Рай, Сатьяджит

Сатьяджит Рай
бенг. সত্যজিত রায় или бенг. সত্যজিৎ রায়
Место рождения:	Калькутта, Британская Индия
Место смерти:	Калькутта, Индия
Гражданство:	Британская Индия Британская Индия Индия Индия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер, писатель, композитор
Карьера:	1950—1991
Награды:	«Оскар» Премия им. Дадасахеба Фальке

Сатьяджит Рай (часто неверно с английского Рей, бенг. সত্যজিত রায় или бенг. সত্যজিৎ রায় бенгальское произношение имени , англ. Satyajit Ray; 2 мая 1921, Калькутта, Британская Индия — 23 апреля 1992, Калькутта, Индия) — крупнейший индийский кинорежиссёр, сценарист, детский писатель, композитор, продюсер, издатель, кинокритик, иллюстратор. Первый индийский лауреат премии «Оскар». Автор музыки ко многим своим фильмам.

По собственному признанию, он был очарован кино будучи студентом колледжа, а большую часть его таланта составляет результат неоднократных просмотров фильмов известных классических режиссёров — Джона Форда, Феллини, Витторио Де Сика, Орсона Уэлсса.

После выхода на экран фильма «Песнь дороги» (1955) провозглашён создателем неореалистичного направления в индийском кино. Именно с этого фильма началась одна из самых блестящих режиссёрских карьер не просто в Индии, но и во всем мире.

Является одним из трёх режиссёров, которые более одного раза получили приз за лучшую режиссуру на Берлинском кинофестивале.

Биография

Предки Сатьяджита Рая прослеживаются по меньшей мере на десять поколений.

Сатьяджит Рай родился 2 мая 1921 года в Калькутте в известной семье. Он был единственным сыном Сукумара Рая и внуком видного мыслителя из движения Брахмо Самадж. Когда ему исполнилось 2 года умирает его отец и Рай с матерью переезжает жить к родственникам. В детстве он растёт замкнутым и молчаливым ребёнком.

Семья Рая была бедной, поэтому его мать вынуждена была искать деньги, чтобы послать Сатьяджита учиться в Президентский колледже Калькуттского университета, в котором учился и его отец Сукумар. В колледже Рай изучает экономику, физику и другие науки. Там он всерьёз начинает увлекаться западной классической музыкой и кино. Рай не только просматривает фильмы, но и читает специальную литературу посвящённую кинематографу. В 1940 году Сатьяджит с отличием заканчивает колледж и поступает в Университете Висва-Бхарата, основанном Рабиндранатом Тагором в городе Шантиникетан. Там он почти два года изучает графику. Среди его учителей были известные художники Нондолал Бошу и Бинод Бихари Мукерджи.

В 1942 году Рай, обеспокоенный приближением Второй мировой войны, бросает учёбу и возвращается домой. Он устраивается работать в рекламное агентство. Так начинается трудовая деятельность Рая. На протяжении десяти лет он работает в рекламном агентстве, пройдя путь от простого графика до художественного руководителя.

В 1947 году совместно с Чидананда Гуптой создаёт первый в стране киноклуб, который впоследствии посещают многие известные люди. Одним из этих посетителей был известный французский режиссёр Ж. Ренуар, у которого Рай работал ассистентом на съёмках фильма «Река».

В 1948 году Рай женился на своей двоюродной сестре Биджойе.

Творчество

Начало карьеры. Трилогия об Апу

Находясь в командировке в Лондоне Рай смог посмотреть огромное количество фильмов. Самое большое впечатление на него оказали работы режиссёров итальянского неореализма. Тогда он решает экранизировать роман бенгальского классика Б. Бандьопадхяя «Песня дороги», который рассказывает о жизни обычной деревенской семьи.

Вернувшись домой, Сатьяджит делится своим планами с Ренуаром. Он получает поддержку и одобрение известного режиссёра. В 1952 году Рай приступает к съёмкам фильма, которой принесёт известность и славу не только Раю, но и его стране. Съёмки сопровождались финансовыми трудностями, но при поддержке правительства Западной Бенгалии Раю удалось закончить дебютный фильм.

