Репетиция оркестра
| Репетиция оркестра | |
| Prova D'Orchestra | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Radiotelevisione Italiana, Daimo Cinematografica, Albatros Produktion |
| Длительность |
70 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Репетиция оркестра» (итал. Prova D'Orchestra) — кинофильм Федерико Феллини, снятый в 1978 году.
Содержание
Сюжет
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Фильм снят в псевдодокументальной манере: журналист берёт интервью у музыкантов симфонического оркестра. Каждый исполнитель рассказывает о себе и своём музыкальном инструменте с особой любовью, что позже по фильму выливается контрастом с поведением некоторых исполнителей, наиболее низко стоящих во внутренней иерархии, существующей во внутреннем мире оркестра. Иерархии, где выше стоит тот, кто лучше понимает музыку. Скажем, скрипки стоят почти на самой высшей ступени, их суждения красивее, оригинальнее, обширнее, скрипачи расширяют свои суждения о музыке и о своём инструменте до философского спора и спорят между собой, тогда как, к примеру барабанщики или трубачи выступают «единым фронтом». Дирижёр там — почти бог, он король, деспот. Даже интервью у него в его комнате берётся особо, с подчёркнутым почтением и вниманием к его персоне. Ибо его понимание музыки лежит в высшей сфере — он переживает трагедию упадка классической музыки в современном мире. Выше всех стоят Арфа, Гобой, Туба и пара виолончелистов и скрипачей. Эти люди не бунтуют, а пассивно наблюдают, оглушённые рёвом разъярённых музыкантов, которые стали изображать современных людей с их тотальным нигилизмом. Особого внимания заслуживает маленький старичок — старый переписчик нот, низший в иерархии, появляющийся в самом начале, беспрекословно, как старый раб слушает дирижёра (что контрастирует с неповиновением и детским своеволием большинства музыкантов) и служит как бы сказочным провожатым оператору в те моменты, когда кино надевает маску псевдодокументалистики.
Конфликт между дирижёром и профсоюзом музыкантов, мешающим дирижёру творить музыку как следует — аллегория разложения современного общества, которое, желая всё большей и большей индивидуальной свободы, не понимает, что это может привести к беде. Этот конфликт и перерастает в дальнейшем в полнейший сюрреализм, в котором забывается сама мысль о псевдодокументалистике. И так уже к тому времени жанр фильма менялся несколько раз, и псевдодокументалистика — лишь первый слой, инструмент, помогающий раскрыться сути этого произведения, которое язык не поворачивается назвать просто фильмом. Это Кино.
Начинается репетиция, в ходе которой развивается конфликт между дирижёром и музыкантами. Время от времени в зависимости от возникновения негативных эмоций людей раздаются глухие удары, от которых сотрясаются стены здания. Все это замечают, но стараются не обращать внимания. Во время перерыва дирижёр даёт интервью, которое обрывается, когда гаснет свет. Дирижёр отправляется продолжить репетицию и видит, что оркестр развёл хаос в помещении, устроил антидирижёрскую революцию. Часть музыкантов ставят вместо дирижёра метроном, другая часть сбрасывает его, желая не подчиняться никому, кое-кто удивлённо смотрит на происходящее, кое-кто занимается любовью под роялем, кое-кто безучастно слушает трансляцию футбольного матча по радио, а блаженная арфистка даёт интервью. В помещении постоянно падает штукатурка, но на неё, как и в первой половине репетиции, стараются не обращать внимания. В итоге на стенах появляются трещины, а затем в пробитую дыру влетает чугунный шар для сноса зданий. Обломки стены убивают арфистку (скорее всего, не ясно, что с ней), и её выносят из здания. Все в замешательстве, чем пользуется дирижёр. Предлагает продолжить репетицию. После довольно удачного отрывка музыкального произведения, дирижёр опять начинает возмущённую речь о нынешней игре музыкантов, только на этот раз музыканты его слушаются, а язык дирижёра с итальянского меняется на немецкий, экран становится чёрным и возникает ощущение, что дирижёр превратился в Гитлера. Некоторые критики считают, что таким образом Феллини посмеялся над могущей возникнуть по ходу действа (являющегося союзом кино, театра и музыки, где прославляется музыка, как благороднейшее творение человека) мысли о том, что деспотия оправдана везде. Фильм заканчивается фразой дирижёра: «Всё начнём сначала!»
В ролях
- Балдуин Баас — дирижер
- Клара Колозимо — арфистка
- Рональдо Бонакки — фаготист
- Элизабет Лаби — пианистка
- Фердинандо Виллелла — виолончелист
- Джованни Явароне — тубист
- Давид Монселл — первая скрипка
- Франческо Алуиджи — вторая скрипка
- Энди Миллер — гобоист
- Сибил Мостерт — флейтистка
- Франко Мадзьери — трубач
- Даниэле Пагани — тромбонист
Интересные факты
- Фильм был снят за 16 дней. Ещё шесть недель ушло на монтаж и озвучивание.
- Эта лента на редкость проста по своей сюжетной организации. Фильм-притча вызвал лавину рецензий и откликов в итальянской печати, причём каждый толковал его по-своему.
Напишите отзыв о статье "Репетиция оркестра"
Ссылки
- «Репетиция оркестра» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v128010 Репетиция оркестра] (англ.) на сайте allmovie
- [www.videoguide.ru/card_film.asp?idFilm=20067 «Репетиция оркестра» на сайте «Видеогид»]
- [www.kinomania.ru/movies/p/Prova_d_orchestra/index.shtml «Репетиция оркестра» на сайте «Киномания»]
- [www.rodinakino.ru/films/r/orchesterprobe/ «Репетиция оркестра» на сайте «rodinakino.ru»]
- [www.ilovecinema.ru/reviews/47467/ «Репетиция оркестра» на сайте «ilovecinema.ru»]
- [kinokritik.by/node/1060 Репетиция оркестра на сайте «Кинокритик»]
- рецензия на фильм «Репетиция оркестра» [www.kinopoisk.ru/level/79/user/1625080/comment/1248616/]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Репетиция оркестра
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
