Рейснер, Михаил Андреевич
Поделись знанием:
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
| Михаил Андреевич Рейснер | |
| Michael von Reusner[1] | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
г. Вилейка, Виленская губерния, Российская империя (ныне Молодечненская область, Белоруссия) |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
Михаил Андреевич Рейснер (7 марта 1868 года, г. Вилейка Виленской губ. — 3 августа 1928 года, Москва) — российский учёный-юрист, публицист, социопсихолог и историк. Участник революционного движения. Отец Игоря и Ларисы Рейснер.
Содержание
Биография
Родился в семье чиновника, происходил из рода остзейских баронов фон Рейснер[2].
Окончил петербургскую гимназию. В 1893 году окончил юридический факультет Варшавского университета.
В 1893—1896 годах преподавал в Ново-Александровском институте сельского хозяйства и лесоводства (посад Ново-Александрия Люблинской губернии). Сотрудничал с Е. Н. Трубецким. В 1896 году командирован в Гейдельберг, где проработал два года.
В 1898—1903 годах назначен профессором юридического факультета Томского университета. В 1901 году был в годичной заграничной научной командировке.
В результате студенческих беспорядков 1903 года ему пришлось подать в отставку, он был вынужден эмигрировать в Германию и Францию. В конце 1905 года Рейснер возвратился в Россию. Участвовал в работе Первой конференции РСДРП в Таммерфорсе. После разгрома революции 1905 года вновь уезжает за границу и возглавляет высшую школу социальных наук в Париже.
В 1907 году Рейснер вернулся в Российскую империю и стал преподавателем в Санкт-Петербургском университете. В. Л. Бурцев обвинял его в сотрудничестве с царской охранкой.
Во время Первой мировой войны выпускал, совместно с дочерью Ларисой, журнал «Рудин».
После Октябрьской революции 1917 года работал профессором в Петроградском университете, участвовал в разработке первой советской конституции. Рейснер был одним из основателей Коммунистической академии как центра марксистской социальной науки. Рейснер также был одним из основателей Русского психоаналитического общества и работал в Наркомпросе.
Семья
- Жена — Екатерина Александровна, урождённая Хитрово — из известного дворянского рода
- Дочь — Рейснер, Лариса Михайловна (1895—1926) — революционерка, участница гражданской войны в России, журналистка, советская писательница.
- Сын — Рейснер, Игорь Михайлович (1899—1958) — советский востоковед, доктор исторических наук (1953), специалист по Индии и Афганистану.
- Сын (приёмный)[3] — Рейснер Лев Михайлович (1902—1941) — советский подводник, репрессирован в 1937 году, умер в лагере.
Основные труды и статьи
- Право свободного исповедания. // Вестник права . — 1899. — № 9, Ноябрь. — С. 85-102.
- Мораль, право и религия по действующему русскому закону: Юридико-догматические очерки. // Вестник права. — 1900. — N 3. Март. — С. 1-18
- Мораль, право и религия по действующему русскому закону: Веротерпимость и национальный принцип по действующему праву. Юридико-догматические очерки.// Вестник права. — 1900. — N 4 и 5. Апрель и май. — С. 1-49.
- Общественное благо и абсолютное государство. // Вестник права. — 1902. — № 9-10, Ноябрь-Декабрь. — С. 1-128.
- Что такое правовое государство. // Вестник права. — 1903. — Книга четвертая. Апрель. — С. 71-99.
- Нравственная личность в правовом государстве. // Вестник права . — 1903. — Книга пятая и шестая. Май-Июнь. — С. 37-48.
- Новое право. // Вестник права. — 1904. — Книга пятая. Май. — С.28-90.
- Рейснер М. А., бывш. проф. Томского Ун-та. Государство и верующая личность: Сборник статей. — С.-Петербург: Типография т-ва «Общественная Польза», 1905. − 423 с. — (Библиотека «Общественной пользы»).
- Русский абсолютизм и европейская реакция. — [С.-Петербург]: Дело, 1906. — 102 с.
- Теория Л. И. Петражицкого, марксизм и социальная идеология. — С.-Петербург: Типография т-ва «Общественная Польза», 1908. — 239 с.
