конвенции Джерри Фалвелла «Баптистский фундаментализм — 1984» в Вашингтоне он прочёл первый доклад об этой атаке, написанный военно-морским капелланом (Рабби) Арнольдом Резниковым, которого попросили об этом Буш и его команда. Усама бен Ладен позднее назвал вывод Рейганом войск из Ливана знаком американской слабости.

Вторжение на Гренаду

25 октября 1983 года Рейган приказал американским силам вторгнуться в Гренаду, операция получила кодовое название «Вспышка ярости». В 1979 благодаря государственному перевороту к власти в Гренаде пришло независимое марксистско-ленинское правительство, примкнувшее к движению неприсоединения. Формальное обращение от организации восточнокарибских государств (OECS) к США привело к вторжению американских сил. Президент Рейган ссылался на угрозу, представляемую советско-кубинским военным строительством на Карибском море, и заботой о безопасности нескольких сотен американских студентов-медиков университета св. Георгия как на адекватные причины для интервенции. Операция «Вспышка ярости» стала первой крупной военной операцией, проведённой американскими силами после Вьетнамской войны. Несколько дней боёв привели к американской победе, 19 американцев погибло, 116 солдат получили ранения. В середине декабря, после того как новое правительство было назначено генерал-губернатором, американские силы ушли из Гренады.

Обострение холодной войны

Рейган обострил холодную войну, ускорив отход от политики разрядки, начавшийся с 1979 после входа советских войск в Афганистан. Рейган предопределил массированное строительство вооружённых сил США и применил новый курс по отношению к СССР, оживив программу бомбардировщика B-1, отменённую администрацией Картера, и производство ракеты MX «Peacekeeper».

Был инициатором создания в 1983 году Национального фонда демократии (англ. National Endowment for Democracy) — неправительственной организации, цель которой — «поощрять стремление народов к демократии».

В знаменитом обращении от 8 июня 1982 года к британскому парламенту в королевской галерее Вестминстерского дворца Рейган заявил: «марш к свободе и к демократии оставит марксизм-ленинизм на свалке истории».

8 марта 1983 года он предсказал, что коммунизм впадёт в коллапс, заявляя: «Коммунизм — это другая печаль, странная глава в человеческой истории, последние страницы этой главы прочитываются уже сейчас». В речи, обращённой к национальной ассоциации евангелистов от 8 марта 1983 года, Рейган назвал Советский Союз «империей зла».

23 марта 1983 года Рейган объявил Стратегическую оборонную инициативу (СОИ), проект обороны по использованию базирующихся на земле и в космосе систем для защиты США от атаки стратегическими ядерными баллистическими ракетами. Рейган полагал, что оборонный щит сможет сделать ядерную войну невозможной, но неверие в то, что эта технология окажется работоспособной, привело к тому, что оппоненты обозвали проект «Звёздными войнами» и приводили доводы, что цель данной технологии была недостижимой. Советы рассматривали возможные эффекты СОИ, советский лидер Андропов заявил, что это «поставило под угрозу весь мир». По этим причинам Дэвид Герден, бывший помощник Рональда Рейгана, полагает, что в ретроспективе СОИ ускорили окончание холодной войны.

1 сентября советские лётчики сбили самолёт рейса Korean Air Lines Flight 007 у острова Монерон. На борту самолёта находилось 269 пассажиров, включая конгрессмена от Джорджии Ларри Макдональда. Рейган отозвался о событии как о «резне» и объявил, что Советский Союз повернулся «против мира и моральных заповедей, повсюду управляющих взаимоотношениями между людьми». Администрация Рейгана ответила на инцидент приостановлением деятельности всех советских пассажирских аэрослужб в США и разорвала несколько финансовых соглашений, обсуждаемых с Советами, что причинило СССР финансовый ущерб. Как результат инцидента и погрешностей в работе навигационной системы Боинга, что являлось возможной причиной его уклонения от курса, Рейган объявил 16 сентября 1983 года, что глобальная система позиционирования «Навстар» (GPS) будет доступна для гражданского использования, бесплатна и будет приведена в порядок, чтобы предотвращать подобные навигационные ошибки в будущем.

Согласно политике, известной как доктрина Рейгана, президент и его администрация также оказывали открытую и скрытую помощь антикоммунистическим движениям сопротивления, чтобы сбросить поддерживаемые Советами правительства в Африке, Азии и Латинской Америке. Рейган развернул дивизион специальных действий в Афганистане. Они служили средством для подготовки, снаряжения и руководства сил моджахедов в борьбе против Советской армии. Программа Рейгана по тайной поддержке внесла свою роль в окончание советского военного присутствия в Афганистане, хотя боеприпасы, оставленные США, позднее представляют угрозу для американских войск, участвующих в войне в Афганистане с 2001 года. В качестве перерыва в политике Картера по вооружению Тайваня согласно акту отношений с Тайванем Рейган согласился с коммунистическим правительством Китая уменьшить продажу оружия Тайваню.

Критики отмечали, что внешняя политика Рейгана была агрессивной, империалистической и упрекали её в «поджигании войны», хотя политику поддерживали американские консервативные силы, которые приводили доводы, что это было необходимо для защиты интересов безопасности США.

Президентская кампания — 1984

Рейган был номинирован как кандидат от республиканской партии в Далласе, Техас на волне положительных чувств электората. Он объявил, что это было «новым утром в Америке», в связи с подъёмом экономики и доминированием американских атлетов на летней Олимпиаде-1984 в Лос-Анджелесе. Он стал первым американским президентом, открывшим игры, проведённые в США.

Оппонентом Рейгана на президентских выборах — 1984 стал бывший вице-президент Уолтер Мондейл. На первых президентских дебатах поднимались вопросы о возрасте Рейгана и его способности находиться на посту президента в следующий срок. Забывчивость, проявленная Рейганом, ужаснула его сторонников, знавших президента как остроумного человека. Позднее было сказано, что это дали о себе знать ранние симптомы болезни Альцгеймера. Рейган отыгрался на вторых дебатах, ответив на вопросы о своём возрасте такой колкостью: «Я не ставил возраст вопросом этой кампании. Я не собираюсь использовать в политических целях юность и неопытность моего оппонента», что породило общий смех и аплодисменты.

В ноябре 1984 Рейган был переизбран, победив в 49 из 50 штатов. Мондейл победил только в своей родной Миннесоте (3800 голосов) и округе Колумбия. Рейган сделал исторический рекорд, достигнув 525 голосов выборщиков, такого количества ещё не получал ни один кандидат в президенты США. Всего за Рейгана проголосовало 58,8 % избирателей, за Мондейла 40,6 %.