«Песнь дороги» («Патер Панчали») вышел на экраны в 1955 году. В течение восьми недель фильм собирает аншлаги в кинотеатрах. Вот как критики писали о молодом режиссёре, который стал лицом индийского кинематографа:

Его бесхитростный глаз видит жизнь и людей. Композиция его кадров столь виртуозна, что её можно сравнить с манерой немногих выдающихся режиссёров во всей истории мирового кино… Но не в ракурсах камеры и не в монтаже планов кроется главный секрет его успеха. Сила Рея — в той легкости, с которой он проникает в самое нутро своих героев и показывает, что происходит в их умах и сердцах.

При содействии Джавахарлала Неру фильм был показан на Каннском кинофестивале 1956 года, где его встретили овациями и удостоили приза «Лучший человеческий документ года». Так индийское кино стало известно во всём мире. «Песнь дороги» — первая часть трилогии об Апу, которая является одной из жемчужин мирового кино.

На фоне неожиданного успеха Рай снимает вторую часть трилогии, посвященной взрослению и вхождению в большой мир деревенского мальчика Апу. В 1956 году выходит фильм «Непокорённый». Картина отмечена многими престижными премиями — венецианским «Золотым львом», американским «Золотым лавром» и многими другими наградами.

Заключительная часть трилогии создана Раем в 1959 году. Она называется «Мир Апу». Фильм получил «Золотую медаль» президента Индии. Кроме того, «Мир Апу» был назван лучшим иностранным фильмом года в США и отмечен призом Эдинбургского кинофестиваля. Существует предположение, что в образе Апу Рай вывел молодого Р. Тагора. Он показал порывы и сомнения его души в процессе овладения творчеством. «Трилогия об Апу» — признанная классика авторского кинематографа.

60-е годы

Большинство фильмов, снятых Раем на заре режиссёрской карьеры, посвящены сложным проблемам семейных отношений. Данная тема была продолжена бенгальцем в фильмах «Канченджанга» (1962), и в социальной мелодраме «Большой город» (1963).

В 1964 году, по повести Тагора «Разрушенное гнездо», Рай снимает фильм «Чарулата». По мнению критиков, «Чарулата» — самое совершенное творение режиссёра. По признанию самого режиссёра это единственный исторический фильм, который ему удался.

За фильмы «Большой город» (1963) и «Чарулата» (1964) он получил Серебряного медведя на Берлинском кинофестивале.

Известно, что Рай был ярым противником насилия богатых над бедными и оправдывал сопротивление последних. В 1966 году он призывал прекратить репрессии в отношении голодающих бенгальцев. Позже на центральной площади Калькутты Сатьяджит зачитал заявление деятелей индийской культуры, в котором осуждалась война во Вьетнаме.

Его творческая деятельность не ограничивалась одной лишь режиссурой. Рай писал сценарии и музыку к своим фильмам. Он автор многочисленных рассказов и романов на бенгальском языке. Сатьяджит создал героя по имени Продош Миттер (прозванный Пхелу), который стал любимцем бенгальцев. Огромный успех имели его песни, которые он сочинил для своей фольклорной дилогии «Гупи поет, Багха танцует» (1968) и «Королевство алмазов» (1969). Также Рай занимался книжным дизайном. Ему удалось создать шрифт, названный Ray Roman.

1970-е-90-е годы

В 1973 году Рай рай снимает фильм «Отдалённый гром». Этой картиной режиссёр завершает путешествие в мир людей, которое он проделал в своих предыдущих фильмах.

«Отдалённый гром» рассказывает о событиях 1942—1943 годов, когда в богатой и плодородной Бенгалии наступил ужасный голод. Яркие, сочные тона, красочный пейзаж, красивые женские лица и сари наполняют фильм картинами мирной жизни. По мере смены событий яркие тона исчезают с экрана и сменяются серыми. Также мрачной становиться природа. Финал выдержан в темных тонах. Фильм награждён «Золотым медведем» кинофестиваля в Берлине и «Золотым Хьюго» фестиваля в Чикаго.

В 1978 году Сатьяджит снимает фильм Шахматисты. Это единственный фильм, который был снят им на языке урду и английском. Герои фильма настолько одержимы игрой в шахматы, что потеряли интерес ко всему происходящему вокруг. Фильм получил приз за лучшую режиссуру.

Потом Рай тяжело заболел и долгое время не снимал. В это время он редактирует и иллюстрирует детский журнал «Шондеш».

Последний фильм режиссёра «Странник» (1991) был встречен с восхищением. Будучи тяжелобольным Рай был награждён премией «Оскар» за вклад в киноискусство.

Умер в 1992 году в Калькутте.

