Гейдрих, Рейнхард

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рейнхард Гейдрих»)
Перейти к: навигация, поиск
Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих
Reinhard Tristan Eugen Heydrich<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Шеф РСХА</td></tr>

и.о. Рейхспротектора Богемии и Моравии
27 сентября 1941 — 4 июня 1942
Предшественник: Константин фон Нейрат
Преемник: Курт Далюге (и.о.)
Начальник Главного управления имперской безопасности
27 сентября 1939 — 4 июня 1942
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Генрих Гиммлер
Начальник Тайной государственной полиции
22 апреля 1934 — 27 сентября 1939
Предшественник: Рудольф Дильс
Преемник: Генрих Мюллер
Президент Интерпола
24 августа 1940 — 4 июня 1942
Предшественник: Отто Штайнхойсль
Преемник: Артур Небе
 
Вероисповедание: католик
Рождение: 7 марта 1904(1904-03-07)
Галле, Саксония, Пруссия,
Германская империя
Смерть: 4 июня 1942(1942-06-04) (38 лет)
Прага, Протекторат Богемии и Моравии, Германская империя
Место погребения: Берлин, Третий рейх
Имя при рождении: Рейнхардт Тристан Ойген Гейдрих
Отец: Бруно Гейдрих
Мать: Элизабет Гейдрих (урождённая Кранц)
Супруга: Лина фон Остен (14.06.1911 — 14.08.1985)
Дети: сыновья Клаус (17.06.1933 — 24.10.1943) и Хайдер (28.12.1934), дочери Зильке (Силке) (09.04.1939) и Марта (23.07.1942)
Партия: НСДАП
Образование: военно-морское училище в Киле
 
Военная служба
Годы службы: 19261931
Принадлежность: Веймарская республика
Род войск: рейхсмарине
Звание: обер-лейтенант
 
Автограф:
 
Награды:
</small>
  • Пряжка фронтового пилота для дневного лётчика-истребителя в серебре
  • Пряжка фронтового пилота для дневного лётчика-истребителя в бронзе
  • Значок пилота и наблюдателя
  • Почётный знак за социальную работу I класса
  • Спортивный значок СА в золоте
  • Государственный спортивный значок в серебре
  • Немецкий кавалерийский значок в серебре
  • Нашивка Имперского физкультурного союза за спортивные достижения
  • Награда полиции за выслугу лет в серебре
  • Почётная шпага РФСС
  • Шеврон старого бойца
  • Кольцо СС «Мёртвая голова»

Ре́йнхард Три́стан О́йген Ге́йдрих (нем. Reinhard Tristan Eugen Heydrich; 7 марта 1904, Галле, Саксония, Германская империя — 4 июня 1942, Прага, Протекторат Богемии и Моравии, Третий рейх) — государственный и политический деятель нацистской Германии, начальник Главного управления имперской безопасности (19391942), заместитель (исполняющий обязанности) имперского протектора Богемии и Моравии (19411942). Обергруппенфюрер СС и генерал полиции (с 1941).

Один из инициаторов «окончательного решения еврейского вопроса»[1][2][3], координатор деятельности по борьбе с внутренними врагами Третьего рейха. Гейдрих был тяжело ранен в Праге десантированными с самолёта агентами британского Управления специальных операций, этническими чехом и словаком и умер от заражения крови.





Имя

Традиционная русская транслитерация имени Гейдриха — Рейнгард Тристан Эйген Гейдрих. Более фонетически верное написание — Райнхард Тристан Ойген Хайдрих. Ныне наиболее распространены промежуточные варианты Рейнхард Гейдрих и Райнхард Гейдрих. Гейдриху было дано имя Рейнгардт (Reinhardt), в 1932 он сменил написание на Рейнгард (Reinhard).

Биография

Детство и юность

Мать Рейнхарда Гейдриха Элизабет, урождённая Кранц, происходила из обеспеченной семьи: её отец Ойген Кранц руководил королевской консерваторией в Дрездене. Отец Рейнхарда, Бруно Гейдрих, был оперным певцом и композитором. Оперы Бруно Гейдриха ставились в театрах Кёльна и Лейпцига. В 1899 году он основал в Галле музыкальную школу для детей из среднего класса, однако в городское высшее общество он так и не смог войти.

С ранних лет Рейнхард интересовался политикой. Его родители читали работы расового теоретика Хьюстона Чемберлена, посвящённые вопросам «борьбы рас»[4]. Когда началась Первая мировая война, Гейдриху было 10 лет. В конце войны Гейдрих имел возможность наблюдать демонстрации и уличные стычки в Галле[5].

В 1919 году, в 15 лет, Гейдрих, ещё школьник, начал увлекаться политикой и вступил во фрайкор «Георг Людвиг Рудольф Меркер» — полувоенную националистическую организацию. Гейдрих начинает активно заниматься спортом, воспитывая в себе дух состязательности.

В 19181919 годах он был членом Национальной ассоциации пангерманской молодёжи — «Немецкого национального союза молодёжи» в Галле. Эта организация показалась Рейнхарду слишком умеренной, и в 1920 он вступил в «Немецкий народный союз обороны и наступления»[6] (нем. Deutschvölkischer Schutz- und Trutzbund). В том же году, горя желанием более активно участвовать в бурлившей вокруг политической жизни, Гейдрих стал связным в дивизии «Люциус»[7], входившей в добровольческие отряды в Галле, где он и увлёкся идеями молодёжных милитаристических про-патриотических движений[3]. В 1921 он создал новую ассоциацию — «Немецкий народный молодёжный отряд»[3].

Служба на флоте

Экономический кризис, поразивший послевоенную Германию, поставил музыкальную школу отца Гейдриха на порог разорения. Карьера музыканта не обещала теперь никакого успеха, хотя Рейнхард Гейдрих хорошо играл на скрипке. Так же финансово малоперспективной казалась Гейдриху и карьера химика, о которой он мечтал[8].

30 марта 1922 года[5] Гейдрих поступил в военно-морское училище в Киле. Военно-морской флот с его жёстким кодексом чести казался молодому Гейдриху элитой нации. В 1926 году, по окончании училища и получении звания лейтенанта, Гейдрих был направлен на службу в разведку флота. Его карьере начал способствовать будущий руководитель абвера и будущий адмирал Вильгельм Канарис, в то время — старший офицер на крейсере «Берлин». Отношения семьи Канариса с Гейдрихом были весьма тесными — например, Гейдрих часто играл в струнном квартете с женой Канариса[9].