Второй срок: 1985—1989

Рейган принёс присягу на второй срок 20 января 1985 года на частной церемонии в Белом доме. Так как 20 января пришлось на воскресенье, инаугурация не отмечалась публично, празднование имело место на следующий день, 21 января в ротонде Капитолия. День 21 января стал одним из самых холодных дней за всю историю метеонаблюдений в округе Колумбия, в связи с непогодой празднование по случаю инаугурации перенесли внутрь здания Капитолия.

Летом 1982 некоторые консервативные активисты, включая Говарда Филипса из организации The Conservative Caucus и Клаймер Райт из Хьюстона, Техас побуждали Рейгана сместить главу президентской администрации Джеймса Бейкера III (тоже родом из Хьюстона) на основании того, что Бейкер, будучи близким другом Джорджа Буша-старшего, саботировал консервативные инициативы в администрации. Рейган отклонил просьбу Райта и Филипса о смещении. В 1985 по просьбе Бейкера назначил его на должность министра финансов. На пост главы администрации был назначен Дональд Риган, бывший до этого министром финансов. Рейган объявил выговор Райту и Филипсу за «кампанию саботажа», направленную против Бейкера.

Взрыв космического челнока «Челленджер» 28 января 1986 стал одним из основных моментов президентства Рейгана. Все семь астронавтов, бывших на борту, погибли. В ночь катастрофы Рейган произнёс речь, написанную Пеги Нунан, в которой он процитировал начальные и конечные строки поэмы Джона Маги «Высокий полёт».

Будущее не принадлежит малодушным, оно принадлежит храбрым. Мы никогда не забудем их, какими мы видели их в последний раз этим утром, когда они готовились к путешествию и махали руками на прощанье и выскользнули из мрачных оков Земли, чтобы дотронуться до Божьего лика.

Оригинальный текст (англ.)  

The future doesn't belong to the fainthearted; it belongs to the brave... We will never forget them, nor the last time we saw them, this morning, as they prepared for their journey and waved goodbye and 'slipped the surly bonds of Earth' to 'touch the face of God

Война с наркотиками

В ходе своего второго срока Рейган провозгласил более жёсткую политику в войне с наркотиками. Он заявил, что «наркотики угрожают нашему обществу» и обещал бороться со школами и учреждениями, где наркотики свободно распространяются, расширить сферу лечения от наркотиков, усилить правоохранительные органы, активизировать борьбу с наркомафией, увеличить общественную агитационную работу.

В 1986 году Рейган подписал билль об учреждениях по борьбе с наркотиками, согласно которому бюджет войны с наркотиками составил 1,7 млрд долларов и определил максимальные наказания за преступления, связанные с наркотиками. Билль критиковался за способствование значительному расовому неравенству среди заключённых в тюрьмах, критики также указывали на то, что такая политика делает мало для сокращения доступности покупки наркотиков на улицах и в то же время порождает значительное финансовое бремя для Америки. Защитники инициативы президента по борьбе с наркотиками отметили успех в снижении потребления наркотиков среди молодёжи. Первая леди Нэнси Рейган сделала войну с наркотиками своим главным приоритетом, основав агитационную кампанию против наркотиков «Просто скажи: НЕТ», направленную на то, чтобы отвратить детей и подростков от рекреационного употребления наркотиков, предлагая различные пути, чтобы сказать «нет». Миссис Рейган посетила 65 городов в 33 штатах, поднимая волну агитации против опасности наркотиков и алкоголя.

Ответ на эпидемию СПИДа

Администрация Рейгана в значительной степени игнорировала кризис с эпидемией СПИДа, которая начала разворачиваться в Соединенных Штатах в 1981 году, когда Рейган вступил в должность. Исследования СПИДа были хронически недофинансированы во время работы администрации Рейгана, и запросы врачей Центров по контролю и профилактике заболеваний на дополнительное финансирование получали рутинные отказы. К концу первых 12 месяцев после эпидемии, когда более 1.000 человек умерли от СПИДа в США, Центры по контролю и профилактике заболеваний провели исследования СПИДа менее чем на один миллион долларов США. В отличие от СПИДа, финансирование Центров по контролю и профилактике заболеваний для борьбы по прекращению болезни легионеров после вспышки в 1976 году было вполне достаточным; Центры по контролю и профилактике заболеваний потратили 9 миллионов долларов США в борьбе с болезнью легионеров, хотя её вспышка вызвала менее 50 смертных случаев.

К моменту, когда президент Рейган выступил с первой речью об эпидемии, примерно через шесть лет после его президентства, 36.058 американцев был поставлен диагноз СПИД и 20.849 умерли от него. К концу 1989 году, когда Рейган покинул свой пост, 115.786 человек был диагностирован СПИД в Соединенных Штатах и более 70 000 из них умерли от него. Было высказано предположение, что умерших тогда и в последующие десятилетия было бы гораздо меньше, если бы администрация Рейгана была так же решительна в борьбе со СПИДом, как администрация Джеральда Форда в борьбе с болезнью легионеров.

Бомбардировки Ливии

Отношения между Ливией и США в ходе президентства Рональда Рейгана были постоянно напряжёнными, начиная с инцидента в заливе Сидра в 1981. Напряжение вновь возросло в начале апреля 1986 после взрыва бомбы на берлинской дискотеке, что повлекло за собой гибель одного и ранения 63 американских военных. Заявив, что существовали «неопровержимые доказательства», того, что террористические акты были совершены по приказу ливийского руководства, Рейган разрешил использование силы против Ливии. Поздним вечером 15 апреля 1986 американские вооружённые силы предприняли серию авианалётов против наземных объектов в Ливии. Атака была направлена на то, чтобы лишить ливийского лидера Муамара Каддафи способности экспортировать терроризм, дать ему «урок и причины сменить своё преступное поведение». Президент обратился к нации из Овального кабинета после начала авианалётов, заявив: «Пока я нахожусь на своём посту, мы будем по всему миру отвечать на атаки и плохое обращение с американскими гражданами, совершённые по прямым указаниям враждебных режимов».

Закон о реформе и контроле за иммиграцией в США

Рейган подписал акт о реформе и контроле над иммиграцией. Акт сделал незаконным наём на работу нелегальных иммигрантов и потребовал от работодателей проверять иммиграционный статус устраивающихся на работу, даровал амнистию примерно трём миллионам нелегальных иммигрантов, которые въехали в США до 1 января 1982 года и постоянно проживали в стране. Критики утверждали, что санкции против работодателей были безумными и попытка приостановить нелегальную иммиграцию закончилась провалом.

