Религия в Бразилии

Федеративная республика Бразилия — светская страна, в которой церковь официально отделена от государства. Конституция страны (статья 5) гарантирует свободу совести и религиозных убеждений.

Официальными праздниками в стране являются Рождество, Пепельная среда, Страстная пятница, Воскресение, Праздник Тела и Крови Христовых, День Богоматери Апаресиды, День поминовения усопших и День евангельских христиан. В некоторых регионах также отмечаются День святого Себастьяна, День святого Иоанна, День святого Георгия, День Богоматери Кармен, День успения Богородицы и Праздник непорочного зачатия.

Большинство граждан Бразилии исповедуют христианство (90,9 %, 2010 год).

Христианство

См. также: Протестантизм в Бразилии

Первые христиане ступили на берег современной Бразилии в 1500 году; через полвека иезуитские миссионеры во главе с Мануэлом да Нобрегой приступили к миссионерской работе среди коренных жителей страны. После провозглашения независимости Бразилии (1822) Римско-католическая церковь была объявлена государственной; к этому времени подавляющее большинство жителей Бразилии были католиками.

В XIX веке волны европейской эмиграции принесли в страну верующих-протестантов, которые создавали свои церкви. Первая англиканская церковь появилась в 1819 году, лютеранская — в 1823, пресвитерианская — в 1862, баптистская — в 1871. В 1910 году в Бразилии начали служение пятидесятнические миссионеры; в 1930-х годах в стране начинается мощное пятидесятническое пробуждение, продолжающееся до сих пор.

Крупнейшей церковью страны остаётся Римско-католическая (123 млн верующих, включая восточнокатолические церкви). В Бразилии также действует ряд католических церквей, порвавших отношения с Римом; самой крупной из подобных организаций является Бразильская католическая апостольская церковь (561 тыс.).

Численность пятидесятников и неопятидесятников достигла 35 млн (или ок. 85 % всех протестантов). В стране также действуют крупные протестантские общины баптистов (2,784 млн), адвентистов седьмого дня (1,2 млн), лютеран (951 тыс.). Немало в стране и сторонников различных маргинальных христианских движений, в первую очередь это Свидетели Иеговы (1,393 млн). Общая численность православных и верующих восточных церквей составляет 131,6 тыс. человек.

Буддизм

В Бразилии находится крупнейшая в Латинской Америке буддистская община. В ходе переписи населения 2010 года 244 тыс. бразильцев назвали себя буддистами. Столь крупное число буддистов объясняется значительной японской диаспорой в стране. Среди японцев распространены школы Сото-сю, Нитирэн-сю, Хонмон Буцурю, Сока Гаккай, Дзёдо-синсю и дзен. В стране набирают популярность тиббетский буддизм (в традициях Гэлуг, Кагью, Ньингма и Сакья); среди китайской диаспоры распространён чань-буддизм, среди корейской — традиция сон.

В стране также имеются последователи необуддистских групп, таких как Кёдан абсолютной свободы.

Ислам

Первые мусульмане завозились в Бразилию из Африки в качестве рабов ещё с середины XVIII века. С конца XIX века мусульманская община страны пополнялась переселенцами с Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. Первая мечеть была открыта в 1929 году в Сан-Паулу.

Согласно бразильской переписи населения в 2010 году в стране было 35 тыс. мусульман. Сами мусульмане оспаривают эти цифры, утверждая, что в Бразилии проживает 1,5 млн последователей пророка Магомета. Впрочем, данные переписи населения действительно выглядят заниженными; «Энциклопедия религий» Дж. Мелтона насчитала в 2010 году в стране 204 тыс. мусульман; подобная цифра содержится и в отчёте Pew Research Center.

Значительные мусульманские общины расположены в городах Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Куритиба, и Фос-ду-Игуасу, а также в небольших городах в штатах Парана, Рио Гранде ду Сул, Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. По этнической принадлежности большинство бразильских мусульман — арабы и турки.

Основная часть последователей ислама — сунниты; шиитами являются небольшая часть иммигрантов из Азии. С 1986 года в стране действует движение ахмадие.

Иудаизм

См. также: Евреи в Бразилии

Первыми еврейскими поселенцами в Бразилии были марраны, прибывшие в начале XVI века с португальцами. Согласно сообщениям инквизиции, многие бразильские марраны были осуждены за тайное соблюдение иудейских традиций. В XVII веке в Голландской Бразилии евреи-марраны получили право открыто вернуться в иудаизм. В 1636 году в Ресифи была построена первая на американском континенте еврейская синагога. С изгнанием голландцев Бразилию принудительно покинули и евреи. Новая страница в истории бразильского иудаизма началась с обретением Бразилией независимости и провозглашением свободы вероисповедания. В начале XIX века в Бразилию переселяется значительное число марокканских сефардов. В 1824 году в Белене ими была отстроена синагога. Ко времени начала Первой мировой войны в Бразилии проживало 5 — 7 тыс. евреев, в ходе массовой эмиграции из Европы в 1920-х годах это число значительно выросло. Эмигранты из Польши, России, Украины и Белоруссии являлись ашкеназами.

