Рейнеке, Герман

Герман Рейнеке
Hermann Reinecke
Дата рождения	14 февраля 1888(1888-02-14)
Место рождения	Виттенберг, Пруссия, Германская империя
Дата смерти	10 октября 1973(1973-10-10) (85 лет)
Принадлежность	Германская империя Германская империя Веймарская республика Веймарская республика Третий рейх Третий рейх
Род войск	пехота
Годы службы	1905—1945
Звание	генерал пехоты (1 июня 1942 года)
Командовал	Общее управление Верховного командования вермахта (ОКВ) 1939—1945
Сражения/войны	Первая мировая война Вторая мировая война
Награды и премии

Герман Рейнеке (нем. Hermann Reinecke; 14 февраля 1888, Виттенберг, Пруссия (ныне земля Саксония-Анхальт), Германская империя — 10 октября 1973, Гамбург) — германский военный деятель эпохи «Третьего рейха», генерал пехоты (1 июня 1942 года).

Учёба, служба, участие в Первой мировой войне

Сын обер-лейтенанта. После окончания в 1905 году Прусского главного кадетского корпуса (Preußischen Hauptkadettenanstalt) в берлинском пригороде Лихтерфельде поступил на службу в Прусскую армию. Служил в 79 ганноверском пехотном полку. 18 августа 1906 года был произведен в лейтенанты.

В первые месяцы Первой мировой войны служил полковым адъютантом и тогда же получил звание обер-лейтенанта. После ранения в 1915 году был направлен на службу в Прусское военное министерство, а 22 марта 1916 года был произведён в капитаны. За службу и боевые отличия награждён Железным крестом 1-го класса и Железным крестом 2-го класса, орденом Дома Гогенцоллернов, Гамбургским Ганзейским крестом, Крестом «За военные заслуги» Австро-Венгрия. Окончание войны в 1918 году встретил на службе в Военном министерстве.

Служба в Рейхсвере

После войны остался в Рейхсвере, служил при штабе 2-го Прусского пехотного полка (1921), с весны 1924 года служил в административно-хозяйственном управлении сухопутных сил Военного министерства. С весны 1925 года был командиром 3-го батальона 2-го прусского пехотного полка.

В 1928—1932 годах служил в штабе Военного министерства в Берлине, отвечал за работу с личным составом технических школ и материально-техническими службами. 1 февраля 1929 года был произведён в майоры.

На службе в Третьем рейхе

В июне 1933 года произведён в оберстлейтенанты (подполковники). 1 мая 1935 года назначен начальником только что созданного отдела обеспечения Военного управления Военного министерства, 1 июня 1935 года произведён в полковники.

В 1937 году организовывал «национально-политические учебные курсы», призванные идеологически воспитывать офицеров Вермахта в духе нацистской идеологии. На этих курсах проводились регулярные встречи офицеров Вермахта с высокопоставленными функционерами НСДАП. Это позволяло Рейнеке поддерживать постоянные контакты с политическими руководителями Третьего рейха Р. Гессом, Й. Геббельсом, А. Розенбергом, Г. Гиммлером.

13 мая 1938 года возглавил отдел пенсионного обеспечения в составе Управленческой группы по общим вопросам (ABA) (Amtsgruppe Allgemeine Wehrmachtangelegenheiten) Верховного командования вермахта (ОКВ) (OKW). 1 июня 1938 года был назначен начальником управления в ABA ОКВ. После преобразования в октябре 1939 года Управленческой группы по общим вопросам в Общее управление Вермахта (АВА) (Allgemeines Wehrmachtsamt, AWA) 1 декабря 1939 года был назначен его главой и оставался им до конца войны.

На этой своей должности в обязанности Рейнеке входил контроль над идеологической и учебной подготовкой кадров военнослужащих. 1 января 1939 года был произведён в генерал-майоры, а 1 августа 1940 года — в генерал-лейтенанты.

В годы Второй мировой войны

Руководитель Службы по делам военнопленных

После начала Второй мировой войны в Общем управлении Вермахта была создана подчинявшаяся Рейнеке Служба военнопленных (Wehrmacht Kriegsgefangenenwesen).

После начала войны с СССР Рейнеке заявлял, что главная цель каждого русского состоит в том, чтобы уничтожить Германию, следовательно, все советские люди должны рассматриваться как смертельные враги Рейха, и относиться к ним нужно соответственно. 8 сентября 1941 года Рейнеке отдал приказ: «Большевизм является смертельным врагом Национал-социалистской Германии. Впервые в истории германский солдат сталкивается с врагом, который имеет не только военную подготовку, но и опыт большевистской политической школы, пагубно отражающейся на людях. В связи с этим на русских не распространяются требования Женевского соглашения относиться к ним как честным солдатам». Исходя из таких установок, Рейнеке отдавал приказы о жёстком обращении с советскими военнопленными, в случаях отсутствия других возможностей размещении их под открытым небом, расстреле пытавшихся бежать из плена. Жёсткие меры Рейнеке привели к тому, что смертность среди советских военнопленных достигла 65 %.

