Ремак, Роберт
| Роберт Ремак | |
| Robert Remak | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
29 августа 1865 (50 лет) |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Королевство Пруссия |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
Роберт Ремак (польск. и нем. Robert Remak; 26 июля 1815, Познань, — 29 августа 1865, Бад-Киссинген) — польский и немецкий эмбриолог, физиолог и нейролог.
По мнению некоторых историков науки, Ремак первым открыл, что новые клетки образуются в результате деления существующих[1]. Также он известен тем, что уменьшил число зародышевых листков с четырёх, выделенных Карлом Бэром, до трёх и ввёл их современные названия: эктодерма, мезодерма, энтодерма . Ремак обнаружил и описал безмиелиновые нервные волокна (ремаковское нервное волокно) и нервные клетки в сердце, часто называемые ганглиями Ремака. Он был пионером в электротерапии нервных заболеваний. Достиг достаточного научного авторитета, чтобы стать лектором (приватдоцентом) в Берлинском университете несмотря на то, что прусские законы запрещали преподавание евреям[2].
Содержание
Биография
Родился в Познани в семье лавочника. Доктор Ремак получил своё медицинское образование в Берлинском университете в 1838 году по специализации «нейрология»[3].
В 1838 Ремак окончательно разбил античный миф, существующий ещё со времён Алкмеона Кротонского, что нервы представляют собой пустые трубки. В течение долгого времени в медицине царило авторитетное мнение, что эти трубки несут собой различные вещества, жидкости и частички. Даже изобретение микроскопа в XVII веке не изменило ситуацию. И только Ремак обнаружил, что нервные волокна не имеют пустот.
В 1844 он обнаружил нервные волокна и клетки ганглиев в сердце, показав, что оно может поддерживать ритм биения автономно и без центральной нервной системы. Также он заметил, что некоторые волокна нервной системы, симпатические нервные волокна, имеют серый цвет, что отличает их от обычных волокон белого цвета. Цвет симпатических волокон связан с тем, что у них отсутствует миелиновая оболочка, которая присутствует у других волокон.
В середине 40-х годов, в сотрудничестве с Йоханнесом Мюллером, Ремак пересмотрел традиционные на то время взгляды эмбриологии, сформировавшиеся благодаря работам Карла Фон Бэра. Они предложили снизить количество зародышевых листков с четырёх до трёх, приняв два средних за один общий. Ими также были предложены их современные названия: эктодерма, мезодерма, энтодерма.
В 1841 Ремаком впервые подробно был описан процесс деления тканевых клеток животных[4]. До этого, в 1820-е годы, Прево и Дюма (1824) и другие эмбриологи описали деление клеток при развитии лягушки. К этому моменту уже были опубликованы также работы Дюмортье (1832) и Моля (1835), в которых описывалось деление клеток нитчатых водорослей, а также работа Моля (1838), в которой он описывал деление клеток растений при развитии устьиц[5]. Однако именно Ремак, по-видимому, первым связал деление клетки с делением ядра. Он настаивал на том, что клеточное ядро — это постоянная компонента клетки. Уже в 1852 г. Ремак отстаивал идею о том, что новые клетки образуются только путём деления[6]. Наконец, к 1855 году одновременно с Р. Вирховом Ремак окончательно пришёл к выводу, что новые клетки появляются лишь в результате деления существующих клеток; этот вывод стал одним из основных положений клеточной теории[7].
Несмотря на его достижения, из-за его еврейского происхождения ему было неоднократно отказано в профессорском звании. Лишь под конец жизни оно было присвоено, однако ему было отказано в привилегиях, связанных с этой должностью.
Его сын Эрнст Юлиус Ремак также был нейрологом, а его внук, который был математиком и которого также звали Роберт Ремак, погиб в Аушвице в 1942 году.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ремак, Роберт"
Примечания
- ↑ Magner, Lois N. A history of the life sciences. p185
- ↑ [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=210&letter=R The Jewish Encyclopedia]
- ↑ Kish, B. 1954. Forgotten leaders in modern medicine: Valentin, Gruby, Remak, Auerbach. Transactions of the American Philosophical Society. 44, Issue 2, 139—317.
- ↑ А. Е. Гайсинович, Е. Б. Музрукова. «Отрыжка» клеточной теории. Природа, 1989, № 11, с. 92-100 [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/priroda/1989/11/92-101.pdf]
- ↑ История биологии с древнейших времен до начала XX века. М., Наука, 1972, с. 245
- ↑ [bigmeden.ru/article/Клеточная_Теория Что такое Клеточная Теория - Большая Медицинская Энциклопедия]. Проверено 25 января 2013. [www.webcitation.org/6E9VEM2q2 Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
- ↑ Magner, Lois N. A history of the life sciences. p185
Литература
- Schmiedebach, H P (1990), "[www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/2251855 Robert Remak (1815-1865). A jewish physician and researcher between recognition and rejection]", Zeitschrift für ärztliche Fortbildung Т. 84 (17): 889–94, PMID 2251855
- Anderson, C T (1986), "[www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/3545332 Robert Remak and the multinucleated cell: eliminating a barrier to the acceptance of cell division.]", Bulletin of the history of medicine Т. 60 (4): 523–43, PMID 3545332
- Seeliger, H P (1985), "[www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/3889638 The discovery of Achorion schoenleinii. Facts and stories (Johann Lucas Schoenlein and Robert Remak).]", Mykosen Т. 28 (4): 161–82, 1985 Apr, PMID 3889638
- Schwann, J & Schwann, S (1963), "[www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/14059131 Circimstances of the Discovery of the Pathogen of Favus (Trichophyton Schoenleini, Achorion Schoenleini) by Robert Remark]", Annales Academiae Medicae Stetinensis Т. 9: 161–7, PMID 14059131
Ссылки
- [www.whonamedit.com/doctor.cfm/1180.html Biography]
- [www.sciencemag.org/cgi/content/full/298/5602/2331 Scientific biography]
- [vlp.mpiwg-berlin.mpg.de/people/data?id=per130 Short biography and bibliography] in the [en.wikipedia.org/wiki/Virtual_Laboratory Virtual Laboratory] of the [en.wikipedia.org/wiki/Max_Planck_Institute_for_the_History_of_Science Max Planck Institute for the History of Science]
- [www.youtube.com/watch?v=PyfBqB82BlU&t=2m]
Отрывок, характеризующий Ремак, Роберт
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