Особенности творчества

В фильмах Рая показаны самые различные проблемы жизни индийского народа. Например, крушение традиционных моральных ценностей, дискриминация женщины в семье и обществе, борьба за гражданские права.

Его фильмы можно охарактеризовать как малобюджетные, с натурными съемками, подлинными событиями, на которых обычно основан фильм, детализированное историческое исследование и превосходные команды «звезд», которые поднялись на самую вершину под умелым руководством РаяК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Семья

Дед — Упендракишор Рай (Рай Чоудхури) — известный индийский издатель, музыкант, детский писатель.

Отец — Сукумар Рай (1887—1923) — индийский писатель, классик литературы на языке бенгали, фотограф и мастер литографии. Автор юмористических и детских стихов, рассказов, пьес.

Жена — Биджойя Рай (р. 1918).

Интересные факты

Во время создания фильма «Песнь дороги» Рай пережил финансовый крах. Он был вынужден заложить фамильные драгоценности жены, чтобы профинансировать съемки.

Считал своим наставником великого философа и гуманиста Рабиндраната Тагора, который был другом его дедушки.

Однажды известный продюсер Дэвид Селзник приглашал его в Голливуд, чтобы обговорить с ним возможность создания индийского варианта «Анны Карениной». Селзник видел Рая не только как режиссёра фильма, но и как исполнителя роли Вронского. Сатьяджит ответил отказом.

Награды и премии

Рай — один из трёх режиссёров, сумевших получить «Серебряного медведя» за режиссуру более, чем один раз. Он был вторым кинодеятелем после Чарли Чаплина, награждённого почётной докторской степенью в Оксфордском университете. Ниже приведён неполный список его наград:

• 1956 — приз «Лучший человеческий документ года» Каннского кинофестиваля (фильм «Песнь дороги»)
• 1956 — приз «Золотые ворота» кинофестиваля в Сан-Франциско за лучший фильм и режиссуру («Песнь дороги»)
• 1957 — «Золотой лев» и приз ФИПРЕССИ Венецианского кинофестиваля («Непокорённый»)
• 1958 — приз «Золотые ворота» кинофестиваля в Сан-Франциско за лучшую режиссуру («Непокорённый»)
• 1959 — премия Британского киноинститута («Мир Апу»)
• 1964 — «Золотой лев» Венецианского кинофестиваля («Непокорённый»)
• 1964 — приз ФИПРЕССИ («Непокорённый»)
• 1964 — премия «Серебряный медведь» за лучшую режиссуру Берлинского кинофестиваля («Большой город»)
• 1965 — премия «Серебряный медведь» за лучшую режиссуру Берлинского кинофестиваля («Чарулата»)
• 1966 — специальное упоминание на Берлинском кинофестивале («Герой»)
• 1967 — премия Бодиль за лучший неевропейский фильм («Непокорённый»)
• 1967 — лучший иностранный фильм Kinema Junpo Awards («Песнь дороги»)
• 1968 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Зверинец»)
• 1969 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Приключения Гупи и Багхи»)
• 1969 — премия Бодиль за лучший неевропейский фильм («Песнь дороги»)
• 1971 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Противник»)
• 1973 — «Золотой медведь» Берлинского кинофестиваля («Отдалённый гром»)
• 1975 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Золотая крепость»)
• 1976 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Посредник»)
• 1978 — Filmfare Award за лучшую режиссуру («Шахматисты»)
• 1979 — приз за вклад в киноискусство ММКФ
• 1982 — почётный приз Венецианского кинофестиваля
• 1991 — приз за особые достижения кинофестиваля в Токио
• 1992 — Национальная кинопремия Индии за лучшую режиссуру («Странник»)
• 1992 — премия «Оскар» за выдающиеся заслуги в кинематографе
• 1992 — Премия имени Акиры Куросавы кинофестиваля в Сан-Франциско

Кроме того, Рай был награждён несколькими государственными наградами, отмечен специальными призами различных киноорганизаций. Ему присвоены докторские степени в некоторых университетах Индии и мира.

В 1992 году голосование критиков Sight & Sound поместило Рая на 7 место в списке лучших 10 режиссёров всех времён, сделав его самым высоко оцененным азиатским кинодеятелем в списке. В 2002 году голосование критиков и режиссёров Sight & Sound поставило Рая на 22 место в списке величайших директоров всех времён, что делает его четвёртым среди азиатских режиссёров в списке. В 1996 году журнал Entertainment Weekly поставил Рая 25 номеров в своём списке пятидесяти величайших режиссёров. В 2007 году журнал Total Film включил Рая в свой список ста величайших кинорежиссёров во все времена.