Тем не менее, отношения Гейдриха с сослуживцами были не особо хорошими. Как в своё время его отцу, ему мешали слухи о наличии у него еврейских предков. Во время службы на флоте Гейдрих ещё активнее занимался спортом, в частности пятиборьем.

За Гейдрихом распространилась репутация волокиты[9]. В декабре 1930 года на одном из балов Гейдрих познакомился со своей будущей женой, сельской учительницей Линой фон Остен, на которой он женился в декабре следующего года. По другой, более романтичной версии, Райнхард с приятелем катались на лодке и увидели, как неподалёку перевернулась лодка с двумя девушками. Разумеется, молодые люди героически пришли на помощь. Одной из спасённых девушек и была Лина фон Остен[9].

Ранее у Гейдриха развивался роман с другой женщиной, дочерью начальника военно-морской верфи в Киле (по другим данным, дочерью хозяина крупнейшего металлургического холдинга «IG Fabernim»). Гейдрих порвал эту связь, послав по почте вырезанное из газеты объявление о помолвке его с Линой. Отец девушки обратился к главе ВМФ — адмиралу Эриху Редеру, с просьбой повлиять на Гейдриха. По кодексу чести ВМФ Гейдрих совершил тяжкий проступок, имея два романа одновременно. Поведение молодого лейтенанта было рассмотрено на суде чести, который возглавлял сам Редер. На заседании суда чести Редер заметил, что дочь «такого человека» достойнее «деревенской простушки», Гейдрих же ответил просьбой не вмешиваться в его выбор. В апреле 1931 года адмирал Редер отправил Гейдриха в отставку за «недостойное поведение»[9].

Вступление в СС

В июне 1931 Рейнхард Гейдрих вступил в НСДАП, получив партбилет № 544 916, и в СС (билет № 10 120). Вместе с боевиками из СА Гейдрих принимал участие в боях с социалистами и коммунистами.[10]

В это же время Генрих Гиммлер приступил к упорядочиванию деятельности СС. Для лучшей координации действий СС, а также для слежки за политическими противниками и участия в силовых акциях СС требовалась подготовленная служба разведки. Через своего друга Карла фон Эберштейна Гейдрих познакомился с Гиммлером и высказал ему свои предложения по созданию службы разведки СС; Гиммлеру они понравились и он поручил Гейдриху заняться созданием службы безопасности, получившей известность как СД. Основной задачей СД на первых порах стал сбор компрометирующих материалов на людей, занимающих видное положение в обществе, а также проведение информационных кампаний по дискредитации политических противников.

Вскоре Гейдрих стал важным человеком для нацистской партии, и его карьера стремительно пошла в гору. В декабре 1931 года он получил звание оберштурмбаннфюрера СС, а в июле 1932 года — штандартенфюрера СС. В это же время Гейдрих сменил написание своего имени с Рейнхардт на Рейнхард.

Политическая борьба 1933—1934

Назначение Адольфа Гитлера в 1933 на пост рейхсканцлера означало для СА и СС приход к власти и начало расправы с оппозицией. Чиновники, занимавшие свои посты при Веймарской республике, в значительной степени были заменены на выходцев из СА и СС.

Между тем штурмовики СА, находившиеся под руководством Эрнста Рёма, вызывали у Гитлера всё большее и большее беспокойство. Офицеры и рядовые СА, во многом обеспечившие приход Гитлера к власти, были недовольны тем, что, по их мнению, СА получило недостаточно полномочий. Ситуацию накаляло наличие внутри национал-социалистической партии двух крыльев — склонявшегося более к национальной политике (Адольф Гитлер) и другого, считавшего, что партия должна в первую очередь осуществлять социалистическую программу (Грегор Штрассер). В среде штурмовиков всё чаще раздавались разговоры о необходимости второй, истинно социалистической революции. В это время именно СД Гейдриха[11] собирало компрометирующий материал на Рёма и его ближайших соратников. Материалы, собранные Гейдрихом, указывали на неизбежный путч, готовящийся в недрах СА. После того, как силами СС во время так называемой «Ночи длинных ножей» СА были разгромлены, а сам Рём убит, 30 июня 1934 года Гейдрих получил звание группенфюрера СС.

В рамках аппаратной борьбы двух силовых ведомств — СС и вермахта — СД Гейдриха принимало серьёзное участие в отстранении от власти главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника Вернера фон Фрича и министра обороны Вернера фон Бломберга. На обоих военных было собрано компрометирующее досье. Молодая жена фон Бломберга в прошлом была проституткой, разразился скандал, и Гитлер отправил его в отставку. Фрич по подложному свидетельству был обвинён в гомосексуальной связи и тоже смещён со своего поста. Одновременно были смещены или понижены в должности ещё несколько десятков высших военных чинов[12].

Серьёзные трения существовали также между СД Гейдриха и военной разведкой — абвером, которой руководил бывший покровитель Гейдриха Вильгельм Канарис. На публике оба руководителя сохраняли дружелюбие и даже встречались каждое утро на прогулке. Однако за кулисами каждый пытался вывести другого из игры: Гейдрих отдавал приказы проводить тайные обыски в служебных помещениях Канариса, а тот старательно искал доказательства еврейского происхождения Гейдриха.

Во главе органов внутренней безопасности

Служба безопасности рейхсфюрера СС (СД) (нем. Der Sicherheitsdienst des Reichsführers-SS) была сформирована в марте 1934 года[13]. В 1936 году Гиммлер стал начальником немецкой полиции, а Гейдрих был назначен начальником СД и шефом полиции безопасности Германии («зипо», нем. Sicherheitspolizei, Sipo), объединившей криминальную полицию («крипо») и тайную государственную полицию («гестапо»). С помощью этого инструмента насилия Гейдриху предоставилась возможность расправляться как с врагами режима, так и со своими личными врагами. Агенты полиции безопасности также проводили слежку за евреями, коммунистами, либералами и религиозными меньшинствами. В штат СД входило около 3000 агентов, ещё до 100 000 человек были осведомителями по совместительству[14]. После аншлюса Гейдрих вместе с Гиммлером организовал в Австрии террор против противников режима, а также создал недалеко от Линца концентрационный лагерь Маутхаузен[15].

