Ренделл, Рут
| Рут Ренделл | |
| Ruth Rendell | |
| Место рождения: |
Саут-Вудфорд, Редбридж, Лондон, Англия, Британская империя |
|---|---|
| Место смерти: |
Лондон, Англия, Великобритания |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель |
| Жанр: | |
| Язык произведений: |
английский |
| Награды: |
|
| [literature.britishcouncil.org/ruth-rendell Страница автора] | |
Рут Барбара Ренделл, баронесса Ренделл из Баберга (англ. Ruth Barbara Rendell, Baroness Rendell of Babergh; 17 февраля 1930, Лондон — 2 мая 2015 год, там же) — британская писательница, автор популярных детективов и триллеров. Писала также под псевдонимом Барбара Вайн (Barbara Vine). Лауреат многих литературных премий, включая несколько «кинжалов» (серебряный, три золотых и бриллиантовый кинжал Картье) от Ассоциации писателей-криминалистов, премии газеты The Sunday Times за литературное мастерство и премии Эдгара По (как Барбара Вайн).
Пожизненный член Палаты лордов от лейбористской партии. Кавалер ордена Британской империи (1996), баронесса.
Биография
Рут Грейзманн (впоследствии Рут Ренделл) родилась 17 февраля 1930 года в Саут-Вудфорде (Лондон) в семье учителей[1]. Её мать родилась в Швеции, выросла в Дании, в четырнадцать лет, не зная языка, приехала с семьёй в Англию. Отношение к иностранцам в стране в те годы было сложным. Отец Рут, Артур Грейзманн, был англичанином. Его мать отказалась прийти на свадьбу сына с иностранкой. Впоследствии эти непростые семейные отношения нашли своё отражение в произведениях писательницы[1]. Во время Второй мировой войны многие относились к матери как к немке, хотя к тому времени она говорила на безупречном английском. Любовь к языку она успела привить дочери. Мать умерла, когда Рут было двенадцать лет. Рут обожала воспитавшего её отца и, спустя годы, наделила некоторыми его чертами своего самого известного персонажа, инспектора Реджинальда Вексфорда[2].
Рут училась в средней школе Лафтон в Эссексе, каникулы проводила в Скандинавии, выучила шведский и датский языки. После окончания школы, с 1948 года по 1952 год работала газетным репортёром и младшим редактором в газете Восточном Эссексе. В 1950 году Рут вышла замуж за журналиста Дональда Ренделла. В 1953 году родился их единственный сын Саймон. В то время молодые супруги жили в маленьком съёмном коттедже без ванной[1]. В 1963 году был опубликован первый роман Ренделл. Когда пришла известность, семья поселилась в старинном фермерском доме в графстве Суффолк, где происходит действие большинства романов писательницы[3]. В 1975 году пара развелась, но Рут снова вышла за Дональда замуж в 1977 году[1]. В 1999 году Дональд Ренделл умер от рака[2].
В 1996 году за весомый вклад в искусство Рут Ренделл получила титул Командора Ордена Британской империи, в 1997 году получила титул баронессы и являлась членом палаты лордов от лейбористов[4].
Писательница жила в доме в районе Маленькая Венеция на западе Лондона. Занималась благотворительной деятельностью[1]. Последний роман писательницы «Тёмные углы» / Dark Corners должен был выйти в октябре 2015 года[4].
7 января 2015 года Рут Ренделл перенесла инсульт. Скончалась 2 мая 2015 года в Лондоне[4].
Творчество
Рут Ренделл написала более 60 романов и несколько сборников рассказов. Литературовед А. П. Саруханян делит произведения писательницы на три группы, «демонстрирующие трансформацию детективного жанра от романа-загадки к психологическому детективу»[3].