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1955	ф	Песнь дороги	পথের পাঁচালী	режиссёр, сценарист
1956	ф	Непокорённый	অপরাজিত	режиссёр, сценарист
1958	ф	Философский камень	পরশ পাথর	режиссёр
1958	ф	Музыкальная комната	জলসাঘর	режиссёр
1959	ф	Мир Апу	অপুর সংসার	режиссёр, сценарист
1960	ф	Богиня	দেবী	режиссёр, сценарист
1961	ф	Три дочери	তিন কন্যা	режиссёр, сценарист
1962	ф	Канченджанга	কাঞ্চনজঙ্ঘা	режиссёр, сценарист
1962	ф	Поездка	অভিযান	режиссёр, сценарист
1963	ф	Большой город	মহানগর	режиссёр, сценарист
1964	ф	Чарулата	চারুলতা	режиссёр, сценарист
1965	ф	Трус	কাপুরুষ	режиссёр, сценарист
1965	ф	Святоша	মহাপুরুষ	режиссёр, сценарист
1966	ф	Герой	নায়ক	режиссёр, сценарист
1967	ф	Зверинец	চিড়িয়াখানা	режиссёр, сценарист
1969	ф	Приключения Гупи и Багхи	গুপী গাইন বাঘা বাইন	режиссёр, сценарист
1970	ф	Дни и ночи в лесу	অরণ্যের দিনরাত্রি	режиссёр, сценарист
1971	ф	Противник	প্রতিদ্বন্দ্বী	режиссёр, сценарист
1971	ф	Компания с ограниченной ответственностью	সীমাবদ্ধ	режиссёр, сценарист
1973	ф	Отдалённый гром	অশনি সংকেত	режиссёр, сценарист
1974	ф	Золотая крепость	েসানার েকল্লা	режиссёр, сценарист
1976	ф	Посредник	জনঅরণ্য	режиссёр, сценарист
1977	ф	Шахматисты	শতরঞ্জ কি খিলাড়ি	режиссёр, сценарист
1979	ф	Слава отцу Фелунатху	জয় বাবা ফেলুনাথ	режиссёр, сценарист
1980	ф	Королевство алмазов	হীরক রাজার দেশে	режиссёр, сценарист
1981	ф	Избавление	সদগতি	режиссёр, сценарист
1984	ф	Дом и мир	ঘরে বাইরে	режиссёр, сценарист
1990	ф	Враг народа	গণশত্র	режиссёр, сценарист
1990	ф	Ветви одного дерева	শাখা প্রশাখা	режиссёр, сценарист
1991	ф	Странник	আগন্তুক	режиссёр, сценарист

Литература о кинорежиссере

На русском языке

• Сатьяджит Рей / Составитель: А. Г. Софьян; Вступительная статья Г. Чухрая. — М.: Искусство, 1979. — 216, [32] с. — (Мастера зарубежного киноискусства). — 25 000 экз.

На иностранных языках

• Seton M. Portrait of a director: Satyajit Ray. Bloomington: Indiana UP, 1971
• Rangoonwalla F. Satyajit Ray’s art. Delhi: Clarion, 1980.
• Nyce B. Satyajit Ray: a study of his films. New York : Praeger, 1988
• Robinson A. Satyajit Ray: The Inner Eye. Berkeley: University of California Press, 1989.
• Cooper D. The cinema of Satyajit Ray: between tradition and modernity. Cambridge; New York: Cambridge UP, 2000
• Ganguly S. Satyajit Ray: In search of the modern. Lanham: Scarecrow Press, 2000
• Ishaghpour Y. Satyajit Ray: l’Orient et l’Occident. Paris: Différence, 2002
• Satyajit Ray: Texte zum Werk, zur Person, zu den Filmen. Berlin: Freunde der Deutschen Kinemathek, 2003
• Majumdar G. Satyajit Ray: creating classics. New Delhi: Rupa & Co., 2003.

Ссылки

• [www.satyajitray.org Сайт Сатьяджита Рея]  (англ.)
• Сатьяджит Рай (англ.) на сайте Internet Movie Database

Индия   Азия   Кино   Литература   Персоналии

Отрывок, характеризующий Рай, Сатьяджит

И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.