В 1939 году СД, зипо и гестапо были переведены в подчинение только что созданному ведомству РСХА — Главному управлению имперской безопасности (нем. Reichssicherheitshauptamt, RSHA), во главе которого встал Гейдрих. РСХА стала мощнейшей организацией сбора и анализа информации, а также подавления оппозиции.

Период Второй мировой войны

Именно Гейдрих разрабатывал план инсценировки пограничного инцидента, получившего название Глейвицкий инцидент[16]. Целью инсценировки было показать, что нападение Германии на Польшу является лишь ответом Германии на акты насилия в отношении немецких жителей, совершённые польской стороной. В августе 1939 года переодетые в польскую униформу эсэсовцы напали на немецкий радиопередатчик в городе Глейвиц. Мировым СМИ были предъявлены трупы «поляков». На самом деле в качестве убитых поляков выступали погибшие заключённые концлагеря Заксенхаузен[16]. 1 сентября 1939 немецкие войска напали на Польшу, и началась Вторая мировая война. В ходе оккупации Польши айнзатцгруппы СС, подчинённые Гейдриху, уничтожали польскую интеллигенцию, коммунистов и евреев[17].

В первые годы Второй мировой войны Гейдрих занимался не только организационной работой. В качестве офицера запаса ВВС Гейдрих принимал участие в боевых вылетах немецкой авиации (вначале как стрелок-радист на бомбардировщике, затем как пилот штурмовика) в ходе кампаний против Франции, Норвегии и СССР[18][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Это отвечало представлениям Гейдриха об идеальном офицере СС, который не только сидит за рабочим столом, но и участвует в боевых действиях. После того, как в 1941 году самолёт Гейдриха был сбит восточнее реки Березины и Гейдриха спасли лишь вовремя подоспевшие немецкие солдаты, Гиммлер личным приказом запретил ему участвовать в боевых действиях[19].

Участие в «окончательном решении еврейского вопроса»

Гейдрих являлся одним из главных архитекторов Холокоста и реализаторов замысла геноцида евреев в Германии и оккупированных странах[20].

Согласно идеологии нацистов, евреи являлись ведущей силой мирового коммунистического движения и, таким образом, воплощением образа врага. Евреи, наряду с неграми, цыганами и прочими неарийскими народами объявлялись «недочеловеками» (нем. Untermenschen). Ещё до войны Гейдрих собирал информацию о еврейских организациях, а СД проводила за ними тщательную слежку. 7 ноября 1938 года в Париже польский еврей Гершель Гриншпан совершил покушение на немецкого дипломата Эрнста фом Рата, скончавшегося 9 ноября. В ответ на смерть фом Рата той же ночью в разных городах Германии прошли массовые погромы, получившие известность под названием «Хрустальная ночь». Гейдрих был основным координатором этих акций и лично отдавал по телетайпу приказы для региональных подразделений полиции и СС[21]. На совещании у Геринга, состоявшемся сразу после «Хрустальной ночи», Гейдрих внёс пакет предложений по дальнейшей политике в отношении евреев в развитие Нюрнбергских законов, основным мотивом которых было усиление дискриминационных мер, в конце концов вынудивших бы евреев эмигрировать. Гейдрих также предложил по аналогии с существовавшим в Вене «Центральным бюро по еврейской эмиграции» (нем. Zentralstelle für jüdische Auswanderung), которым руководил его подчинённый Адольф Эйхман, создать в Берлине «Имперское центральное бюро по еврейской эмиграции» (Reichszentrale für jüdische Auswanderung). Все эти меры были реализованы в течение нескольких месяцев[22].

После оккупации Польши Гейдрих отдал приказ создать для евреев специальные районы компактного поселения в крупных городах, гетто, куда должны были быть переселены евреи из сельской местности, а также из самой Германии[23], а также сформировать из местного еврейского населения занимающиеся делами евреев «еврейские советы» (нем. Judenräte). Таким образом, Гейдриху удалось заставить самих евреев участвовать в политике собственного уничтожения. В декабре 1939 года Гейдрих назначил Эйхмана главой специального подразделения РСХА по делам евреев[24] и затем с его помощью провёл массовые депортации евреев из Германии и Австрии в польские гетто. Однако отправка евреев в гетто была для Гейдриха лишь этапом, промежуточной станцией на пути к окончательной цели — полному уничтожению еврейского населения Европы. В ходе оккупации стран Восточной Европы и значительной территории Советского Союза в руках немецкой администрации оказалось огромное количество евреев, которые с точки зрения нацистов являлись расово неполноценным народом, подлежащим уничтожению. В то же время специальные расстрельные команды, созданные для проведения политики террора и национального истребления, уже не справлялись с задачами уничтожения такого огромного количества людей. Ещё в декабре 1940 года Гитлер через Гиммлера и Геринга поручил Гейдриху выработать план «окончательного решения» (нем. Endlösung) еврейского вопроса. Составленный Гейдрихом план не сохранился, однако из сохранившихся документов известно, что он был направлен Гитлеру в конце января 1941 года[25].

Летом 1941 года Гитлер довёл до высшего руководства Рейха приказ об «Всеобщем решении еврейского вопроса» (нем. Gesamtlösung der Judenfrage). Текст приказа не сохранился, однако о существовании такого документа известно из показаний на Нюрнбергском процессе[26]. 31 июля Геринг направил Гейдриху директиву с поручением провести подготовительные мероприятия на территориях, находившихся под контролем Германии. Для реализации этого замысла Гейдриху была необходима координация работы огромного количества министерств и ведомств. 20 января 1942 года в пригороде Берлина на озере Гросер-Ванзе была собрана так называемая Ванзейская конференция, целью которой стала выработка плана по уничтожению евреев в масштабах Европы.

В рамках своего проекта Гейдрих предлагал отправить евреев на принудительные работы на Восток, где большая их часть должна была погибнуть от изнурительного труда. Выжившие должны были подвергнуться «специальному обращению» (нем. Sonderbehandlung), то есть физически уничтожены. Всего по подсчётам ликвидации подлежали одиннадцать миллионов евреев[27].