В ходе церемонии подписания Акта, проведённой после недавно отреставрированной Статуи Свободы Рейган заявил:

Условия легализации в этом акте ведут к улучшению жизни индивидуалов, которые сейчас должны прятаться в тени, не имея доступа ко многим преимуществам свободы и открытого общества. Очень скоро многие из этих мужчин и женщин смогут шагнуть на свет солнца и, если они захотят, то станут американцами.

Дело «Иран-контрас»

В 1986 администрацию президента потряс скандал, причиной которого стали тайные продажи оружия в Иран с целью финансовой поддержки партизан-контрас в Никарагуа, что было специально запрещено актом Конгресса. Дело «Иран-контрас» стало самым большим политическим скандалом в США в 1980-е годы. Международный суд ООН (его юрисдикция в этом деле оспаривается) постановил, что США нарушили международные законы в Никарагуа и свои обязательства не вмешиваться в дела других государств.

Президент Рейган открыто проигнорировал суть скандала. Он назначил двух республиканцев и одного демократа (Джон Тауэр, Брент Скоукрофт и Эдмунд Муски) в комиссию, известную как «комиссия Тауэра», чтобы расследовать обстоятельства дела. Комиссия не нашла прямых доказательств того, что Рейган до этого знал о программе, но сильно раскритиковала его за отсутствие внимания к управлению своим штабом, что создало возможность диверсии с фондами. Отдельный доклад Конгресса заключил, что «Если президент и не знал, что делают его советники по национальной безопасности, то он должен был знать». Меньше чем за неделю популярность Рейгана снизилась с 67 до 46 процентов, это самое большое и быстрое снижение популярности для президента США. Скандал привёл к обвинению 14 членов штаба президента и к 11 осуждениям.

Многие жители Центральной Америки упрекали Рейгана за его поддержку контрас, называя его фанатичным антикоммунистом, слепым к нарушениям прав человека, в то время как остальные говорили, что он «спас Центральную Америку». Сандинист Даниэль Ортега, президент Никарагуа, сказал, что надеется, что Бог простит Рейгана за его «грязную войну против Никарагуа». В 1986 США были признаны виновными международным судом ООН в военных преступлениях, совершённых против Никарагуа.

Завершение Холодной войны

После военного строительства президента Рейгана Советский Союз не предпринимал собственного масштабного военного строительства. Военные расходы вкупе с неэффективным планированием были тяжким бременем для советской экономики. В то же время администрация Рейгана побудила Саудовскую Аравию увеличить добычу нефти, что привело к снижению цен на нефть в 1985—1986 годах на две трети. Нефть была главным источником экспортных доходов для СССР. Эти факторы обусловили погружение экономики СССР в стагнацию в ходе правления Горбачёва.

Рейган признал перемену советского курса при лидерстве Горбачёва и поменял направление дипломатии, с намерением побудить советского лидера прийти к прочным соглашениям о вооружениях. Личной целью Рейгана стало достижение «мира, свободного от ядерных вооружений», которые он рассматривал как «полностью иррациональные, полностью бесчеловечные, ни на что не годные кроме убийства, возможно разрушительные для жизни на Земле и для цивилизации». Рейган смог начать переговоры о ядерном разоружении с генеральным секретарём Горбачёвым. Между 1985 и 1988 годами Горбачёв и Рейган провели четыре совещания: первое в Женеве (Швейцария), второе в Рейкьявике (Исландия), третье в Вашингтоне и четвёртое в Москве. Рейган полагал, что если он сможет побудить Советы позволить больше демократии и свободы слова, то это приведёт к реформам и к концу коммунизма.

Выступая с речью у Берлинской стены 12 июня 1987, Рейган призвал Горбачёва пойти дальше, заявив:

Генеральный секретарь Горбачёв, если вы ищете мира, если вы добиваетесь процветания для Советского Союза и для Восточной Европы, если вы стремитесь к либерализации, приходите сюда к этим воротам. Господин Горбачёв, откройте эти ворота! Господин Горбачёв, снесите эту стену!

Перед своим визитом в Вашингтон, где должны были состояться третьи по счёту переговоры на высшем уровне, советский лидер заявил о намерении добиться значительного соглашения по вооружениям. Срок заявления привёл западных дипломатов к утверждениям, что Горбачёв пойдёт на большие уступки перед США по уровням обычных вооружённых сил, ядерного вооружения и политики в Восточной Европе. В Белом доме Горбачёв и Рейган подписали договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, согласно которому уничтожался целый класс ядерных вооружений. При подписании договора СССР впервые за всю историю Холодной войны пошел на значительные уступки своим оппонентам, и с этого момента советские позиции начали сдаваться одна за другой.

Лидеры двух стран заложили основу для договора об ограничении стратегических наступательных вооружений или СНВ-1. Рейган настаивал на смене названия договора: не договор об ограничении стратегических наступательных вооружений, а договор о сокращении стратегических наступательных вооружений.

Холодная война ещё продолжалась, однако накал противостояния резко спал, конфронтационная риторика начала сменяться партнерской. Летом 1988 года Рейган посетил Москву для участия в четвёртых по счёту переговорах на высшем уровне. На вопрос журналиста, продолжает ли Рейган рассматривать Советский Союз как империю зла, был дан ответ: «Нет. Я говорил о другом времени, другой эре». По просьбе Горбачёва Рейган выступил с речью о свободных рынках в МГУ. В своей автобиографии Американская жизнь Рейган заявил о своих тёплых чувствах к Горбачёву.

Окончание Холодной войны было провозглашено 3 декабря 1989 года на встрече преемника Рейгана Дж. Буша-старшего и Горбачёва на Мальте, а юридически оформлено 21 ноября 1990 года на саммите в Париже, где была подписана Хартия для новой Европы. Год спустя Советский Союз перестал существовать.

Несмотря на то, что существенные геополитические изменения, ознаменовавшие конец Холодной войны, произошли уже в годы президентства Дж. Буша-старшего, заслугу Р.Рейгана, заложившего прочную основу для прекращения конфронтации, трудно отрицать.

