Рейнах, Жозеф

Жозеф Рейнах
Joseph Reinach
Фотография 1912 года
Дата рождения:	30 сентября 1856(1856-09-30)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	18 апреля 1921(1921-04-18) (64 года)
Место смерти:	Париж, Франция

Жозе́ф Рейна́х (фр. Joseph Reinach; 30 сентября 1856 года, Париж — 18 апреля 1921 года, там же) — французский журналист и политический деятель, племянник и зять Жака де Рейнаха.

Родился в 1856 г. в еврейской семье. После смерти Гамбетты стал директором газеты «République Française». С самого начала был оппортунистом, противником социализма в каком бы то ни было виде, фритредером, сторонником «умеренной» республики. В качестве журналиста обнаружил выдающиеся полемические способности и приобрёл значительное влияние на публику и на политические круги.

С 1887 г. выступил решительным противником буланжизма, которому нанёс, различными разоблачениями, несколько сильных ударов; за эту полемику ему пришлось несколько раз драться на дуэли, между прочим с Деруледом.

В 1889—1898 годы был депутатом. До 1906 г. вёл в печати энергичную агитацию за пересмотр дела Дрейфуса, в котором значение его лишь немного уступает значению Жореса и Золя. Этому делу он посвятил книгу в нескольких томах «Histoire de l’affaire Dreyfus». Эта книга, в сущности, представляет собой историю Франции в период с 1894 г. с блестящими характеристиками отдельных политических деятелей (Мерсье, Мелина и др.). В связи с тем же делом Рейнах написал книгу: «Une erreur judiciaire sous Louis XV» («Судебная ошибка в правление Людовика XV», Париж, 1898).

Труды

Отдельно им изданы:

• сборник статей «La politique opportuniste, 1880—89» (1890),
• «La Serbie et Monténégro» (П., 1876),
• «Voyage en Orient» (1879),
• «Les récidivistes» (1882),
• «Le ministère Gambetta» (1884),
• «Léon Gambetta» (1884; небольшая, очень живо написанная биография Гамбетты в духе восторженного поклонения),
• «Manuel d’enseignement primaire» (с Ш. Рише, 1888),
• «Etudes de littérature et d’histoire» (1889),
• «Les petites catilinaires. I. La foire boulangiste. II. Le cheval noir. III. Bruno le Fileur» (сборник статей против Буланже);
• «La France et l’Italie devant l’histoire» (1893),
• «Diderot» (1894),
• «Pages républicaines» (1895),
• «Démagogues et socialistes» (1896).

Ссылки

• Рейнах, Жозеф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Рейнах, Жозеф

– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.