Таким образом, именно Гейдрих сформулировал основы «окончательного решения еврейского вопроса» (нем. Endlösung der Judenfrage). До сих пор остаётся неясным, является ли название операции по уничтожению польских евреев «Операция Райнхардт» (нем. Aktion Reinhardt) производной от имени Гейдриха или от фамилии статс-секретаря Фрица Райнхардта. Бо́льшая часть решений Ванзейской конференции стала осуществляться уже после гибели Гейдриха.

Имперский протектор Богемии и Моравии

После того, как в 1939 году немецкие войска оккупировали Чехословакию, сменив там правительство, для регионов Богемия и Моравия, перешедших под немецкий протекторат, была создана должность имперского протектора, занявшего резиденцию в пражском районе Градчаны. Вначале на эту должность был назначен бывший германский министр иностранных дел Константин фон Нейрат. Его пребывание в должности сопровождалось соперничеством между лояльными протектору органами, спецслужбами и партийными структурами, вызванным пересекающейся компетенцией разных ветвей власти. Это, а также недостаточная жёсткость Нейрата при подавлении чешского сопротивления, привело к его фактическому отстранению от должности. Спецслужбы при участии Гейдриха подготовили Гитлеру доклад о чешском сопротивлении с критикой Нейрата[28]. В конце сентября 1941 года А. Гитлер вызвал к себе рейхспротектора Богемии и Моравии Константина фон Нейрата и сообщил, что решил назначить ему заместителем Гейдриха. Фон Нейрат не согласился с этим решением и заявил о своей отставке с этого поста. Тогда Гитлер отправил фон Нейрата в «бессрочный отпуск». Его обязанности были переданы Гейдриху, как «исполняющему обязанности рейхспротектора Богемии и Моравии» (нем. «Stellvertretender Reichsprotektor von Böhmen und Mähren»).

Таким образом, Гейдрих стал фактическим имперским протектором (фон Нейрат к исполнению своих обязанностей так и не вернулся), сохранив за собой должность начальника Главного управления РСХА. 27 сентября 1941 года Гейдрих занял резиденцию в Градчанах. Свою загородную резиденцию, в которую перевёз свою семью, Гейдрих устроил в доставшемся ему после отставки К. фон Нейрата так называемом «Нижнем дворце» в местечке Panenské Břežany, в 15 км к северу от Праги, конфискованном у сахаропромышленника еврейского происхождения Фердинанда Блох-Бауэра (нем.).

Через неделю после назначения Гейдрих инициировал процесс против чешского премьер-министра Алоиса Элиаша, подозревавшегося в связях с сопротивлением. Процесс под председательством Отто Тирака состоялся за четыре часа, Элиашу был вынесен смертный приговор[29] (который был приведён в исполнение уже после гибели Гейдриха). Одним из первых после назначения действий Гейдриха стало распоряжение о закрытии всех синагог на территории протектората, а в ноябре 1941 года по его приказу был создан концентрационный лагерь Терезиенштадт, предназначавшийся для содержания чешских евреев перед отправкой в лагеря смерти[30]. Одновременно Гейдрих начал проводить меры по умиротворению населения: он реорганизовал систему социального обеспечения, повысил зарплаты и нормы питания для рабочих[31].

Гибель

Покушение

Покушение на Гейдриха было спланировано чехословацким «правительством в изгнании» Эдварда Бенеша при участии британского Управления специальных операций. Убийство Гейдриха было нацелено на поднятие престижа Сопротивления. Конечно, ожидались карательные акции немцев, но предполагалось, что они, в свою очередь, лишь усилили бы сопротивление населения оккупантам[31][32]. Непосредственными исполнителями операции, получившей название «Антропоид», стали подготовленные англичанами агенты Йозеф Габчик и Ян Кубиш.

Покушение состоялось утром 27 мая 1942 года на повороте в пражском пригороде Либень на пути из загородной резиденции Гейдриха Юнгферн Брешан к центру Праги. Когда Гейдрих в автомобиле с открытым верхом (кроме него самого в нём находился только водитель — Гейдрих предпочитал ездить без охраны) в 10:32 проезжал поворот, Габчик выхватил пистолет-пулемёт «STEN» и попытался выстрелить в Гейдриха в упор, но патрон заклинило[33]. Гейдрих приказал водителю остановить машину и вытащил свой табельный пистолет[34]. В этот момент Кубиш метнул бомбу, но промахнулся, так что бомба взорвалась за правым задним колесом машины. Гейдрих, получивший перелом ребра и осколочное ранение селезёнки, в которую попали металлические детали обивки автомобиля и кусок мундира, вышел из машины, но тут же упал рядом. Его доставили в госпиталь Буловка в грузовике, который остановил случайно оказавшийся на месте покушения чешский полицейский[35]. Около полудня Гейдрих был прооперирован. Хирург удалил повреждённую селезёнку[36]. 27 мая в госпиталь прибыл личный врач Гиммлера Карл Гебхардт. Он прописал больному большие дозы морфина. Утром 3 июня состояние Гейдриха улучшилось, но уже около полудня он впал в кому и умер на следующий день. Причиной смерти было названо заражение внутренних органов, ослабленных из-за удаления селезёнки[37].

Сразу же после смерти Гейдриха в адрес Гиммлера пришло огромное количество телеграмм-соболезнований, как от руководящих чинов рейха и военачальников с советско-германского фронта, так и от представителей стран-сателлитов (в том числе, итальянских и болгарских полицейских) и даже от украинских националистов[38]. После двухдневного прощания с телом в Праге гроб был доставлен в Берлин. 9 июня состоялись похороны. В церемонии погребения участвовала вся верхушка страны. Прощальную речь держал сам Адольф Гитлер, назвав Гейдриха «человеком с железным сердцем». Гиммлер позже назвал Гейдриха «сияющим великим человеком» и подчеркнул, что тот «внёс преисполненный жертвенности вклад в борьбу за свободу» немецкого народа, «глубиной своего сердца и своей крови почувствовал мировоззрение Адольфа Гитлера, понял его и осуществил»[39]. Лондонская газета Таймс язвительно заметила, что одному из опаснейших людей Третьего рейха устроили «похороны гангстера»[40]. Гитлер посмертно наградил Гейдриха «Германским Орденом», редкой наградой, предназначавшейся для высших функционеров партии (большинство награждений этим орденом также были посмертными). Обществом Аненербе в память о Гейдрихе был выпущен траурный буклет[41].