Вместе с тем, по мнению проф. С. М. Меньшикова, особая заслуга Рейгана в окончании холодной войны — немалое преувеличение, в действительности «крупных сдвигов в отношениях тогда не было, и более серьёзный прогресс в области ракетно-ядерного оружия произошёл лишь при Джордже Буше-старшем, то есть начиная с 1989 года».

Состояние здоровья

В начале своего президентского срока Рейган стал носить изготовленный на заказ, технологически продвинутый слуховой аппарат, сначала в правом, а затем и в левом ухе. Его решение в 1983 году выйти на публику, не скрывая свой аппарат, подняло волну их продаж.

13 июля 1985 года Рейган подвергся операции по удалению полипов из прямой кишки в военно-морском госпитале в Бетесде. На восемь часов он передал президентские полномочия вице-президенту, следуя ходу простой процедуры, указанной в 25-й поправке, вызова которой он намеренно постарался избежать. Операция продолжалась три часа и прошла успешно. В тот же день Рейган принял полномочия обратно. В августе того же года ему была сделана операция по удалению раковой опухоли из носа. В октябре в носу была обнаружена и удалена ещё одна раковая опухоль.

В январе 1987 Рейган был прооперирован в связи с увеличением простаты, что породило волнения о его здоровье. Не было обнаружено ракового процесса, и в ходе операции он не подвергался воздействию седативных средств. В июле того же года в возрасте 76 лет из его носа была удалена третья раковая опухоль.

Назначения в Верховные суды

В ходе предвыборной кампании в 1980-м Рейган обещал, что если ему дадут возможность, то он назначит первый женский Верховный суд. Возможность появилась в первый же год его пребывания на посту, Рейган представил кандидатуру Сандры Драй О’Коннор на место ушедшего на пенсию судьи Поттера Стюарта. В ходе второго срока Рейган назначил Уильяма Ренквиста на пост председателя Верховного суда (освободившийся после ухода в отставку главного судьи Уоррена Бергера) на освободившееся место Ренквиста президент назначил Антонина Скалию. В 1987 Рейган выдвинул кандидатуру консерватора Роберта Борка в Верховный суд, но этому яро воспротивился сенатор-демократ от штата Массачусетс Тед Кеннеди, последовала обширная дискуссия. Кандидатура Борка была отвергнута 58 голосами против 42. Затем Рейган выдвинул кандидатуру Дугласа Гинзбурга в Верховный суд, но тот снял свою кандидатуру после того как стало известно, что он употреблял марихуану. На его место в итоге был выдвинут Энтони Кеннеди. Всего за время президентства Рейган назначил трёх членов Верховного суда, 83 судей в апелляционные суды и 290 судей в окружные суды.

Рейган также выдвинул кандидатуру Вога Уолкера в окружной суд центрального района Калифорнии, позднее оказалось, что он первый федеральный судья — открытый гей. Однако процесс выдвижения застопорился на уровне Сената, Уолкер был назначен преемником Рейгана — Джорджем Бушем-старшим.

Постпрезидентский период (1989—2004)

После оставления поста президента в 1989 семья Рейган приобрела дом в Бель-Эйр, Лос-Анджелес в дополнение к своему ранчо Рейган в Санта-Барбаре. Чета Рейган регулярно посещала пресвитерианскую церковь Бель-Эйр, Рейган иногда выступал от лица Республиканской партии. На национальной республиканской партийной конвенции в 1992 Рейган произнёс речь, которая была хорошо принята. 4 ноября 1991 была торжественно открыта президентская библиотека Рональда Рейгана. На церемонии открытия присутствовали пять экс-президентов и шесть бывших первых леди, обозначая таким образом пятерых предыдущих президентов, собравшихся в одном месте. Рейган выступил в пользу билля Бредли (поправке к конституции, требующей, чтобы бюджет был сбалансирован) и отмену 22-й поправки, запрещающей любому президенту оставаться на посту более двух сроков. В 1992 Рейган учредил Медаль свободы Рональда Рейгана и президентский фонд Рональда Рейгана. 3 февраля 1994 он произнёс последнюю публичную речь в ходе своего чествования в Вашингтоне, последний раз он появился на публике 27 апреля 1994 во время похорон Ричарда Никсона.

Болезнь Альцгеймера

В августе 1994 в возрасте 83 лет у Рейгана была обнаружена болезнь Альцгеймера. В ноябре он проинформировал об этом американский народ в собственноручно написанном письме:

Мне сказали недавно, что я — один из миллионов американцев, которым предстоят страдания от болезни Альцгеймера… В настоящее время я чувствую себя хорошо. Я надеюсь прожить остаток дней, которых Господь даровал мне на этой земле, делая вещи, которые я всегда выполнял… Сейчас я начинаю путешествие, которое приведёт меня к закату моих дней. Я знаю, что Америка всегда будет блестящим городом на холме впереди. Спасибо вам, друзья мои. Да благословляет вас всегда Господь.

После объявления диагноза по адресу дома Рейганов в Калифорнии стали приходить письма поддержки с благими пожеланиями. Однако ходили слухи, что Рейган начал демонстрировать симптомы умственной дегенерации, ещё будучи президентом. Бывшая корреспондентка Си-би-эс в Белом доме Лесли Сталь вспоминает интервью, в ходе которого рассеянный Рейган, казалось, не понимал, кто, кроме него, находится в комнате, и перед тем, как Рейган пришёл в себя, она была близка к тому, чтобы заявить о дряхлости президента. Однако доктор Лоуренс К. Альтман, врач и репортёр Нью-Йорк Таймс отметил, что трудно отличить простую забывчивость и начало болезни Альцгеймера. Все четверо врачей Рейгана в Белом доме заявили, что они не видели никаких доказательств, что у президента началась болезнь Альцгеймера в ходе его пребывания на посту. Доктор Джон Е. Хаттон, первый врач Рейгана в период с 1984 по 1989, заявил, что президент «не показывал абсолютно никаких признаков слабоумия или болезни Альцгеймера». Память иногда подводила Рейгана, особенно с именами. Однажды во время встречи с премьер-министром Японии Ясухиро Накасоне Рейган несколько раз отозвался о вице-президенте Буше как о «премьер-министре Буше». Тем не менее, врачи Рейгана отмечают, что явные симптомы болезни появились только в конце 1992 или 1993 годов, через несколько лет после того, как он оставил свой пост. Бывший глава президентского штаба Джеймс Бейкер отметил, что мысль, будто Рейган спал в ходе кабинетных заседаний, «смехотворна». Другие члены штаба, бывшие помощники и друзья заявили, что также не видели никаких признаков болезни Альцгеймера, когда Рейган пребывал на своём посту.