Руководитель идейно-политического воспитания офицеров

В июле 1943 года Рейнеке стал начальником общевойскового управления кадров. Одновременно он продолжал заниматься идеологической и учебной подготовкой кадров военных. Он не уставал доказывать, насколько важно для офицеров ОКВ было иметь соответствующую теоретическую и политическую подготовку. В 1943 году он информировал А. Гитлера о том, что вместе с Мартином Борманом набирает несгибаемых воинов из ветеранов партии, с тем, чтобы они могли проводить необходимую работу среди «закаленных в боях» армейских офицеров. По мысли Рейнеке идеологически и теоретически подкованные офицеры должны были стать немецкими политкомисарами. Концепция Рейнеке нашла своё воплощение 1 января 1944 года, когда Гитлер одобрил назначение офицеров для национал-социалистского руководства (Nationalsozialistischer Führungsoffizier, NSFO) в Верховное командование вермахта (ОКВ) и Верховное командование сухопутных войск (ОКХ). В ОКВ начальником Национал-социалистического главного штаба Вермахта (Chef des NS-Führungsstabes der Wehrmacht) стал сам Рейнеке, а в сухопутных войсках штаб NSFO возглавил генерал горнострелковых войск Фердинанд Шёрнер. На этом посту Рейнеке подчинялся непосредственно А. Гитлеру и сразу после своего назначения он представил ему программу Национал-социалистского руководства офицерами. Тем не менее, очень скоро между Рейнеке и Шёрнером возникли трения из-за несовпадения взглядов на роль, которую должны были выполнять офицеры NSFO в регулярных частях армии. Нововведения Рейнеке вызвали всеобщее армейское негодование и недовольство, которые тогда публично озвучил генерал-майор Эрнст Мейзель из управления кадров ОКХ. Для реализации своих замыслов Рейнеке разработал учебную программу для призывников NSFO (большинство из них были офицеры запаса, являвшиеся одновременно и членами НСДАП). Основное внимание программа уделяла насаждению человеку в униформе так называемого боевого духа нации, патриотические чувства и веру в национал-социализм. Рейнеке настаивал также на том, чтобы политзанятия были включены в распорядок. Более того, он хотел, чтобы привилегии армейских офицеров распространялись и на офицеров NSFO. Общевойсковых офицеров эта идея приводила в негодование, поскольку они считали, что люди NSFO не заслуживали никаких привилегий, ибо не участвовали в боях.

Несмотря на не вызывающую никаких сомнений приверженность национал-социализму, Рейнеке довольно поздно вступил в НСДАП. Это произошло 25 октября 1943 года, хотя Золотой партийный знак НСДАП он получил ещё 30 января 1943 года.

Участие в подавлении Июльского заговора 1944 года

Рейнеке способствовал более радикализируемой форме идеологической индоктринации вермахта НСДАП, которая ещё более усилилась после провала покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Тогда около 21.15 ч. Райнеке получил от Гитлера через Геббельса приказ взять на себя командование войсками берлинского гарнизона и направить их против штаба заговорщиков — здание бывшего Военного министерства на Бендлерштрассе. Тогда Рейнеке потребовал от коменданта Берлина генерал-лейтенанта Пауля фон Хаазе передать ему все полномочия, а самого Хаазе около 21.30 ч. отправил к Геббельсу, где тот был сначала задержан, а потом как участник заговора арестован. Взяв командование берлинским гарнизоном, Рейнеке руководил подавлением выступления заговорщиков. Тогда он быстро восстановил в Берлине порядок и довел до сведения берлинского гарнизона, что Гитлер жив и вполне вменяем.

Судья Народной судебной палаты

Ещё с 1942 года Рейнеке был почётным членом Народной судебной палаты. После провала Июльского заговора начиная с июля 1944 до 25 октября 1944 года как заседатель Народной судебной палаты Рейнеке участвовал в 112 процессах против самых важных заговорщиков (в частности, Вильгельма Лёйшнера, Карла Гёрделера, Ульриха фон Хасселя, Йоханнеса Попица, фельдмаршала Эрвина фон Вицлебена, генералов Эриха Гёпнера, Пауля фон Хаазе, Гельмута Штифа). На этих процессах с участием Рейнеке рассматривались дела 185 подсудимых и было вынесено 50 смертных приговоров. Помимо этого Рейнеке исполнял обязанности вице-президента Народной судебной палаты и был президентом офицерского Суда чести.

После войны

В мае 1945 года Рейнеке сдался союзникам и был помещён в лагерь для высокопоставленных военных и функционеров НСДАП № 32 (Camp Ashcan) в люксембургской деревне Мондорф-ле-Бен. 30 декабря 1947 года предстал перед Американским военным трибуналом на процессе по делу высшего руководства ОКВ (Дело № 12). На суде он обвинялся в военных преступлениях и преступлениях против человечности. Ему вменялись в вину убийства политкомиссаров Красной армии, нарушение норм международного права в части обращения с военнопленными, истязания и убийства советских солдат, в результате которых погибло свыше 2 млн человек в немецком плену. 28 октября 1948 года был приговорён к пожизненному тюремному заключению. Затем срок сокращён до 27 лет. Наказание отбывал в тюрьме Ландсберга. 1 октября 1954 года был помилован и освобождён из заключения. После освобождения проживал в Гамбурге.

Награды

• Железный крест 2-го класса (1914)
• Железный крест 1-го класса (1914)
• Орден Дома Гогенцоллернов (Пруссия)
• Гамбургский Ганзейский крест
• Крест «За военные заслуги» (Австро-Венгрия)
• Золотой партийный знак НСДАП (30 января 1943)

Литература

• Залесский К.А. Вожди и военачальники Третьего рейха: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: «Вече», 2000. — С. 548—549. — 576 [16 илл.] с. — ISBN 5-7838-0550-5.
• Сэмюэль У. Митчем, Джин Мюллер «Командиры Гитлера», издательство «Скарборо Хаус», 1992 год. Глава первая. «Генералы высшего командования». ISBN 5-88590-287-9

Ссылки

• www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/R/ReineckeHermann.htm

См. также

• Концентрационные лагеря Третьего рейха

Отрывок, характеризующий Рейнеке, Герман

– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.