После смерти Гейдриха руководство РСХА вначале принял на себя лично Гиммлер, однако 30 января 1943 года передал его Эрнсту Кальтенбруннеру. Пост имперского протектора Богемии и Моравии получил оберстгруппенфюрер СС, генерал-полковник полиции Курт Далюге.

Могила Гейдриха расположена на берлинском кладбище Инвалидов (нем. Invalidenfriedhof), примерно в центре зоны «А». После окончания войны надгробие было уничтожено, чтобы могила не стала местом поклонения неонацистов, и сейчас точное место захоронения неизвестно[42][43].

В первую годовщину смерти Гейдриха на месте покушения был установлен его бюст, который уничтожили советские войска, вошедшие в Прагу. 27 мая 2009 года в Праге на месте покушения был открыт памятник героям Сопротивления, убившим Гейдриха[44].

Операция возмездия

Покушение на Гейдриха произвело на руководство Рейха глубочайшее впечатление. В день смерти Гейдриха нацисты начали кампанию массового террора против чешского населения. Было объявлено, что всякий, кому известно о местонахождении убийц протектора и кто не выдаст их, будет расстрелян вместе со всей семьёй. В Праге производились массовые обыски, в ходе которых были выявлены укрываемые в домах и квартирах прочие участники Сопротивления, евреи, коммунисты и другие преследуемые категории граждан. Был расстрелян 1331 чех, в том числе 201 женщина[45].

9 июня 1942 года, в день похорон Гейдриха, в качестве возмездия была уничтожена деревня Лидице. Все мужчины старше 16 лет (172 человека) были расстреляны на месте, 195 женщин были отправлены в концентрационный лагерь Равенсбрюк, дети доставлены в Центральное бюро по делам переселенцев города Лицманштадт (нем. Umwandererzentralstelle Litzmannstadt) и впоследствии распределены по немецким семьям, следы большинства из них были потеряны[46]. Место, в котором скрывались британские агенты и ещё 120 бойцов Сопротивления[45] (крипта кафедрального собора святых Кирилла и Мефодия Чешской Православной Церкви в Праге), было выдано участником Сопротивления Карелом Чурдой. 18 июня состоялся штурм церкви, в ходе которого большинство защитников погибло или покончило с собой. Позднее были расстреляны священники кафедрального собора, епископ Пражский Горазд и другие клирики Чешской православной церкви, а сама Чешская православная церковь запрещена.

Личность Гейдриха

Гейдрих имел многие стереотипично нордические качества: высокий худощавый блондин с ледяным спокойствием. Вопреки этому образу, Гейдрих обладал весьма высоким голосом, за что получил у своих знакомых прозвище «козёл».[9] Вероятно поэтому сохранилось мало записей его речей. Гейдрих был увлечённым спортсменом и одарённым музыкантом.

Он смог стать для своего шефа Гиммлера хорошим помощником (руководящие должности в СД Гейдрих занимал с 29 лет, РСХА возглавил в 35 лет). Например, он проделал почти всю работу по интеграции политической полиции в партийный аппарат. Герману Герингу приписывается шутка: нем. HHHH, Himmlers Hirn heißt Heydrich, «Х. Х. Х. Х. — Мозг Гиммлера зовётся Гейдрих».

Вальтер Шелленберг, известный нацист и соратник Гейдриха по партии, так описал Рейнхарда в своей книге «Лабиринт»[3]:

Внешность его впечатляла: он был высокого роста, с широким, необычайно высоким лбом, маленькими беспокойными глазами, в которых таилась звериная хитрость и сверхъестественная сила, нос длинный, хищный, рот широкий, губы мясистые; руки тонкие и, пожалуй, слишком длинные — они заставляли вспомнить паучьи лапы. Его великолепную фигуру портили лишь широкие бёдра, и эта неприятная в мужчинах женоподобность делала его ещё более зловещим. Голос его был слишком высок для человека столь внушительных размеров. Речь была нервной и прерывистой, но, хотя он почти никогда не заканчивал предложений, всё же ему удавалось выразить свою мысль вполне отчётливо.

…Гейдрих был превосходным скрипачом…

Этот человек был невидимым стержнем, вокруг которого вращался нацистский режим. Развитие целой нации косвенно направлялось им. Он намного превосходил своих коллег-политиков и контролировал их, так же как он контролировал огромную разведывательную машину СД.

Гейдрих обладал невероятно острым восприятием моральных, человеческих, профессиональных и политических слабостей людей, а также отличался способностью схватывать политическую ситуацию в целом. Его необычайно развитый ум дополнялся не менее развитыми недремлющими инстинктами хищного животного, всегда ожидающего опасности, всегда готового действовать быстро и беспощадно.

С юности Гейдриха сопровождали слухи о еврейском происхождении и эта информация впоследствии использовалась его политическими врагами для борьбы с ним. Одним из аргументов было то, что отец Гейдриха, Бруно Гейдрих, фигурировал в «Музыкальной энциклопедии Римана» за 1916 год как «Бруно Гейдрих, настоящая фамилия Зюсс». В 1932 году один из лидеров НСДАП Грегор Штрассер приказал партийному генеалогу Ахиму Герке расследовать информацию о возможной примеси еврейской крови. Герке пришёл к выводу, что информация в «Музыкальной энциклопедии Римана» ошибочна, а фамилию Зюсс носил второй муж бабушки Гейдриха (Бруно Гейдрих родился от первого брака). После войны гипотеза о еврейском происхождении Гейдриха была предметом серьёзного научного исследования. Израильский историк Шломо Аронсон при работе над докторской диссертацией на тему «Гейдрих и период становления гестапо и СД» (опубликована в 1966 году) построил генеалогическое древо Гейдриха по отцовской линии до 1738 года, а по материнской — до 1688 года и не нашёл среди его предков евреев[9]. Среди историков, придерживающихся точки зрения о еврейских предках Гейдриха, автор нескольких фундаментальных работ по истории Третьего рейха Иоахим Фест[47].