За пять лет до обнародования диагноза, в июле 1989 года, Рейган получил травму головы. Находясь в Мексике, он упал с лошади, и в этом же году он был прооперирован по поводу обнаруженной субдуральной гематомы.

С годами болезнь медленно разрушала умственные способности Рейгана. Он мог узнавать только некоторых людей, включая жену Нэнси. Однако он продолжал вести активный образ жизни, гулял по парку близ своего дома и по пляжам, регулярно играл в гольф и часто посещал свой офис в находящемся неподалёку Century City.

13 января 2001 Рейган, находясь у себя дома в Бель-Эйр, упал и сломал бедро. Обломки были совмещены на следующий день, и 89-летний Рейган вернулся домой в конце недели, хотя ему пришлось подвергнуться мучительной физиотерапии на дому. 6 февраля 2001 Рейгану исполнилось 90 лет, он стал третьим в истории экс-президентом, достигшим данного возраста (двое других — Джон Адамс и Герберт Гувер, затем этого возраста достигли Джеральд Форд, Джордж Буш и Джимми Картер). С развитием болезни Рейган стал всё меньше появляться на публике, и в результате его семья пришла к решению, что ему следует жить в спокойствии и изоляции. В 2001 году Нэнси Рейган заявила Ларри Кингу во время интервью в CNN, что только очень немногим посетителям позволялось видеть её мужа, потому что она считает, что «Ронни хотел бы, чтобы люди помнили его таким, каким он был». После определения диагноза и последующей кончины мужа миссис Рейган стала выступать за исследования стволовых клеток, призывая Конгресс и президента Джорджа Буша-младшего поддерживать финансирование этих исследований из федерального бюджета.

Смерть

Смерть

Рональд Рейган скончался 5 июня 2004 года у себя дома в Бель-Эйр в Лос-Анджелесе в возрасте 93 лет. Смерть наступила в 13:00 по местному времени (20:00 по Гринвичу). В момент кончины рядом с ним находилась его супруга, Нэнси Рейган, которая отказалась сообщить детали о состоянии мужа перед смертью, заявив лишь, что «долгий путь Ронни достиг той точки, в которой я больше не могу быть рядом с ним». На момент смерти Рональд Рейган болел воспалением лёгких на фоне болезни Альцгеймера.

«Рейган своим величием заслужил уважение американцев, а его добродетели стали источником народной любви».

Джордж Буш

Вскоре Нэнси Рейган выпустила заявление, гласящее: «Моя семья и я хотели бы сообщить миру о смерти Рональда Рейгана в возрасте 93 лет после 10 лет страданий от болезни Альцгеймера. Мы ценим молитвы каждого».

Мировая реакция на смерть Рейгана

Президенту США Джорджу Бушу сообщили о смерти Рейгана во время ужина в Париже с президентом Франции Жаком Шираком. Буш назвал день смерти Рейгана «печальным днём». Буш выразил соболезнования вдове Рейгана Нэнси, которая заявила, что ценит «молитвы всех, кто эти годы молился за его здоровье». После сообщения о смерти Рейгана по всей Америке были приспущены флаги. Президент Джордж Буш-младший объявил 11 июня национальным днём траура.

«Президент Рейган был одним из моих самых близких политических союзников и личных друзей».

Маргарет Тэтчер

• Представитель Букингемского дворца сообщил, что «Королева Елизавета II весьма опечалена кончиной Рональда Рейгана».

• Бывший британский премьер Маргарет Тэтчер заявила, что Рейган останется в сердцах тех, кто добился свободы в результате его политики. Она назвала его заслугой «победу в холодной войне за свободу без единого выстрела». «То, что он добился столь многого в весьма непростых условиях да ещё с таким чувством юмора и человечным отношением к людям, делает Рональда Рейгана настоящим американским героем», — отметила Тэтчер.

• Экс-президент Советского Союза Михаил Горбачёв также высоко оценил конструктивную позицию Рейгана на американо-советских переговорах и заявил, что без Рейгана перестройки в тогдашнем СССР могло и не случиться.

• Венгерский премьер Виктор Орбан заявил агентству «Ассошиэйтед пресс», что «Венгрия и Европа не забудут помощи Рейгана и его поддержки бывшим коммунистическим странам».

• Бывший чешский диссидент Иржи Динстбир отметил, что при Рейгане «поддержка Америки имела очень важное значение для нашей безопасности и положения в обществе».

Похороны

Сразу после смерти тело покойного было перевезено из дома в похоронное бюро, а затем доставлено в здание библиотеки и музея, названных в его честь, в г. Сими Вэлли в штате Калифорния.

Затем гроб с телом покойного был перевезён самолётом в Вашингтон, где на два дня установлен в ротонде Капитолия для траурной церемонии с государственными почестями. Попрощаться с покойным пришли за это время около 90 тысяч человек. Представитель госдепартамента США заявил, что примерно 220 бывших и действующих официальных лиц из примерно 165 стран приняли участие в церемонии прощания с Рейганом. Среди них — 25 глав государств и правительств, а также по меньшей мере 14 глав внешнеполитических ведомств и 11 бывших глав государств и правительств.

В день похорон Рейгана, согласно распоряжению президента США Джорджа Буша, не работали все правительственные учреждения и государственные ведомства. Исключение было сделано только для тех структур минобороны, госдепартамента, министерства юстиции и внутренней безопасности, которые обеспечивают «национальную безопасность, оборону и иные общественные задачи».

После церемонии прощания гроб с телом 40-го президента США покрытый американским флагом был доставлен самолётом на военную базу в Калифорнии, где 12 июня 2004 года в долине Сими, на закате солнца, на берегу океана прошли последние траурные мероприятия. Там его встретил салют из 21 орудия. В церемонии приняли участие около 720 членов семьи Рейганов и близких. Среди них были экс-премьер Великобритании Маргарет Тэтчер, губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер, актёр Том Селлек и певец Уэйн Ньютон. После прощания катафалк проделал 40-километровый путь до президентской библиотеки в Сими Вэлли, где тело было предано земле. На протяжении всего маршрута по краю дороги стояли толпы людей. После траурного пушечного и ружейного салюта и молитвы всю неделю покрывавший гроб звёздно-полосатый национальный флаг был особым образом свёрнут в треугольник и по американской воинской традиции передан вдове Нэнси Рейган.

