Рейсс, Игнатий Станиславович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Игнатий Станиславович Рейсс
Имя при рождении:

Натан Маркович Порецкий

Псевдонимы:

Людвиг, Ганс Эберхардт, Штефф Брандт

Дата рождения:

1899(1899)

Место рождения:

Подволочиск, Галиция, Австро-Венгрия

Дата смерти:

4 сентября 1937(1937-09-04)

Место смерти:

близ Лозанны, Швейцария

Гражданство:

Австро-Венгрия Австро-Венгрия, Польша Польша

Партия:

ВКП(б)

Род деятельности:

революционер, шпион

Супруга:

Эльза Берно (1898—1976)

Дети:

сын Роман (род. ок. 1926)

Награды:

Игна́тий Станисла́вович Рейсс (наст. имя — Ната́н Ма́ркович Порецкий) (1899 — 4 сентября 1937) — деятель ЧК-ОГПУ-НКВД, видный разведчик, невозвращенец, открыто выступивший против сталинизма. Убит спецгруппой НКВД в Швейцарии.





Ранние годы

Родился в местечке Подволочиск в Австро-Венгрии в еврейской семье. Первоначальное образование получил вместе со старшим братом во Львове. Высшее образование получил на юридическом факультете Венского университетаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4216 дней]. Со львовских времён имел ряд друзей, которые впоследствии станут советскими разведчиками. В годы Первой мировой войны посетил Лейпциг, где встречался с германскими социалистами. В 1918 г. вернулся в родное местечко, работал на железной дороге. Старший брат Порецкого был убит в 1920 г. во время советско-польской войны[1].

В 1919 г. Порецкий примкнул к коммунистическому движению в Польше, работал в Коминтерне. В 1920 г. посетил Москву, где женился, вступил в РКП(б) и вскоре стал сотрудником ВЧК.

Карьера в ЧК-ОГПУ-НКВД

В 1920—1922 годах работал во Львове, распространяя нелегальную литературу. В 1922 году был арестован и приговорён к 5 годам тюрьмы. Во время конвоирования бежал и через Краков перебрался в Германию[2]. В 1922—1929 годах работал в основном в Западной Европе — в Берлине, Вене, Амстердаме. Контактировал со многими советскими разведчиками-нелегалами, в том числе Яковом Блюмкиным, Василием Зарубиным, Шандором Радо, а также Яном Берзиным. По просьбе Рихарда Зорге занимался подготовкой нелегалки Хеды Массинг[3]. В 1927 году Порецкому было поручено создание разведывательной сети в ВеликобританииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4216 дней].

В 1929—1932 годах работал в Москве, официально в польской секции Коминтерна. Затем до 1937 года базировался в Париже. В июле 1937 года был отозван в СССР, но, зная судьбу многих дипломатов, сотрудников ИНО НКВД, военных атташе, которые вернулись в СССР, предпочёл остаться во Франции.

17 июля 1937 года выступил во французских газетах с открытым письмом, обличавшим политику Сталина (прежде всего массовые расстрелы) с левых позиций. «Только победа социализма освободит человечество от капитализма и Советский Союз от сталинизма», — писал Рейсс[4]. После этого он с женой и сыном бежал в глухую швейцарскую деревню Финот кантона Вале, где скрывался около месяца. Затем семья Порецкого отправилась в Территэ кантона Во, а Рейсс 4 сентября решил встретиться с нелегалкой Элизабет Шильдбах, своей знакомой ещё по лейпцигским временам, в Лозанне. Поворот Рейсса приветствовал Лев Троцкий, получивший от него сведения о готовящемся покушении.

Гибель

6 сентября жена Порецкого узнала из газет, что ночью 4 сентября на дороге из Лозанны в Пулли был найден труп мужчины с чехословацким паспортом на имя Ганса Эберхарда. Это был Рейсс, убитый специально направленной из Москвы группой агентов НКВД под руководством С. М. Шпигельгласа. По свидетельству А. Орлова, «когда Сталину доложили об „измене“ Рейсса, он приказал Ежову уничтожить изменника, вместе с его женой и ребенком. Это должно было стать наглядным предостережением всем потенциальным невозвращенцам»[5]. Рейсса убил агент НКВД Борис Афанасьев (Атанасов), в группе был и Владимир Сергеевич Правдин.[6]

В 1960 году Рейсс был реабилитирован.

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Рейсс, Игнатий Станиславович"

Примечания

  1. Poretsky, Elisabeth K. Our Own People: A Memoir of «Ignace Reiss» and His Friends. London: Oxford University Press, 1969. Pp. 7-26.
  2. Poretsky, Elisabeth K. Указ. соч. — Pp. 27—36.
  3. Massing, Hede. This Deception. — N. Y., 1951. — P. 98.
  4. [www.fssb.su/history-state-security/history-state-security-traitors/80-1937-reyss-natan-markovich.html Письмо Н. Рейсса в ЦК ВКП(б)]
  5. Орлов А. М. [krotov.info/lib_sec/15_o/rl/ov3.htm Тайная история сталинских преступлений. Ликвидация чекистов]
  6. Alexander Orlov, The Secret History of Stalin’s Crimes. Random House, 1953

Литература

  • Вальтер Кривицкий [scepsis.ru/library/id_559.html «„Я был агентом Сталина“: записки советского разведчика»] //Пер. с англ.-М.: «Терра-Terra», 1991. — 365с.
  • Alexander Orlov, The Secret History of Stalin’s Crimes. Random House, 1953.
  • Elisabeth K. Poretsky, Our own people: A memoir of 'Ignace Reiss' and his friends, University of Michigan Press, 1969. 278 pages ISBN 0-472-73500-4

Ссылки

  • [www.hrono.info/biograf/reiss.html Краткая биография И. Рейсса]

Отрывок, характеризующий Рейсс, Игнатий Станиславович

«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.