Рёйсдал, Якоб ван

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рейсдал, Якоб ван»)
Перейти к: навигация, поиск

Якоб Исаакс ван Рёйсдал (Jacob van Ruisdael, Jacob Isaakszoon van Ruysdael) (1628/1629, Харлем — похоронен 14 марта 1682, там же) — наиболее значительный нидерландский художник-пейзажист.

Предполагается, что первые уроки живописи Якоб ван Рёйсдал получил от своего дяди, художника Саломона ван Рёйсдала. Известно, что Рёйсдал освоил также профессию хирурга и практиковал в Амстердаме. Якоб Рёйсдал вступил в харлемскую гильдию художников в 1648 г., с 1659 г. стал гражданином Амстердама. Талант художника не был в должной мере оценён при его жизни.

Умер Рёйсдал в марте 1682 г. По всей видимости, смерть настигла его в Амстердаме, но затем его прах перевезли в Харлем и 14 марта 1682 г. погребли в церкви св. Бавона. Встречающееся в некоторых источниках указание на то, что художник умер в нищете в приюте для бедных, — следствие путаницы: на самом деле такая судьба постигла не его самого, а его двоюродного брата, сына Саломона ван Рёйсдала, — тоже Якоба и тоже живописца.

Рёйсдал считается ведущим мастером пейзажной живописи Нидерландов. Ему удалось превратить ландшафтную живопись в зеркало человеческих эмоций. В его картинах даёт себя знать чуткая, напряжённо-страстная восприимчивость художника к жизни природы в её частных и общих проявлениях. Манера письма маленькими мазками характеризует разнообразие форм увиденного в пейзажном мотиве и вместе с тем эмоциональное их переживание, образное восприятие. Рёйсдал заставляет почувствовать каждый маленький мотив в сложном хоре образа природы, будь то дорога, бегущая вверх, или склонённое от сильного морского ветра дерево, растрёпанный куст или предвещающее грозу облако. Движение каждого мотива слагается в широкий, мощный процесс взаимосвязи и взаимодействия стихийных сил природы и всех её порождений на земле. Рёйсдал любил писать лесные чащи, болота, водопады — места, где человек только прохожий, — маленькие нидерландские города или деревни, теряющиеся в пространственной дали равнин под огромным, торжествующе властным небом. Вольфганг Гёте назвал его «подобно поэту, мыслящим художником».

Творческое наследие Рёйсдала составляют около 450 картин. Большинство его пейзажей посвящены природе родных Нидерландов, однако Якоб Рёйсдал также писал дубовые леса Германии или по примеру своего друга художника Алларта ван Эвердингена водопады Норвегии.



Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Рёйсдал, Якоб ван"

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Якоб ван Рёйсдал
  • [www.artcyclopedia.com/artists/ruisdael_jacob_van.html Якоб ван Рёйсдал в музеях мира]
  • [www.museums.in.ua/author/Rejsdal_YAkob_van Якоб ван Рёйсдал в музее Ханенко]


Отрывок, характеризующий Рёйсдал, Якоб ван

– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.