Наследие

После оставления Рейганом поста президента в 1989 году между учёными, историками и вообще среди публики разгорелись споры о значении правления Рейгана. Сторонники экс-президента указывали на более эффективную и процветающую экономику возникшую в результате проведения рейганомики, триумфы международной политики, одним из которых стало мирное окончание «холодной войны», восстановление американской гордости и морали. Всё это произошло после восьми лет пребывания Рейгана на посту президента. Критики заявляют, что экономическая политика, проводимая Рейганом привела к возникновению огромного бюджетного дефицита, увеличению социального неравенства, росту числа бездомных, подрыву доверия к США (после дела «Иран-контрас»). Несмотря на продолжающиеся споры согласно данным опросов общественного мнения Рейган занимает первое место по популярности среди современных американских президентов.

Среди ведущих американских политиков и журналистов мнения о Рейгане также различаются. Эдвард Фёлнер, президент фонда «Наследие», заявил, что Рейган «помог в создании более безопасного свободного мира», и отозвался о его экономической политике: «Он принял Америку, страдающей от недомогания… и сделал так, что её граждане снова поверили в свою судьбу». Марк Вайсброт, содиректор Центра экономических и политических исследований, напротив, заявил, что «экономическая политика Рейгана была по большому счёту провальной». Говард Курц из The Washington Post высказал мнение, что Рейган был «гораздо более противоречивой фигурой в своё время, чем во время всё более бурного потока суждений с экранов телевидения».

Несмотря на продолжающиеся споры о его наследии, многие учёные консервативного и либерального толка соглашаются с тем, что Рейган был наиболее влиятельным американским президентом со времён Франклина Рузвельта. Рейган оставил свой отпечаток на американской политике, дипломатии, культуре и экономике. Как резюмировал британский историк М. Дж. Хил, историки согласны с тем, что Рейган восстановил консерватизм, повернул нацию на сторону правонастроенных, проводил весьма прагматичную консервативную политику на основе сбалансированной идеологии и политических ограничений, оживил веру в Президента и самоуважение у американцев и внёс свой вклад в победу в «холодной войне».

Холодная война

«Холодная война» была главным политическим и экономическим фактором на протяжении более четырёх десятилетий, но противостояние между двумя сверхдержавами драматично снизилось к концу второго президентского срока Рейгана. Важность роли Рейгана в окончании «холодной войны» порождает продолжительные и упрямые споры. Некоторая роль Рейгана в падении Советского Союза совместно признаётся, но степень его участия продолжает оспариваться. Многие полагают, что оборонительная политика Рейгана, жёсткая линия в переговорах с СССР и коммунизмом, как и встречи на высшем уровне с генеральным секретарём Горбачёвым сыграли значительную роль в окончании войны.

Рейган был наиболее примечательным в ряду послевоенных президентов, убеждённых в том, что СССР скорее будет разгромлен, чем с ним удастся договориться; об этом убеждении говорил представитель министерства иностранных дел при Горбачёве Геннадий Герасимов, заявивший, что программа «звёздных войн» была «очень успешным шантажом… Советская экономика не могла выдержать такое соревнование». Сильная ораторская сторона Рейгана породила смешанный эффект среди нации. Джефри Кнопф замечает, что ярлык «зло», возможно, безразличен для жителей СССР, но порождает воодушевление у жителей Восточной Европы, выступающих против коммунизма. То, что Рейган не сыграл вообще никакой роли в окончании «холодной войны», или что его роль была небольшой, отстаивается с равными аргументами. Внутренняя слабость коммунизма стала явной и Советский Союз всё равно бы распался независимо от того кто был у власти. Политика сдерживания, проводимая президентом Трумэном также рассматривается как сила, приведшая к крушению Советского Союза, вторжение в Афганистан само по себе подорвало советскую систему.

Генеральный секретарь Горбачёв заявил о роли своего бывшего противника в холодной войне следующее: «[Он был] человеком, сыгравшим важную роль в окончании „холодной войны“» и считал что Рейган — «великий президент». Горбачёв не признал ни победу, ни поражение в холодной войне, а скорее её мирное окончание, он сказал, что не оказался запуганным жёсткой риторикой Рейгана. Маргарет Тэтчер, бывший премьер-министр Великобритании, заявила, что «Рейган предостерегал о ненасытной тяге Советского Союза к военной мощи… но он также чувствовал, что она будет разъедаема систематическими провалами, не подлежащей реформированию». Позднее она заявила: «Рональд Рейган был более безупречным чем любой другой лидер, победивший в холодной войне за свободу и он сделал это без единого выстрела». Брайан Малруни, бывший премьер-министр Канады заявил: «Он вошёл в историю как сильный и драматичный участник [холодной войны]». По признанию Леха Валенсы, бывшего президента Польши: «Рейган стал одним из мировых лидеров, сыгравших главную роль в падении коммунизма».

Республиканская партия

Рональд Рейган придал новый вид республиканской партии, возглавил современное консервативное движение и изменил политическую динамику США. Всё большее число людей голосовало за республиканскую партию под руководством Рейгана, сам Рейган взывал к религиозным чувствам избирателей. В результате его президентства возник слой так называемых «демократов Рейгана».

После оставления Белого дома Рейган приобрёл знаковое влияние в республиканской партии. С 1989 года на его политику и убеждения периодически ссылались кандидаты на пост президента от республиканской партии. Не стали исключением и кандидаты-республиканцы на выборах 2008 года, они сравнивали себя с Рейганом и даже копировали стратегии его кампаний. Кандидат от республиканцев Джон Маккейн периодически заявлял, что он идёт на выборы как «пехотинец революции Рейгана». Наконец знаменитое выражение Рейгана «правительство не является решением наших проблем, правительство является проблемой» стало неофициальным слоганом, произносимым консервативными комментаторами, как Гленн Бек и Раш Лимбо, также как и возникшего движения чаепития.

Культурный и политический облик

Согласно колумнисту Чаку Рашу, «Рейган преобразовал институт президентства в США так, как это смогли бы лишь немногие». Он переопределил политическую повестку этого времени, взывая к снижению налогов, к консервативной экономической философии и к усилению военной сферы. Роль, сыгранная им в холодной войне, повысила его роль как лидера в различных сферах. Рейгановский стиль «доброго дяди», оптимизм и простонародная манера поведения также помогла ему провести «порку правительства в художественной форме».