Согласно Еврейской конфедерации Бразилии, в наши дни в стране проживает более 125 тыс. евреев; 65 тыс. из них сосредоточены в штате Сан-Паулу и 40 тыс. в Рио-де-Жанейро. По своему социальному статусу большинство евреев Бразилии принадлежат к среднему и высшему слоям общества. В стране действую ортодоксальные, консервативные и реформистские синагоги.

Индуизм

См. также: Международное общество сознания Кришны в Бразилии

Согласно данным «Энциклопедии религий» в 2010 году в стране проживало 11 тыс. индуистов. Считается, что первыми индуистами в Бразилии были синдхи, прибывшие в страну в 1960 году из Суринама. В 1970-х годах к ним присоединилось значительное число африканских индуистов, эмигрировавших из бывших португальских колоний (в первую очередь — из Мозамбик). Из Индии в Бразилию также приглашались преподаватели, профессоры, инженеры и компьютерщики. В стране имеются последователи и неоиндуистских течений, самым крупным из которых являются кришнаиты.

Афро-бразильские религии

Рабы, завезённые в Бразилию, сохранили африканские традиционные культы, которые, переплетясь с католицизмом, спиритизмом и индейскими верованиями, превращались в Бразилии в новые синкретические религии. На протяжении долгого времени эти религии находились под запретом, лишь с конца XIX века получив некоторые свободы. В штате Байя широко распространён культ кандомбле; в штате Рио-де-Жанейро — культ макумба (и его форма — кимбанда и умбанда); на севере страны — шанго. Среди других религий следует назвать батуке, культ Ифа, энкантарию, ксангё.

Жрецов и жриц афро-бразильских религий называют отцом и матерью богов. Часто жрецы живут в отдельных помещениях при террейросах — культовых храмах этих религий. В алтарном помещении террейроса хранятся языческие идолы, которым регулярно приносят еду. В последнее время террейросы всё чаще выступают в роли социальных центров, где можно получить информацию о здоровье, образовании и гражданских правах. Многие африканские боги очень часто отождествляются с католическими святыми: бог-громовержец Шанго со Иеронимом или Варварой; его жена Ошун — с Девой Непорочного Зачатия и Девой Света; бог войны Огун — с Антонием; богиня моря Йемайя с Пресвятой Девой Марией; богиня охоты Ошосси — со св. Георгием; божество Земли Омолу — с Бенедиктом; покровитель близнецов Ибежи — со святыми близнецами Космой и Дамианом; и Эшу — с Сатаной. Впрочем, отождествление может варьироваться как от культа к культу, так и от штата к штату.

Согласно переписи населения в 2010 году крупнейшей афро-бразильской религией была умбанда (407 тыс.) и кандомбле (167 тыс.); численность приверженцев других религий данного типа составляла 14 тыс. человек.

Местные верования

Несмотря на то, что большинство коренных народов Бразилии к началу XXI века успешно христианизировано, в стране по прежнему сохраняются местные индейские верования и религии (310 тыс.). К числу народов, среди которых преобладают местные верования относятся племена апуринан, баре, бороро, жамамади, канела, камбива, канамари, капинава, кокама, кулина, макуши, потигвара, тариана, терена, тремембе, трука, тукано, тупиникини, туша, уамуэ, хупда, шакриаба, шоко-карири и яномамо.

С 1930-х годов в бразильских городах распространяются культы, основанные на употреблении айяуаски.

Другие

С середины XIX века, под влиянием работ Аллана Кардека в Бразилии распространяются практики спиритизма. В настоящее время к спиритистам себя относят 3,8 млн бразильцев.

Вера бахаи проникла в Бразилию в 1919 году; в 1928 году бахаи создали Местное духовное собрание Бразилии. Согласно Всемирной христианской базе данных в 2005 году община бахаи насчитывала в стране 42 тыс. человек.

В Бразилии также возрождается неоязычество и движение Нью эйдж (в первую очередь викка и неодруидизм). Среди других религий следует назвать сторонников китайской народной религии (46 тыс.), синтоистов (8 тыс.) и растафариан.

В ходе переписи 2010 года 15 млн бразильцев (8 % населения) объявили себя неверующими; в том числе 615 тыс. — атеистами и 124 тыс. — агностиками.

См. также

• Христианство в Бразилии
• Протестантизм в Бразилии
• Буддизм в Бразилии
• Международное общество сознания Кришны в Бразилии

Отрывок, характеризующий Религия в Бразилии

Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.