Рейд на Стэтен-Айленд
| Рейд на Стэтен-Айленд | |||
| Основной конфликт: Война за независимость США | |||
 Нью-Джерси и Стэтен-Айленд; карта, 1777 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Статен-Айленд Координаты: 40°31′30″ с. ш. 74°14′30″ з. д. / 40.52500° с. ш. 74.24167° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.52500&mlon=-74.24167&zoom=14 (O)] (Я) | ||
| Итог |
Победа британцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Рейд на Стэтен-Айленд — неудачный набег Мэрилендской дивизии под командованием генерала Салливана на остров Стэтен Айленд (Нью-Йорк), охраняемый частями британской армии и ополчением лоялистов. Произошел 22 августа 1777 года, во время Американской войны за независимость.
Исторический фон
В июне 1777 года британский генерал Уильям Хау с бо́льшей частью армии вышел на 267 кораблях и транспортах из Нью-Йорка. Но цель экспедиции осталась для американцев тайной, и Вашингтон был вынужден гадать и разделять силы Континентальной армии, в надежде прикрыть хотя бы главные из возможных пунктов высадки. При этом, в зависимости от скудных сведений, он несколько раз передумывал, заставляя их маршировать то в сторону Филадельфии, то Нью-Йорка.[3] Так, генерал Салливан была оставлен у Гудзона, но 12 августа ему был послан приказ идти в Филадельфию.
Тем временем он узнал, что британская оборона против него, через пролив, слаба и состоит из ополченцев-лоялистов. В отсутствие главной британской армии он задумал нанести удар, обещавший небольшой, но громкий успех. На самом деле британской обороной на Стэтен-Айленд командовал генерал Кэмпбелл. Ему подчинялся регулярный 52-й пехотный полк и части германских наемников-вальдеков, в колониях без разбора именуемых «гессенцами». Кроме того, у него были части лоялистов, так называемая «бригада Скиннера».
К тому времени, как Салливан получил приказ на марш, приготовления к рейду шли уже полным ходом.
Ход рейда
Видя удобную возможность, Салливан в ночь на 22 августа пересек реку и к рассвету высадил свои мэрилендские войска, плюс несколько полков[4] из Нью-Джерси на Стэтен-Айленд с намерением опрокинуть растянутое по всему берегу лоялистское ополчение и нанести как можно больше ущерба.
Не имея лостаточно плавсредств для переправы в один прием, а также сделав ошибку в месте высадки одной из партий Салливан, однако, рассчитывал на внезапность для достижения успеха. Одна группа высадились в центральной части острова возле паромной переправы Декер, другая в западной, у переправы Блэзинг Стар. Обе атаковали ополчение Скиннера, и взяли как минимум 80 пленных.
Подошедший 52-й пехотный полк и некоторое число вальдеков отогнали американцев и превратили удачный, как казалось вначале, рейд в поспешное отступление, в ходе которого Салливан потерял почти 200 человек.
Последствия
Генри Клинтон, напуганный что это начало большого наступления на Нью-Йорк в отсутствие главной армии, тут же написал генералу Хау, что Салливан
Салливан в своем рапорте Хэнкоку старался преувеличить британские потери и свои успехи, и снимал с себя вину:
В этой экспедиции мы высадились на остров, занятый противником, обратили в бегство шесть полков, убили, ранили или взяли в плен по меньшей мере четыре или пять сотен врагов, и победили всех, собранных против нас. За весь день мы потеряли не более ста пятидесяти человек, из которых большинство были потеряны по неразумию, их собственному или их офицеров.[2]
И однако, при всей её назначительности, эта экспедиция вслед за потерей форта Тикондерога, стала ещё одним военным провалом, опять связанным с именем Салливана. Получив к тому же несколько жалоб от офицеров Салливана, Конгресс потребовал военно-полевого суда. Но с разбирательством пришлось подождать: с приближением армии Хау Конгресс был вынужден бежать из Филадельфии. Когда в конце 1777 года суд состоялся, более серьезные провалы заслонили Стэтен-Айленд. Салливан был оправдан.
Напишите отзыв о статье "Рейд на Стэтен-Айленд"
Примечания
Литература
- Martin, David G. The Philadelphia campaign: June 1777-July 1778. Combined Books, 1993
- McGuire, Thomas. The Philadelphia Campaign: Brandywine and the Fall of Philadelphia. Mechanicsburg: Stackpole Books, 2006 ISBN 978-0-8117-0178-5
- Pearce, Stewart. Sullivan’s Expedition to Staten Island in 1777. [books.google.com/books?id=IA8XAAAAIAAJ&pg=PA167#v=onepage&q&f=false The Pennsylvania Magazine of History and Biography (Philadelphia: Historical Society of Pennsylvania), 1879, Vol. III], pp. 167—173.
|
Это заготовка статьи по истории США. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Рейд на Стэтен-Айленд
Государь обратился и к офицерам:– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
