Рейнхильские состязания

Рейнхильские состязания (англ. Rainhill Trials; также известны как Рейнхильские скачки, Рейнхильские испытания, Паровозные гонки и т. п.) — соревнования паровозов, проведённые в октябре 1829 года в городе Рейнхилл (графство Мерсисайд). Целью соревнований было выбрать лучший паровоз для эксплуатации на железной дороге Ливерпуль — Манчестер. Сыграли важное значение в истории паровозостроения, так как благодаря им удалось значительно поднять рейтинг паровозов в глазах общественности, а многие технические решения, принятые при создании паровозов-участников, оказались во многом прогрессивными.

Предпосылки к появлению

В 1829 году строительство железной дороги Ливерпуль — Манчестер подходило к концу. По мере приближения стройки к завершению, в компанию стало приходить всё больше идей и патентов о способах тяги поездов по дороге. В основном предлагалось перемещать поезда с помощью различных станционных машин и механизмов, сторонников локомотивов же было совсем немного. Велико было недоверие к паровозам и среди влиятельных инженеров (например Уолкер и Растрик), несмотря на то что паровозы успешно работали на различных промышленных железных дорогах, а также на построенной ранее первой общественной Стоктон-Дарлингтонской железной дороге. Ставилась под сомнение возможность дальнейшего улучшения конструкции паровоза, тогда как улучшать станционные машины ничто не ограничивало. Было даже предложено разделить будущую железную дорогу на два равных участка, из которых один бы обслуживался паровозами, а другой — с помощью канатных тяг станционными паровыми машинами. По мнению инженеров, такое решение позволило бы экспериментально определить практичность и эффективность обоих способов.

В свою очередь Джордж Стефенсон, опытный конструктор паровозов и основной инициатор строительства общественных железных дорог, продолжал активно защищать паровозы и поэтому он просит компанию предоставить ему время, чтобы построить паровоз, который бы смог удовлетворить всем предъявляемым требованиям. При этом Стефенсон допускал, что нужный паровоз мог бы быть построен и другими конструкторами. Тогда один из членов правления, будучи большим фанатом конных скачек, предложил устроить соревнования паровозов, тем самым выбрав лучший из паровозов, а заодно устроить рекламу компании и будущей дороге. Стефенсон против такого решения не возражал.

Условия конкурса

29 апреля 1829 года дирекция Ливерпуль-Манчестерской железной дороги при поддержке ряда инженеров, в том числе и самого Джорджа Стефенсона, опубликовала условия предстоящего конкурса паровозов.

1. Паровоз должен работать от собственного котла, согласно постановлениям железнодорожного акта короля Георга IV.
2. Паровоз при весе в 6 тонн должен быть в состоянии везти на горизонтали поезд весом в 20 тонн, включая и тендер, со скоростью 16 км/ч и при давлении пара в котле не более 50 фунтов на кв. дюйм (3,6 кг/см²).
3. Котёл должен иметь два предохранительных клапана, ни один из которых не должен запираться во время работы машины, и один из них не должен быть доступен машинисту.
4. Машина и котёл должны поддерживаться рессорами и 6 колёсами (3 оси); высота дымовой трубы от головки рельса до её вершины не должна быть более 15 футов (4572 мм).
5. Вес паровоза с водой в котле не должен превышать 6 тонн; но паровоз меньшего веса будет иметь преимущество, если только он будет в состоянии везти пропорциональный вес; если вес паровоза не превосходит 5 тонн, то он должен быть в состоянии везти 15 тонн; если же вес паровоза будет 4,5 тонны или менее, то он может иметь четыре колеса. Общество железной дороги оставляет за собой право подвергнуть котёл, жаровую (дымогарную) трубу, цилиндр и т. п. гидравлическому испытанию давлением не свыше 150 фунтов на кв. дюйм (11 кг/см²), не беря на себя, однако, ответственности за могущие произойти при этом повреждения машины.
6. Паровоз должен иметь ртутный манометр со стрелкой, показывающий давление пара выше 45 фунтов на кв. дюйм (3 кг/см²).
7. Машина должна быть доставлена в Ливерпуль вполне готовой к испытанию не позже 1 октября.
8. Стоимость паровоза не должна превышать 550 фунтов стерлингов, и всякий забракованный паровоз должен быть убран владельцем немедленно.

В свою очередь, общество дороги обязалось снабдить паровоз нужным количеством воды и угля. Расстояние между рельсами составляло 4 фута 8,5 дюймов (1435 мм).

Стоит отметить, что таким высоким для того времени условиям не удовлетворял ни один из ранее выпущенных паровозов.

Ход испытаний

На конкурс были выставлены паровозы:

• «Ракета» (англ. Rocket) Джорджа Стефенсона;
• «Циклопед (англ.)» Томаса Шоу Брэндрета (англ.);
• «Новелти (англ.)» (англ. Novelty — новинка) Джона Эрикссона и Джона Брейтвейта;
• «Персеверэнс» (англ. Perseverance — настойчивость) Тимоти Бёрстола (англ. Timothy Burstall);
• «Санс Парель (англ.)» (англ. Sans Pareil — несравненный) Тимоти Хэкворта.

6 октября 1829 года при большом стечении народа состоялись гонки.

Первым сошёл с дистанции «Циклопед», приводимый в движение лошадью, идущей по закреплённой на локомотиве бесконечной ленте. Во время испытания лошадь проломила пол локомотива и при этом сильно покалечилась.

Вторым выбыл из соревнований «Персеверэнс». Он был повреждён при транспортировке к месту испытаний. В течение пяти дней автор безуспешно пытался восстановить его, но после ремонта локомотив не смог развить скорость выше 10 миль/ч (16 км/ч) и был отстранён от дальнейших испытаний.

Третьим вышел из борьбы паровоз «Санс Парель». Его вес на 300 фунтов (136 кг) превышал разрешённый и потому допустимость его участия в соревнованиях изначально ставилась под сомнение. После восьми пробных поездок лопнул цилиндр паровой машины «Санс Парель». (Тем не менее, паровоз был закуплен компанией и после замены паровой машины в течение двух лет эксплуатировался.)

Последним конкурентом «Ракеты» был паровоз «Новелти». Имея сверхсовременную конструкцию, он легко развивал удивительную для тех времён скорость 28 миль/ч (~45 км/ч) и стал фаворитом толпы. Но уже в первый день соревнований была повреждена одна из труб котла «Новелти». На следующий день, после ремонта, паровоз продолжил гонку, но по достижении скорости 15 миль/ч (24 км/ч) его котёл окончательно вышел из строя.

«Ракета» стала единственным паровозом, успешно завершившим все испытания. Она показала среднюю скорость 12 миль/ч (~19 км/ч) с грузом 13 тонн. При этом максимальная скорость достигала 30 миль/ч (48 км/ч). Блистательная победа стефенсоновской «Ракеты» сделала её одним из самых знаменитых механизмов в истории техники.

См. также

• Великая паровозная гонка

Литература

• Забаринский П. [vivovoco.astronet.ru/VV/BOOKS/STEPHENSON/CONTENT.HTM Стефенсон (серия «Жизнь замечательных людей»)]. — Москва: Журнально-газетное объединение, 1937.

Отрывок, характеризующий Рейнхильские состязания

Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»