- Государство: Пособие к лекциям по общему учению о государстве. Часть 1, Культурно-исторические основы. — Москва: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1911. — 223 с., [291].
- Государство. Часть 2, Часть 3, Государство и общество; Государственные формы. — Москва: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1912. — 291 с.
- Пролетариат и мещанство. — П., изд. Белопольского, 1917 г.- 132 с.
- Государство. Часть 1, Идеология и метод. — 2-е изд. — Москва: Издание Социалистической Академии Общественных наук, 1918. — 222 с.
- Государство буржуазии и Р. С. Ф. С. Р.: В трех частях. — Москва; Петроград: Государственное изд-во, 1923. — 419 с.
- Право: Наше право; Чужое право; Общее право. — Л.; М.: Госиздат, 1925. — 276 с.
- История политических учений. Том первый. — М.; Л.: Госиздат, 1929. — 456 с.
Рецензии
- [Рецензия на работы] Е. Темниковского «Государственное положение религий во Франции», В.Соколова «Государственное положение религий в Германии» / М. А. Рейснер. // Вестник права. — 1899. — N 4. Апрель. — С. 193—205.
Напишите отзыв о статье "Рейснер, Михаил Андреевич"
Литература
- Вышкварцев В. В. М. А. Рейснер и его ранние философские рассуждения о правовом государстве // Гражданское общество и правовое государство. Материалы международной научно-практической конференции. Том. 2. — Барнаул: Издательство ААЭП. — 2013. — С. 3-4.
- Вышкварцев В. В. Общее благо и либеральный критицизм М. А. Рейснера // Мыслящие миры российского либерализма: графиня Софья Владимировна Панина (1861—1956). Материалы Международного научного коллоквиума. Москва, 29-31 мая 2011 г. — Москва: «Белый Ветер». — 2012. — С. 212—221.
- Лозина-Лозинский М. А. [Рецензии на работы] профессора М. А. Рейснера Христианское государство (к вопросу об отношении государства и церкви)", «Право свободы религиозного исповедания. Свобода совести в императорском Риме». // Вестник права . — 1899. — N 4. Апрель. — С. 318—323.
- Ивановский В. В. Приемы психологического изучения государства: по поводу книги М. А. Рейснера «Государство». Часть 1. Культурно-исторические очерки. 1911 г. // Журнал Министерства юстиции. — 1911. — № 10. Декабрь. — С. 261—276.
- Бачинин В. А. [www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1250437 Авангардистское правоведение М. А. Рейснера]. // Правоведение. — 2006. — № 5. — С. 169—183.
- Хочоян А. Г. Развитие идей психологической школы права в трудах М. А. Рейснера и Я. М. Магазинер. // Право и государство. — 2008. — № 9. — С. 132—135.
- Пржиборовская Г. А. Лариса Рейснер. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 486 с. — (Жизнь замечательных людей). — ISBN 978-5-235-03073-2.
- Профессора Томского университета: Биогр. слов. Вып. 1. 1888—1917 . — Б.м. — Томск, 1996. С. 204—207.
- Скибина О. А. Государство и право как идеологические формы в учении М. А. Рейснера // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — Тамбов: Грамота, 2012. № 11 (25): в 2-х ч. Ч. II. C. 170—174.
- Скибина О. А. Психологическая теория права Л. И. Петражицкого и марксизм в учении М. А. Рейснера // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — Тамбов: Грамота, 2013. № 9 (35): в 2-х ч. Ч. I. C. 163—167.
Примечания
- ↑ 3149. Рейснер Михаил Андреевич (Michael von Reusner) // Русская интеллигенция. Автобиографии и биобиблиографические документы в собрании С. А. Венгерова: Аннотированный указатель: В 2 т. — СПб.: Наука, 2010. — Т. 2. М-Я. — С. 282. — 764 с. — ISBN 978-5-02-025559-3.
- ↑ [alya-aleksej.narod.ru/index/0-89 Персональный сайт — Рейснер М.А]
- ↑ [history.milportal.ru/2011/06/proshu-menya-rasstrelyat-no-ne-bit/ Прошу меня расстрелять, но не бить.]
Ссылки
Отрывок, характеризующий Рейснер, Михаил Андреевич
– Осьмнадцатой.– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