От брака с Линой фон Остен у Гейдриха было четверо детей: сыновья Клаус и Хайдер, дочери Зильке и Марта (Марта родилась 23 июля 1942, почти через два месяца после смерти отца). Лина, унаследовавшая после мужа замок в Чехии, пыталась играть самостоятельную политическую роль и разрабатывала в 1940-е годы планы создания национал-социалистической землеобрабатывающей коммуны, не встретившие, однако, поддержки Гиммлера, являвшегося автором этой идеи. В 1970-е годы она написала интересные мемуары, изданные под названием «Жизнь с военным преступником», где содержатся важные сведения о взаимоотношениях мужа с Гиммлером и Канарисом.

Воинские звания

Гейдрих в художественной литературе и кино

Убийство Гейдриха стало сюжетом художественного фильма уже через год после события: это был американский фильм «Палачи тоже умирают» (англ. Hangmen Also Die, 1943, в роли Гейдриха Ханс Генрих фон Твардовски), в качестве режиссёра и сценариста которого выступили немецкие антифашисты — Фриц Ланг и Бертольт Брехт. Вышло ещё два игровых фильма о пражском покушении: чехословацкий «Покушение» (Atentát, 1964, в роли Гейдриха Зигфрид Лойда, ГДР) и американский «Операция Рассвет» (Operation Daybreak, 1975, в роли Гейдриха Антон Диффринг, ФРГ) — по книге Алана Берджесса (англ. Alan Burgess) «Семеро на рассвете» (англ. Seven Men At Daybreak). Покушение на Гейдриха запечатлено также в ленте чехословацкого режиссёра Отакара Вавры «Соколово» (1974) — втором фильме трилогии о Чехословакии в годы войны. В роли Гейдриха выступил актёр из ГДР Ханньо Хассе. Гейдрих стал одним из персонажей фильма «Канарис» (Германия, 1954. Режиссёр Альфред Вайденманн).

Исполняли её также актёры Дон Костелло, Джон Каррадайн, Дэвид Уорнер, Мартин Хельд и др.

Гейдрих играет ключевую роль в трилогии Филипа Керра «Berlin Noir». Американский фантаст Филип Дик написал альтернативный исторический роман «Человек в высоком замке» (англ. The Man in the High Castle). Действие романа происходит в 1960-е годы в победившем Третьем рейхе; Гейдрих стремится занять пост рейхсканцлера после смерти Гитлера и его непосредственного преемника Бормана. Схожим образом сложилась судьба Гейдриха в романе Роберта Харриса «Фатерланд»: после гибели Гиммлера от рук террористов в 1961-м Гейдрих становится новым рейхсфюрером и в 1964 году проводит операцию по устранению выживших участников Ванзейской конференции.

Действие советского телефильма «Семнадцать мгновений весны» происходит после гибели Гейдриха, однако в фильм вставлены документальные кадры его похорон. Об этом событии, после которого РСХА возглавил Кальтенбруннер, в фильме вспоминает Штирлиц. В книге «Семнадцать мгновений весны», по которой был снят фильм, освещены некоторые аспекты происхождения Гейдриха (см. выше) и его взаимоотношений с Вальтером Шелленбергом, к которому он якобы ревновал свою жену. Впрочем, возможно, это и является художественным домыслом.

Гейдрих стал одним из главных персонажей документального романа Лорана Бине «HHhH» (2009), удостоенного Гонкуровской премии за лучший дебют.

В телесериале 2015 года «Человек в высоком замке», снятом по мотивам одноименного романа американского писателя Филипа Дика, Рейнхарда Гейдриха в альтернативной реальности 1962 года играет актер Рей Прошиа. В сериале, в отличие от романа, планируемая борьба за пост фюрера должна развернуться не между ним и Йозефом Геббельсом, а между Геббельсом и Гиммлером. Несмотря на это в экранизации он представлен, как постаревший, но не утративший способности к манипулированию персонаж. Также, в сериале он имел звание оберстгруппенфюрера, видимо за заслуги в выигранной нацистами Второй мировой войне.

В 2016 году выпущен фильм «Антропоид», рассказывающий об убийстве Гейдриха.

Напишите отзыв о статье "Гейдрих, Рейнхард"

