Реквием (Верди)
Реквием Верди (итал. Messa da Requiem) — произведение для солистов, хора и оркестра итальянского композитора Джузеппе Верди.
Содержание
История создания
Замысел Реквиема относится к концу 1868 года: смерть Джоаккино Россини побудила Верди обратиться к «наиболее уважаемым итальянским композиторам» (ныне забытым) с предложением объединиться для написания траурной мессы к годовщине смерти композитора (см. Месса по Россини). По жребию Верди досталась заключительная часть, чаще всего опускаемая композиторами, — Libera me. Реквием был сочинён к ноябрю 1869 года, но не был исполнен[1].
Позже Верди решил написать собственный Реквием для Россини; работа затянулась, и толчком к скорейшему её завершению, — к тому времени композитор уже написал несколько частей[1], — послужила смерть знаменитого писателя Алессандро Мандзони (22 мая 1873 года), перед которым Верди преклонялся с юных лет, считал его «образцом добродетели и патриотизма»[2].
Работу над Реквиемом Верди завершил 10 апреля 1874 года. Первое исполнение состоялось в годовщину смерти Мандзони, 22 мая того же года, в миланском соборе Святого Марка; за дирижёрским пультом стоял сам автор[2]. Через несколько дней Реквием с огромным успехом был исполнен в театре «Ла Скала»; столь же успешно в 1875 году прошли под управлением автора премьеры в Париже, Лондоне и Вене, а затем в Мюнхене, в Петербурге…
Сочинение
По признанию самого композитора, первоначально он взял за образец Реквием до минор Луиджи Керубини, сочинение хоровое, без солистов, в котором оркестру в целом отводится достаточно скромная роль, — однако в процессе работы Верди далеко отошёл от этого образца: в его Реквиеме, помимо большого четырёхголосного хора и полноценного симфонического оркестра, присутствуют четыре солиста — сопрано, меццо-сопрано, тенор и бас. По стилю, многочисленными ариозо и ансамблями — дуэтами, терцетами и квартетами — с истинно итальянской оперной кантиленой, Реквием Верди больше напоминает его поздние оперы, прежде всего «Аиду»[1], чем сочинение Керубини и других его предшественников. Роль оркестра в этом Реквиеме далеко выходит за рамки простого аккомпанемента.
Быть может, потому, что смерть Мандзони была для Верди личной утратой, он создал произведение глубоко драматическое, с присущей романтизму остротой переживаний, резко отличающееся даже от его собственных, написанных позже «Четырёх духовных пьес», выдержанных в строгом, вполне «церковном» стиле. В Реквиеме этот стиль напоминает только Agnus dei.
Свой Реквием Верди написал на канонический латинский текст, при этом в Секвенции перед её последней частью — Lacrimosa у Верди повторяется первая часть — Dies irae, устрашающая картина Судного дня, и ещё раз Dies irae звучит в заключительной части — Libera me; таким образом, тема Страшного суда проходит через весь Реквием, что каноном не предусмотрено; как полагают музыковеды, для Верди это не Судный день как таковой, а безжалостное вторжение смерти, обрывающее лирические, умиротворённые части Реквиема, в которые композитор вложил весь свой мелодический дар[3].
«Оперность» этого Реквиема уже при первых исполнениях вызвала споры, продолжающиеся и по сей день: каким образом включение оперных элементов отразилось на литургическом стиле сочинения — исказило или усовершенствовало его?[4].
Структура Реквиема
1. Requiem и Kyrie (квартет солистов, хор)
2. Sequentia
- Dies irae (хор)
- Tuba Mirum (бас и хор)
- Mors stupebit (бас и хор)
- Liber Scriptus, (меццо-сопрано и хор)
- Quid sum miser (сопрано, меццо-сопрано, тенор)
- Rex tremendae (солисты, хор)
- Recordare (сопрано, меццо-сопрано)
- Ingemisco (тенор)
- Confutatis (бас и хор)
- Lacrymosa (солисты и хор)
3. Offertorium (солисты)
4. Sanctus (двойной хор)
5. Agnus Dei (сопрано, меццо-сопрано и хор)
6. Lux Aeterna (меццо-сопрано, тенор, бас)
7. Libera Me (сопрано и хор)
Концертная судьба
В Европе Реквием Верди завоевал аудиторию сразу; по свидетельствам очевидцев, ему аплодировали бурно, требуя повторения отдельных номеров. Вместе с тем за пределами Италии отношение к Реквиему во многих странах было, а отчасти и остаётся двойственным: он воспринимается как сочинение скорее оперного жанра, нежели духовное, и исполняется как выдающаяся музыкальная драма; вплоть до того, что Реквием, как оперу, делят на «действие первое» и «действие второе»[5]. По отзывам критиков, пока только лучшим итальянским дирижёрам — в первую очередь Артуро Тосканини (который первые записи Реквиема осуществил ещё в 1938 году: 4 марта в Нью-Йорке и 27 мая в Лондоне, с оркестром BBC), и Карло Марии Джулини — удавалось наполнить сочинение Верди религиозным чувством, исполнить его именно как заупокойную мессу, пусть и окрашенную личными переживаниями.
Как бы то ни было, наряду с Реквиемом В. А. Моцарта Реквием Верди является одним из самых исполняемых сочинений этого жанра.
Напишите отзыв о статье "Реквием (Верди)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.belcanto.ru/requiem.html Кёнигсберг А. Джузеппе Верди. Реквием]
- ↑ 1 2 [www.mariinsky.ru/playbill/playbill/2012/4/28/2_1900/ Кулыгина Н. Реквием Верди]
- ↑ Markus Engelhardt. Verdis «Requiem» oder das spaete Gewahren des Todes // Deutsche Grammophon, 1989
- ↑ Andrew Porter. Verdis sakrales Gedenkwerk // EMI, 1964
- ↑ [www.reserve.sp.ru/opera/spectacl/r_requiem.htm Дж. Верди Реквием]
Ссылки
[verdimusic.narod.ru/notes.html Ноты Реквиема]
Отрывок, характеризующий Реквием (Верди)
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