На посту президента Рейган не достигал самого высокого рейтинга одобрения, но его популярность начала расти с 1989 года. Согласно данным опросов 2001 и 2007 годов, Рейган занял 1—2 места в списке величайших президентов в истории, согласно опросу 2007, проведённому компанией Rasmussen Reports, Рейган стал третьим величайшим президентом среди послевоенных президентов, пятым по данным опроса ABC, девятым по данным другого опроса компании Rasmussen Reports 2007 года и девятым в результате опроса 2009 британской газеты The Times. В обзоре 200 историков Siena College Рейган занял 16-е место в ряду 42 личностей. В свете продолжающихся дебатов о значении Рейгана ежегодный обзор президентов кабельного канала C-SPAN поставил Рейгана на десятое место в списке выдающихся президентов. В обзоре 2000 года ведущих историков Рейган занял 11-е место.

В 2011 Институт изучения Америки выпустил первый британский академический обзор рейтингов президентов. Согласно результату опроса британских специалистов по американской истории Рейган занял восьмое место в списке величайших американских президентов.

За свою способность находить общий язык с американским народом Рейган получил хвалебное прозвище «Великий коммуникатор». По этому поводу Рейган заявил: «Я получил прозвище „Великий коммуникатор“. Но я никогда не думал, что дело было в моём стиле — дело было в содержании. Я не был великим коммуникатором, но я сообщал великие вещи». Благодаря возрасту и тихим речам Рейган снискал облик доброго дедушки.

Рейган также получил прозвище «Тефлоновый президент», поскольку несмотря на скандалы, возникающие среди его администрации, его облик в восприятии публики не потускнел. По утверждению депутата Конгресса Патрисии Шрёдер и эпитету репортёра Говарда Курца Рейган обладал способностью «не делать практически ничего плохого и не осуждаться за это».

Реакция общества на Рейгана была всегда смешанной, старейший президент пользовался поддержкой молодых избирателей, создавших альянс, благодаря которому многие из них примкнули к республиканской партии. Рейган не добился такой же поддержки у различных меньшинств, особенно у афроамерикнцев, в основном из-за его несогласия с политикой позитивных действий. Однако благодаря поддержке Израиля в ходе всего его президентства он получал поддержку многих евреев и стал первым республиканцем, получившим «еврейский голос». В ходе предвыборных кампаний и своего президентства Рейган часто обращался к семейным ценностям, хотя он и стал первым разведённым американским президентом. Сплав ораторского стиля Рейгана, неуклонного патриотизма, искусство ведения переговоров, как и его прагматичное использование средств массовой информации сыграли определяющую роль в 1980-х и в его будущем наследии.

Рейган часто шутил на своём жизненном пути, в ходе президентства неоднократно показывал свой юмор и был известен как рассказчик историй. Его многочисленные шутки и фразы были отмечены как «классические и легендарные остроты». Одна из наиболее известных его шуток была посвящена Холодной войне. В августе 1984 в ходе еженедельного обращения по радио к американцам Рейган, проводя проверку микрофона перед выступлением позволил себе такую шутку:

Мои сограждане американцы. Я рад сообщить вам сегодня, что подписал закон, который навечно поставит Россию вне закона. Мы начнём бомбардировку в течение пяти минут.

Оригинальный текст (англ.)  

My fellow Americans, I'm pleased to tell you today that I've signed legislation that will outlaw Russia forever. We begin bombing in five minutes.

Бывший помощник Дэвид Герган прокомментировал: «Это был такой юмор… за который, я думаю, люди полюбили Рейгана».

Почести

Став избранным президентом Рейган получил пожизненное золотое членство в гильдии киноактёров, был зачислен в зал славы национальной ассоциации ораторов и получил награду Sylvanus Thayer военной академии Вест-Пойнт.

В 1989 получил титул почётного рыцаря большого креста ордена Бани — одного из высочайших британских орденов (Рейган имел право писать после своего имени литеры GCB но не мог называться «сэром Рональдом Рейганом» так как не был британским подданным). Только два американских президента удостоились этой чести: Рейган и Джордж Буш-старший. Рейган также получил звание почётного члена совета колледжа Кибл (Оксфорд). В 1989 он был награждён большой орденской лентой ордена Хризантем, став вторым американским президентом, удостоившимся этого ордена и первым кто получил его за личные заслуги (Дуайт Эйзенхауэр получил его за укрепление американо-японских отношений).

18 января 1993 бывший вице-президент администрации Рейгана и текущий президент Джордж Буш-старший вручил Рейгану президентскую медаль свободы, высшую награду США. Рейган также получил республиканскую сенатскую медаль свободы, высшую награду, вручаемую сенаторам-республиканцам.

В 1998 на 87-й день рождения Рейгана указом президента Билла Клинтона национальный аэропорт Вашингтона был переименован в национальный аэропорт имени Рональда Рейгана. В тот же год в честь Рейгана был назван международный торговый центр в округе Вашингтон. Рейган стал одним из 18 личностей, включённых в список наиболее почитаемых людей XX столетия, по данным опроса американцев 1999 года. Двумя годами позже именем Рейгана была названа подводная лодка (имя дано Нэнси Рейган и ВМС США). Это один из нескольких военных кораблей, названных в честь живущей персоны. Авианосец «Рональд Рейган» стал первым авианосцем, названным в честь живущего американского президента.

В 2002 Конгресс санкционировал внесение дома, где родился и рос до 1920 года Рейган (Диксон, Иллинойс), в список исторических мест и создание там национального музея, передачу дома в федеральную собственность. 16 мая того же года Нэнси Рейган получила золотую медаль Конгресса, высочайшую гражданскую награду.

После кончины Рейгана Национальная почтовая служба США выпустила мемориальную марку в 2005. В том же году позднее CNN вместе с редакторами журнала Time назвала его «самой захватывающей персоной» сети за первые 25 лет существования CNN. Time также поместил Рейгана в список 100 наиболее важных личностей XX столетия. 26 июня 2005 года канал Discovery провёл опрос среди своих зрителей для составления списка величайших американцев, в котором Рейган занял почётное место.

В 2006 Рейган был введён в Калифорнийский зал славы, расположенный в калифорнийском музее истории, женщин и искусств. Каждый год начиная с 2002 губернаторы Калифорнии Грей Дэвис и Арнольд Шварценеггер провозглашают 6 февраля днём Рейгана в штате Калифорния в честь своего знаменитого предшественника. В 2010 Шварценеггер подписал указ о праздновании дня Рейгана в Калифорнии ежегодно 6 февраля.

