Ренвильское соглашение

Ренвильское соглашение
Тип договора	мирное соглашение
Дата подписания	17 января 1948 года
— место	американский линкор «Ренвилл»
Вступление в силу — условия	17 января 1948 года Признание суверенитета Нидерландов над всей территорией Индонезии. В будущем — создание Соединенных Штатов Индонезии, в которых Республика Индонезия стала бы одним из штатов.
Стороны	Нидерланды Нидерланды Индонезия Индонезия

Ренвильское соглашение (индон. Perjanjian Renville, нидерл. Renville-overeenkomst) — мирный договор, заключённый при посредничестве Совета Безопасности ООН между Нидерландами и Индонезией в 1948 году, и завершивший 1-ю колониальную войну (по индонезийской терминологии) или «первую полицейскую акцию» (название, принятое в голландской историографии).

Предыстория

После капитуляции Японии во второй мировой войне индонезийские патриоты во главе с Сукарно решили провозгласить независимость страны, что и произошло 17 августа 1945 года. Но Нидерланды, стремясь не допустить развала своей колониальной империи, при поддержке Великобритании начали военные действия, завершившиеся в марте 1947 года подписанием Лингаджатского соглашения, согласно которому Нидерланды де-факто признали существование независимой Индонезийской республики. Но уже в конце мая в Индонезии начинается политический кризис, спровоцированный требованием нидерландской колониальной администрации о передаче в её руки всех важнейших политико-административных функций. Правительство Сукарно отвергло эти требования и приступило к формированию Национальной армии Индонезии. В ответ 20 июля 1947 года Нидерланды денонсировали Лингаджатское соглашение и возобновили военные действия на территории Индонезии. Для посредничества в разрешении конфликта Совет Безопасности ООН создал Комитет добрых услуг, в состав которого вошли представители Бельгии, Австралии и США. 29 августа 1947 года Нидерланды провозгласили создание т. н. «линии ван Моока» (по имени тогдашнего генерал-губернатора Голландской Ост-Индии Губерта Йоханнеса ван Моока). Нидерланды соглашались оставить в составе Индонезии приблизительно третью часть острова Ява и большую часть Суматры, но от республики отсекались важнейшие продовольственные и нефтеносные районы, а также крупнейшие морские порты.

.

С конца 1947 года голландская «полицейская акция» стала терпеть неудачи. Индонезийские республиканские войска захватили ряд районов. В этих условиях активизировались миротворческие усилия ООН.

Переговоры

Переговоры под эгидой «Комиссии добрых услуг» начались 8 декабря 1947 года в порту Батавии (совр. Джакарта) на борту американского военного судна «Ренвилл» (отсюда название соглашения). Индонезийскую делегацию возглавлял премьер-министр Амир Шарифуддин, голландскую — генерал ван Вреденбург. Переговоры проходили тяжело, причём Комиссия добрых услуг чаще фактически выступала на стороне Нидерландов, настаивая на принятии республиканцами Линии ван Моока в качестве линии размежевания между противоборствующими армиями (например, в т. н. «Рождественском послании» 26 декабря 1947 года).

Соглашение

Ренвильское соглашение было подписано 17 января 1948 года. Оно состояло из собственно соглашения о перемирии, 12-ти политических принципов, определявших процедуру и характер дальнейших переговоров и шести дополнительных принципов Комиссии добрых услуг. Условия Ренвильского соглашения для Индонезии были более тяжёлыми, чем условия Лингаджатского соглашения. Линией разграничения войск стала Линия ван Моока. Соглашением признавался суверенитет Нидерландов над всей территорией Индонезии до создания предусмотренных Лингаджатскими соглашениями Соединённых Штатов Индонезии, в которых республика была бы одним из штатов.

Последствия

На короткий промежуток времени был установлен мир, Нидерланды продолжали блокаду Индонезии. Но 18 сентября 1948 года в Индонезии произошло вооружённое восстание сторонников левых политических сил республики против правительства, возглавлявшегося Мохаммадом Хаттой. Это привело к ослаблению индонезийских республиканских сил. Воспользовавшись этим, Голландия решила раз и навсегда захватить Ост-Индию. 19 декабря 1948 года Ренвильское соглашение было объявлено недействительным и голландцы начали «Вторую колониальную войну», или «вторую полицейскую акцию», после неудачи которой закончилась война за независимость Индонезии и Индонезия была признана независимым государством.

Литература

• Ide Anak Agung Gde Agung (1973) Twenty Years Indonesian Foreign Policy: 1945—1965 Mouton & Co ISBN 979-8139-06-2
• Kahin, George McTurnan (1952) Nationalism and Revolution in Indonesia Cornell University Press, ISBN 0-8014-9108-8
• Reid Anthony. The Indonesian National Revolution 1945-1950. — Melbourne: Longman Pty Ltd, 1974. — ISBN 0-582-71046-4.

Отрывок, характеризующий Ренвильское соглашение

– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.