При всем разнообразии романов Ренделл основу их составляет тайна, постепенное раскрытие которой определяет развитие сюжета. Это позволяет рассматривать их как модификацию детективного жанра, что связывается с выдвижением на первый план вопроса «почему» вместо традиционных «кто» и «как».</div> — Саруханян А. П. «Энциклопедический словарь английской литературы XX века» [3]</div>
|
К первой группе относится цикл из более двадцати романов о инспекторе Вексфорде. Эти произведения близки классической форме детектива, действие в них строится по принципу головоломки — как составление целостной картины из отдельных деталей[3]. Место действия — вымышленный городок Кингсмаркхем в Суссексе. Главный герой — немолодой инспектор Реджинальд Вексфорд, грузный, страдающий гипертонией, простоватый на вид, типичный провинциал. Вексфорд — знаток человеческой психологии, большой ценитель литературы, особенно поэзии, на все случаи жизни у него припасены цитаты из Шекспира (этой чертой автор наделила своего героя в память об своём отце[2]). У инспектора уютный дом, тёплые отношения с женой, и это помогает противостоять жестокости и насилию, с которыми ему приходится иметь дело. Начиная с дебютного романа Ренделл «С любовью насмерть, Дун» / From Doon with Death (1964), книги этого цикла выходили на протяжении почти почти пятидесяти лет. Герой постепенно старел, и в романе «Коль скоро жертва мертва…» / Murder Being Once Done (1972) с ним случается удар. Но в следующем романе «Кто-то лжёт, а кто-то умирает» / Some Lie and Some Die (1973) Вексфорд уже возвращается к своим обязанностям. События романа разворачиваются вокруг рок-фестиваля, и способность понять молодых помогает ему раскрыть преступление. В романе «Дремлющая жизнь» / A Sleeping Life (1978) личная драма дочери Сильвии заставляет Вексфорда вникнуть в современные проблемы отношения полов и идеи феминизма[5]. В романе The Vault (2011) Вексфорд уходит в отставку[6], но вновь появляется в романе 2013 года No Man’s Nightingale в качестве консультанта своего бывшего коллеги и друга Майка Бердена.
Ко второй группе произведений Рут Ренделл относятся «психологические детективы, в центре которых не сыщик, а преступник, не технология расследования, а психология и анатомия преступления»[3]. «Интересно не убийство само по себе, а сознание того, кто его совершает…, обнаруживается ли оно в действии, диалоге, размышлениях или потоке сознания», — пишет Ренделл в предисловии к изданной ею книге «В чём причина. Антология сознания, способного на убийство» А Reason Why. An Anthology of the Murderous Minind (1995). Основу психологического детектива Рут Ренделл, по мнению А. П. Саруханян, «составляет убеждение в том, что преступления гораздо чаще совершаются из страха, а не по злому умыслу. Источником же страха нередко оказывается социальная пропасть, разделяющая убийцу и жертву»[3]. Социальная подоплёка преступления показана в романах «Всё идет не так» / Going Wrong (1990), «Каменное наказание» / А Judgement in Stone (1977), «Птичка Тари» / The Crocodile Bird (1993), «Солнце для мёртвых глаз» / А Sight for Sore Eyes (1998) и других.
К третьей группе относятся романы, публикуемые Рут Ренделл с середины 80-х годов под именем Барбары Вайн (Barbara Vine). Псевдоним составлен из второго имени писательницы и фамилии её прабабушки[1]. Эти романы строятся на переплетении прошлого и настоящего, и, как правило, речь идёт о давнем нераскрытом преступлении, меняющим судьбы причастных к нему людей. Действие в них разворачивается без участия сыщика[3]. В романах «Книга Асты» / Asta’s Book (1993) и «Чёрный мотылёк» / The Chimney Sweeper’s Boy (1998), раскрывается тайна жизни уже умерших персонажей. В «Книге Асты» внучка в 1991 году реконструирует прошлое с помощью дневника покойной бабушки-датчанки, который та вела с 1905 года, пытается проникнуть в тайну отсутствующих страниц и распутать сложный клубок родственных отношений. В романе «Чёрный мотылёк» дочь знаменитого писателя после его смерти пишет мемуары и в ходе работы выясняет, что отец был не тем, за кого себя выдавал. Она восстанавливает историю его семьи и находит разгадку тайны в незаконченном автобиографическом романе отца.
Награды
- 1975 — Премия Эдгара По Ассоциации «Детективных писателей Америки» за лучший рассказ (The Fallen Curtain)
- 1976 — Премия «Золотой кинжал» Ассоциации писателей-криминалистов Великобритании («Демон в моих глазах»)
- 1980 — Премия Martin Beck Академии писателей-криминалистов Швеции («Пусть смерть меня полюбит» / Make Death Love Me)
- 1981 — Национальная книжная премия («Озеро тьмы»)
- 1984 — Премия «Серебряный кинжал» («Древо скорбных рук»)
- 1984 — Премия Эдгара По за лучший рассказ («Новая подружка»)
- 1986 — Премия «Золотой кинжал» («Живая плоть»)
- 1987 — Премия Эдгара По за лучший роман («Пятьдесят оттенков темноты» / A Dark Adapted Eye)
- 1987 — Премия «Золотой кинжал» («Роковая инверсия»)
- 1990 — Премия газеты The Sunday Times за выдающиеся литературные достижения
- 1991 — Премия «Золотой кинжал» («Ковёр царя Соломона»)
- 1991 — Премия «Бриллиантовый Кинжал Картье» за достижения всей жизни
- 1996 — Кавалер ордена Британской империи
- 1997 — Премия Эдгара По — Grand Master
- 1997 — Пожизненный член Палаты лордов, баронесса Ренделл из Баберга
- 2004 — Mystery Ink Gumshoe Award — премия за жизненные достижения
Экранизации
Произведения Рут Ренделл неоднократно экранизировались.