В 2007 польский президент Лех Качинский посмертно наградил Рейгана высочайшей польской наградой орденом Белого орла, заявив, что американский президент побудил польский народ работать для перемен и помог свергнуть репрессивный коммунистический режим. Качинский сказал, что это «было бы невозможным, если бы не жёсткое мышление, решительность и чувство миссии президента Рональда Рейгана». Рейган поддерживал польскую нацию в ходе своего президентства, помогая антикоммунистическому движению «Солидарность» вместе с папой Иоанном Павлом II.

3 июня Нэнси Рейган открыла статую покойного мужа в ротонде Капитолия. Статуя представляет штат Калифорния в национальном зале собрания скульптур. После смерти Рейгана обе главные американские политические партии согласились возвести статую Рейгана на месте статуи Томаса Старра Кинга. Днём раньше президент Обама подписал акт о создании столетней комиссии Рональда Рейгана, основав комиссию для планирования деятельности по предстоящему столетию со дня рождения Рейгана.

В день независимости 2011 года был открыта другая статуя Рейгана в Лондоне, напротив американского посольства на Гросвенор-сквер. На открытии ожидали вдову Рейгана Нэнси, но она не приехала, её место заняла экс-госсекретарь Кондолиза Райс и от её имени прочитала заявление, затем от имени отсутствующих друзей Рейгана и от имени Маргарет Тэтчер, бывшей премьер-министром во время президентства Рейгана. Она также не смогла посетить церемонию из-за проблем со здоровьем.

Награды

• Почётный Рыцарь Большого Креста ордена Бани (Великобритания, 1989)
• Большая лента ордена Хризантемы (Япония, 1989)
• Президентская медаль Свободы (США)
• Орден Белого льва (Чехия, 1999)
• Золотая медаль Конгресса (2000).

Память

• Национальный аэропорт им. Рональда Рейгана в Вашингтоне (англ. Ronald Reagan Washington National Airport)
• Атомный авианосец CVN-76 Ronald Reagan

Памятники

• 23 ноября 2011 года открыт памятник Рональду Рейгану в Тбилиси.
• 14 июля 2012 года открыт памятник Рональду Рейгану и Иоанну Павлу II в Гданьске.
• В 2005 году открыт памятник Рональду Рейгану в Будапеште.

В произведениях культуры

• Известный американский режиссёр Джордж Лукас в своей саге «Звёздные войны» назвал персонажа первых трёх эпизодов, вице-короля Торговой федерации, Нутом Ганреем (Ган-рей — Рей-ган). Рейган назвал свою стратегическую космическую программу «Звёздными войнами», что не понравилось Лукасу. Персонаж вице-король в фильмах был трусливым злодеем, погибшим в результате собственной жадности.
• В американском мультсериале «Гетто» (The Boondocks) Хьюи Фримен, один из главных героев, говорит, что Рональд Рейган был сатаной. Аргументируя это, он указывает на имя президента: Ronald Wilson Reagan — каждое слово из шести букв — три шестёрки.
• В фильме «Рейганы» (в российском прокате «Семья президента») в главной роли выступил Джеймс Бролин.
• В фильме «Матрица» агент Смит на ужине с предателем Сайфером называет его по имени «мистер Рейган» и предлагает выбрать будущее в Матрице. Сайфер хочет стать известным актёром и всё забыть.
• В фильме «Назад в будущее» главный герой Марти приходит в гости к своему другу Доку в 1955 году. На вопрос: «Скажи мне, мальчик из будущего, а кто у вас президент США?», — Марти, не задумываясь, отвечает: «Рональд Рейган!». Док рассмеялся (Рейган на тот момент был голливудским актёром) и сказал: «А вице-президент — Джерри Льюис?», — то есть попросту комедийный актёр. Этот момент настолько понравился Рейгану, что во время просмотра он даже попросил киномеханика остановить фильм и повторить данный момент.
• Р. Рейгану посвящена песня советской панк-рок группы Автоматические удовлетворители «Рейган — провокатор».
• Р. Рейгану посвящена песня рок группы Красная плесень «Письмо Рейгану от рабочих Урала».
• Р. Рейган упоминается в тексте песни Александра Башлачева «Подвиг разведчика».
• 40-й президент США, сыгранный Аланом Рикманом в фильме «Дворецкий», поднял зарплату чернокожего персонала Белого дома до уровня белой прислуги, хотя сам являлся убежденным сторонником апартеида в ЮАР.
• В музыкальном клипе известной арт-рок группы Genesis (песня — Land of Confusion, альбом- Invisible Touch, релиз 1986-й год) использованы куклы — пародии на Рональда и Нэнси Рейганов. Весьма натуралистично.
• Во втором сезоне телесериала «Фарго» роль Рейгана сыграл Брюс Кэмпбелл.
• Показан в клипе к песне «Two Tribes» британской группы «Frankie Goes to Hollywood», ведущим поединок с генеральным секретарём ЦК КПСС Константином Черненко.

Интересные факты

• Рейган, попадая под проклятие Текумсе, был первым президентом, который остался жив и умер после отставки.
• Известный португальский футболист Криштиану Роналду был назван так в честь Рональда Рейгана.
• Рейган был большим любителем советских анекдотов и часто цитировал их во время выступлений.
• Из-за того, что Рейган назвал «стратегическую оборонную инициативу» США программой «Звездных войн», Дж. Лукас назвал в своем фильме «в его честь» жадного труса, наместника Торговой Федерации Нута Ганрея.

Речи и выступления

• Империя зла (1983)
• Бомбардировка начнётся через пять минут (1984)
• Доктрина Рейгана (1985)
• Речь у Берлинской стены (1987)

Известные фразы

Коммунизм — это ни экономическая, ни политическая система, это форма безумия, временное отклонение, которое вскоре исчезнет с лица Земли, потому что он противен человеческой природе. Вопрос только в том, сколько ещё бед он принесет до своей кончины.

Оригинальный текст (англ.)  

Communism is neither an economic nor a political system -- it is a form of insanity -- a temporary aberration which will one day disappear from the earth because it is contrary to human nature. I wonder how much more misery it will cause before it disappears.

См. также

► Рональд Рейган

Примечания

Комментарии

Литература

• Иванян, Э. А. Рональд Рейган — хроника жизни и времени. М.: Мысль, 1991.

Ссылки

• [ronaldreagan.hagbergmedia.com/ Ronald Reagan — Video & Audio | Biography | Speeches | Photos | Quotes — by Hagberg Media] (недоступная ссылка — история, копия)

Отрывок, характеризующий Рейган, Рональд

– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.