Рене Французская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рене Французская
фр. Renée de France<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Герцогиня Шартрская и Монтаржи, герцогиня Феррары
 
Вероисповедание: протестантка
Рождение: 25 октября 1510(1510-10-25)
Блуа, Шампань, Франция
Смерть: 12 июня 1575(1575-06-12) (64 года)
Монтаржи, Франция
Место погребения: Монтаржи
Род: Валуа
Отец: Людовик ХII
Мать: Анна Бретонская
Супруг: Эрколе II д’Эсте, герцог Феррары
Дети: Анна д’Эсте, Альфонсо II д’Эсте, Лукреция, Элеонора, Луиджи д’Эсте

Рене (Рената) Французская (фр. Renée de France; 25 октября 1510, Блуа — 12 июня 1575, Монтаржи) — герцогиня Шартрская и Монтаржи, в замужестве герцогиня Феррары. Младшая дочь короля Людовика ХII и Анны Бретонской. Свояченица Франциска I, тётка Генриха II и двоюродная бабушка Франциска II, Карла IX и Генриха III.

Протестантская принцесса, она провела полжизни в Италии со своим мужем Эрколе II д’Эсте. После тридцати двух лет, проведённых в Италии, она поселилась во Франции в Монтаржи. Во время религиозных войн она давала приют протестантским беженцам и принимала проповедников из Женевы.





Жизнь в Италии

Юность и замужество

Рене рано осталась сиротой. Она потеряла мать в четыре года, отца — в пять, сестру — в четырнадцать. Мать поручила Рене заботам Мишель де Собонн, но королевский двор не принял эту даму, которая была чересчур предана интересам своей подопечной и склонялась к идеям Реформации.[1].

28 мая 1528 года в Париже она вышла замуж за Эрколе II д’Эсте, герцога Феррары, Модены и Реджжио, принеся ему в приданом герцогство Шартрское, графство Жизор и домен Монтаржи. В общей сложности на тот момент данные земли приносили доход в 12 500 экю, или же 25 000 туринских ливров ренты. Для принцессы крови это было очень скромное приданое. По справедливости, она должна была унаследовать полностью или частично герцогство Бретань, к тому же с 1530 года корона начала задерживать выплату ренты.

У супругов родились дети:

Жизнь в Италии

В Ферраре она собрала вокруг себя целую плеяду образованных людей, особенно протестантов из Италии, Франции, Германии и Женевы, которым она оказывала покровительство и защиту. Некоторое время у неё служили секретарями Лион Жаме и Клеман Маро. С 1537 года она начинает переписку с Жаном Кальвином, который подписывался как «Шарль д’Эспервиль».

Однако в 1554 году за герцогиню решили взяться серьёзно и положить конец её бурной деятельности, которая начала раздражать католиков. Генрих II посылает к ней великого инквизитора Франции. Рене бросают в тюрьму, допрашивают (иезуит Жан Пеллетье и местный инквизитор Джироламо Папино). Она соглашается ходить к мессе, исповедоваться и причащаться, формально порывая с протестантизмом. Однако выйдя на свободу, она продолжает свою деятельность, не слишком её афишируя, к неудовольствию Кальвина, который хотел бы видеть в её лице мученицу за веру.

Рене Французская давала приют тем, кто был изгнан из дома религиозными притеснениями. Она стала близким другом Виттории Колонна, которая однажды прислала к ней фра Бернардино Окино проповедовать в феррарском соборе. После его бегства от инквизиции Рене сохранила с ним связи[2].

Жизнь во Франции

В гуще религиозных войн

После смерти своего супруга (3 октября 1559 года) Рене вернулась во Францию и поселилась в Монтаржи в сентябре 1560 года. Там она давала приют гугенотам, несмотря на угрозы своего зятя герцога Гиза и Короны. Теодор Агриппа д’Обинье упоминает о её гостеприимном замке, где он сам нашёл в своё время приют вместе со своим воспитателем.

Во время первых трёх религиозных войн она сумела сохранить Монтаржи благодаря искусным переговорам с обеими армиями и в частности с герцогом Анжуйским (будущим королём Генрихом III). Она сумела внушить воюющим сторонам, что этот городок должен оставаться вне конфликта. Дружеские отношения с соседями — семейством Колиньи, а также родство с королевской семьёй позволили ей добиться весомого авторитета.

Последние годы

Рене присутствовала на свадьбе Генриха IV и Маргариты Валуа. Едва ли бы ей удалось пережить Варфоломеевскую ночь, если бы не охрана, приставленная к её резиденции её зятем, герцогом де Немур. Убитая горем герцогиня покидает Париж под охраной людей короля и Гизов. Она прожила ещё три года, не ведя прежней активной переписки, а молча выполняя то, что считала своим долгом — защищать и поддерживать своих единоверцев, которых, по свидетельству Брантома, набиралось иногда до нескольких сотен.

Под конец жизни одной из её главных забот является передача в наследство герцогства Феррарского. Она пытается убедить своего младшего сына Луиджи, кардинала д’Эсте покинуть церковь, чтобы стать герцогом после смерти его старшего брата Альфонсо, который умер бездетным, но безуспешно. Умерла Рене 12 июня 1575 года и согласно её воле была похоронена в замке Монтаржи.

Напишите отзыв о статье "Рене Французская"

Примечания

  1. Geneviève-Morgane Tanguy : [books.google.com/books?id=HnFGwuO8FNYC&pg=PA81&lpg=PA81&dq=Saubonne+Renée+de+France&source=bl&ots=3BmCsg_JMx&sig=8qLsMg3ydT_WTTp4r8L1aVH33LM&hl=fr&ei=DeLZSqXqEIn14AahxLn0Bg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=10&ved=0CDEQ6AEwCQ#v=onepage&q=Saubonne&f=false Les jardins secrets d’Anne de Bretagne]
  2. [www.archive.org/details/princessofitalia00andriala Andrews, Marian. A princess of the Italian reformation, Giulia Gonzaga, 1513—1566; her family and her friends]

Литература

  • Millicent Fawcett, Five Famous French Women (1906)
  • William Gilbert. The Inquisitor, or The Struggle in Ferrara (1869).
  • Isabella M. Braikenridge. [books.google.com/books?id=EjoBAAAAQAAJ&pg=PA296&dq=Ren%C3%A9e+de+France&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Some memorials of Renée of France, duchess of Ferrara] (1859).

Отрывок, характеризующий Рене Французская

Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.