С 1987 года по 2000 год по телевидению успешно показывался телесериал «Тайны Рут Ренделл» / Ruth Rendell Mysteries, экранизация историй про инспектора Вексфорда. Главные роли исполнили Джордж Бейкер (инспектор Вексфорд) и Кристофер Равенскрофт (детектив Майк Берден). Всего было показано 48 эпизодов. Рут Ренделл считала идеальным исполнение роли инспектора Джорджем Бейкером, «он сделал лучше и больше, чем предполагал автор»[7].
В 1997 году режиссёр Педро Альмодовар поставил фильм «Живая плоть» по одноимённому роману Ренделл. Ранее первая глава этого романа вдохновила Альмодовара на создание сценария фильма «Кика» (1993).
Клод Шаброль экранизировал роман «Каменный приговор» / А Judgement in Stone (фильм «Церемония») с Изабель Юппер и Сандрин Боннер в главных ролях. Кроме того, существует экранизация 1986 года с Ритой Ташингем в главной роли. Клод Шаброль ещё раз обратился к творчеству Рут Ренделл, поставив в 2004 году фильм «Подруга невесты» по роману «Подружка невесты» / The Bridesmaid.
В экранизации романа «Демон в моих глазах» / A Demon in My View (1992) главную роль исполнил Энтони Перкинс. Кинозвезда Лорен Бэколл снялась в одной из главных ролей в фильме по роману «Древо скорбных рук» / Tree of Hands (1989). В телефильме «Глаз, приспособленный к тьме» / A Dark Adapted Eye (1994) главную роль сыграла Хелена Бонем Картер (роман Барбары Вайн «A Dark Adapted Eye» в России переведён как «Пятьдесят оттенков темноты»).
В 2014 году Франсуа Озон снял фильм «Новая подружка» по одноимённому рассказу Рут Ренделл.
Напишите отзыв о статье "Ренделл, Рут"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.independent.co.uk/news/people/profiles/open-and-shut-case-is-ruth-rendell-finally-ready-to-open-up-about-her-puzzling-personal-life-8523187.html Open and shut case: Is Ruth Rendell finally ready to open up about her puzzling personal life?]. The Independent (10 марта 2013). Проверено 3 мая 2015.
- ↑ 1 2 3 [www.theguardian.com/books/2002/aug/03/featuresreviews.guardianreview9 Ruth Rendell. Dark lady of whodunnits]. the Guardian (3 августа 2002). Проверено 3 мая 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [padaread.com/?book=40189&pg=350 Энциклопедический словарь английской литературы XX века] / Саруханян А. П.. — М.: Наука, 2005. — С. 349—351. — 541 с. — ISBN 5-02-033255-0.
- ↑ 1 2 3 [www.interfax.ru/world/439720 В Лондоне скончалась писательница Рут Ренделл]. Интерфакс (2.5.2015). Проверено 2 мая 2015.
- ↑ [www.2uk.ru/culture/kulture95 Рут Ренделл (Барбара Вайн)]. 2uk.ru. Проверено 4 мая 2015.
- ↑ [www.silver.ru/news/83407/ Умерла писательница Рут Ренделл]. Серебряный дождь (2 мая 2015). Проверено 3 мая 2015.
- ↑ [www.bbc.com/news/entertainment-arts-15239392 Wexford is me, Ruth Rendell confesses]. BBC.com (10 октября 2011). Проверено 5 мая 2015.
Ссылки
- [www.theguardian.com/culture/2013/mar/01/ruth-rendell-life-in-writing Ruth Rendell: a life in writing]. the Guardian (1 марта 2013). Проверено 4 мая 2015.
Отрывок, характеризующий Ренделл, Рут
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