Примечания

  1. [www1.yadvashem.org/education/entries/russian/11.asp Гейдрих, Рейнхард] (рус.). Энциклопедия катастрофы. «Яд-Вашем». Международная школа преподавания и изучения катастрофы (2000). Проверено 6 августа 2009. [www.webcitation.org/612DytWK1 Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  2. [www.ushmm.org/wlc/ru/article.php?ModuleId=10005151 «Окончательное решение еврейского вопроса». Обзор] (рус.). United States Holocaust Memorial Museum. Проверено 6 августа 2009. [www.webcitation.org/612DzQubX Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  3. 1 2 3 4 [www.hrono.ru/biograf/geidrih.html Рейнгард Гейдрих]. hrono.ru. Проверено 6 августа 2009. [www.webcitation.org/612E00U5a Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  4. John S. Craig. [books.google.ru/books?id=xNMVVsHEm5cC&pg=PA13&pg=PA149 Peculiar liaisons: in war, espionage, and terrorism in the twentieth century]. — Algora Publishing, 2005. — P. 149. — 250 p. — ISBN 9780875863313.
  5. 1 2 [www.ushmm.org/wlc/en/article.php?ModuleId=10007406 Reinhard Heydrich]. Мемориальный музей Холокоста. Проверено 24 апреля 2010. [www.webcitation.org/612E0Rz53 Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  6. [books.google.ru/books?id=oMAUAAAAIAAJ&q=%D0%9D%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D1%81%D0%BE%D1%8E%D0%B7+%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BD%D1%8B+%D0%B8+%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F&dq=%D0%9D%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D1%81%D0%BE%D1%8E%D0%B7+%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BD%D1%8B+%D0%B8+%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F&pgis=1 «Октябрь» — 1950. — № 4. — С. 120.]
  7. Э. Бояджи. История шпионажа. В 2-я томах. — Москва: Олма-пресс, 2003. — Т. 1. — С. 412. — 640 с. — ISBN 5-224-02646-6, 5-224-03595-3.
  8. «В практически обанкротившейся консерватории его не ждало никакого будущего, а занятия химией, которые он также рассматривал как возможную карьеру, требовали университетского образования, но его родители больше не могли позволить себе этого» (А. Подъяпольский, Н. Непомнящий. «Несостоявшиеся фюреры. Гесс и Гейдрих». М.: «Вече», 2004. С. 197).
  9. 1 2 3 4 5 6 Хёне, Хайнц. Глава 7. Гейдрих и гестапо // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/07.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  10. А. Подъяпольский, Н. Непомнящий. «Несостоявшиеся фюреры. Гесс и Гейдрих». — Москва: «Вече», 2004. — С. 207. — 446 с. — ISBN 978-5-9533-0427-6.
  11. Хёне, Хайнц. Глава 5. Ночь длинных ножей // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/05.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  12. Ширер, У. Падение Бломберга, Фрича, Нейрата и Шахта // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 1. — С. 449—452. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0920-5.
  13. Ширер, У. Правосудие в Третьем рейхе // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 1. — С. 398. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0920-5.
  14. Ширер, У. Правосудие в Третьем рейхе // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 1. — С. 398—399. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0920-5.
  15. Ширер, У. Падение Шушнига // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 1. — С. 490. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0920-5.
  16. 1 2 Хёне, Хайнц. Глава 10. СС и внешняя политика // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/10.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  17. Хёне, Хайнц. Глава 11. Политика укрепления «немецкого духа» на Востоке // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/11.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  18. [reibert.info/ss/04/04/heydrich/34.htm Рейнхард Гейдрих — пилот Люфтваффе]
  19. [reibert.info/ss/04/04/heydrich/36.htm Гейдрих сверяет карту полётов]
  20. Хёне, Хайнц. Глава 12. Окончательное решение еврейского вопроса // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/12.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  21. Ширер, У. «Неделя битых стекол» // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 1. — С. 585. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0920-5.
  22. Charles W. Sydnor. Reinhard Heydrich and the Planning of the Final Solution // [books.google.ru/books?id=zkZC6bp3upsC&pg=PA13&pg=PA162 The Holocaust and history: the known, the unknown, the disputed and the re-examined]. — Indiana University Press, 2002. — P. 162. — 836 p. — ISBN 9780253215291.
  23. Charles W. Sydnor. Reinhard Heydrich and the Planning of the Final Solution // [books.google.ru/books?id=zkZC6bp3upsC&pg=PA13&pg=PA163 The Holocaust and history: the known, the unknown, the disputed and the re-examined]. — Indiana University Press, 2002. — P. 163—164. — 836 p. — ISBN 9780253215291.
  24. Charles W. Sydnor. Reinhard Heydrich and the Planning of the Final Solution // [books.google.ru/books?id=zkZC6bp3upsC&pg=PA13&pg=PA166 The Holocaust and history: the known, the unknown, the disputed and the re-examined]. — Indiana University Press, 2002. — P. 166. — 836 p. — ISBN 9780253215291.
  25. Charles W. Sydnor. Reinhard Heydrich and the Planning of the Final Solution // [books.google.ru/books?id=zkZC6bp3upsC&pg=PA13&pg=PA173 The Holocaust and history: the known, the unknown, the disputed and the re-examined]. — Indiana University Press, 2002. — P. 173—175. — 836 p. — ISBN 9780253215291.
  26. Ширер, У. «Окончательное решение» // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 2. — С. 452. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0922-9.
  27. Ширер, У. «Окончательное решение» // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 2. — С. 452—453. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0922-9.
  28. Chad Carl Bryant. [books.google.ru/books?id=NOCOVmwJFMMC&pg=PA13&pg=PA135 Prague in black: Nazi rule and Czech nationalism]. — Harvard University Press, 2007. — P. 135-136. — 378 p. — ISBN 9780674024519.
  29. Хёне, Хайнц. Глава 13. Сила и бессилие СС // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/13.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  30. Burian, Michal et al. [www.army.cz/images/id_7001_8000/7419/assassination-en.pdf Assassination. Operation Arthropoid, 1941-1942]. — Prague: Ministry of Defence of the Czech Republic - AVIS, 2002. — P. 27. — 94 p. — ISBN 8072781588.
  31. 1 2 Хёне, Хайнц. Глава 15. СС и немецкое движение сопротивления // [militera.lib.ru/research/hohne_h01/15.html Черный орден СС. История охранных отрядов] = The Order Of The Death's Head: The Story Of Hitler's SS. — М.: Олма-Пресс, 2003. — 542 с. — ISBN 5-224-03843-X.
  32. Jaggers, R. C. [www.cia.gov/library/center-for-the-study-of-intelligence/kent-csi/vol4no1/html/v04i1a01p_0001.htm The Assassination of Reinhard Heydrich]. CIA (22 сентября 1993). Проверено 19 июня 2010.
  33. Steven Lehrer. [books.google.ru/books?id=ahrZF9pAZJ0C&pg=PA13&pg=PA84 Wannsee house and the Holocaust]. — McFarland, 2000. — P. 84. — 196 p. — ISBN 9780786407927.
  34. Батлер Р. Гестапо: история тайной полиции Гитлера / Пер. с англ. В. Феоклистовой — М.: Эксмо, 2006. — С. 108. — ISBN 5-699-15081-1
  35. Steven Lehrer. [books.google.ru/books?id=ahrZF9pAZJ0C&pg=PA13&pg=PA85 Wannsee house and the Holocaust]. — McFarland, 2000. — P. 85. — 196 p. — ISBN 9780786407927.
  36. Defalgue, Ray J., Wright, Amos J. [www.anesthesia.wisc.edu/AHA/Bulletin/January_2009.pdf The Puzzling Death of Reinhard Heydrich] // Bulletin of Anesthesia History. — январь 2009. — Т. 27, вып. 1. — P. 4.
  37. Defalgue, Ray J., Wright, Amos J. [www.anesthesia.wisc.edu/AHA/Bulletin/January_2009.pdf The Puzzling Death of Reinhard Heydrich] // Bulletin of Anesthesia History. — январь 2009. — Т. 27, вып. 1. — P. 5.
  38. Подробнее см.: РГВА, Ф. 1372k, Оп. 5, Д. 24.
  39. Reinhard Heydrich: Ein Leben der Tat. Prag, 1944. S. 61, 64.
  40. Батлер Р. Гестапо: история тайной полиции Гитлера / Пер. с англ. В. Феоклистовой — М.: Эксмо, 2006. — С. 110. — ISBN 5-699-15081-1
  41. Reinhard Heydrich: 7. Marz 1904 — 4. Juni 1942. Berlin: Ahnenerbe Stiftung, 1942.
  42. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=11953 Рейнхард Гейдрих] (англ.) на сайте Find a Grave
  43. Steven Lehrer. [books.google.ru/books?id=ahrZF9pAZJ0C&pg=PA13&pg=PA86 Wannsee house and the Holocaust]. — McFarland, 2000. — P. 86. — 196 p. — ISBN 9780786407927.
  44. Чеканова, А. [www.radio.cz/ru/statja/116684 Памятник операции "Антропоид": лучше поздно, чем никогда]. Radio Praha (27 мая 2009). Проверено 26 июня 2010. [www.webcitation.org/612E0yzhk Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  45. 1 2 Ширер, У. Смерть Гейдриха и уничтожение Лидице // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 2. — С. 489. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0922-9.
  46. Ширер, У. Смерть Гейдриха и уничтожение Лидице // Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 2. — С. 490—491. — 704 с. — ISBN 978-5-8159-0922-9.
  47. Daniel Chirot. [books.google.ru/books?id=e-kVgozyE8gC&pg=PA13&pg=PA139 Modern tyrants: the power and prevalence of evil in our age]. — Princeton University Press, 1996. — P. 139. — 496 p. — ISBN 9780691027777.

Литература

  • Буренин С. В., Семергин-Каховский О. И. Бумеранг Гейдриха. СПб.: Северо-Запад; Феникс, 2005. ISBN 5-222-05847-6 (хроника операций SD при Гейдрихе, история покушения на него)
  • Подъяпольский А., Непомнящий Н. Несостоявшиеся фюреры. Гесс и Гейдрих. М.: Вече, 2004. ISBN 5-9533-0427-7. (анализ политической карьеры Гейдриха)
  • Райнхард Гейдрих — паладин Гитлера / Ю. Чупров. Райнхард Гейдрих. Путь к власти. Д. Гамшик, И. Пражак. Бомба для Гейдриха. — М.: Изд-во Яуза, Изд-во Эксмо, 2004. — 384 с., илл.
  • Хайнц Хёне. [militera.lib.ru/research/hohne_h01/index.html Чёрный орден СС. История охранных отрядов]. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — 542 с. — 6000 экз. — ISBN 5-224-03843-X.
  • Assassination : Operation Anthropoid 1941—1942, by Michael Burian. Prague: Avis, 2002.
  • Christian Graf von Krockow: Porträts berühmter deutscher Männer — Von Martin Luther bis zur Gegenwart, München 2001 (List-Verlag), S. 379—426 (ISBN 3-548-60447-1)
  • Fred Ramen. [books.google.com/books?id=7eF9XyapdrYC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q=&f=false Reinhard Heydrich: Hangman of the 3rd Reich]. — The Rosen Publishing Group, 2001. — 109 p. — (Holocaust Biographies). — ISBN 9780823933792.
  • Gerwarth Robert. Hitler’s Hangman: The Life of Heydrich. New Haven, CT: Yale University Press. ISBN 978-0-300-11575-8.
  • Günther Deschner: Reinhard Heydrich. Statthalter der totalen Macht. Verlag Ullstein, Frankfurt/M-Berlin 1987, ISBN 3-548-27559-1.
  • Hellmut G. Haasis: Tod in Prag. Das Attentat auf Reinhard Heydrich. Reinbek bei Hamburg. Rowohlt 2002, ISBN 3-498-02965-7.
  • Lina Heydrich: Leben mit einem Kriegsverbrecher. Mit Kommentaren von Werner Maser, Verlag W. Ludwig, Pfaffenhofen 1976, ISBN 3-7787-1025-7.
  • Mario R. Dederichs: Heydrich. Das Gesicht des Bösen. Piper 2005, ISBN 3-492-04543-X, [www.buchwurm.info/book/anzeigen.php?id_book=1131 Rezension] von Dr. Michael Drewniok
  • Max Williams: Reinhard Heydrich — Fotobiographie in zwei Bänden, ULRIC of ENGLAND, London, 2002.
  • Miroslav Kárný/Jaroslava Milotová/Margita Karná (Hrsg.): Deutsche Politik im «Protektorat Böhmen und Mähren» unter Reinhard Heydrich 1941—1942. Eine Dokumentation. Metropol Verlag 1997, ISBN 3-926893-44-3.
  • Pfitzner J., Kliment J. Die Hauptstadt Prag ehrt das Andenken Reinhardt Heydrichs. Prag, 1944 (одно из официальных изданий, посвящённых памяти Гейдриха).
  • Shlomo Aronson: Reinhard Heydrich und die Frühgeschichte von Gestapo und SD. Deutsche Verlags-Anstalt, Stuttgart 1971.
  • The Killing of Reinhard Heydrich: The SS «Butcher of Prague», by Callum McDonald. ISBN 0-306-80860-9
  • The Face of the Third Reich: Portraits of the Nazi Leadership, by Joachim Fest, Da Capo Press
  • Walter Schellenberg: Walter Schellenberg. Hitlers letzter Geheimdienst-Chef, Copyright 1956 by André Deutsch Ltd., London, für die deutsche Ausgabe: Copyright © by Limes Verlag. Taschenbuchausgabe: Verlag Arthur Moewig GmbH, Rastatt, ISBN 3-8118-4363-X, Kommentiert von Gerarld Felming, herausgegeben von Gita Petersen, Einleitung von Gita Petersen, Vorwort von Klaus Harpprecht.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Рейнхард Гейдрих
  • [www.hrono.ru/biograf/geidrih.html Биографии Гейдриха на сайте «Хронос»]
  • [web.archive.org/web/20030605023539/hronos.km.ru/libris/lib_sh/shlnbrg00.html Книга В. Шелленберга «Лабиринт» (о Гейдрихе главы 20, 28)]
  • [www.mzv.cz/servis/soubor.asp?id=8613 Речь об уничтожении чешского народа]  (нем.)


Отрывок, характеризующий Гейдрих, Рейнхард

– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.