Репкин, Григорий Васильевич

Григорий Васильевич Репкин
Дата рождения	19 января 1922(1922-01-19)
Место рождения	д. Гладнево</br> Никологорская волость</br> Вязниковский уезд</br> Владимирская губерния
Дата смерти	1 апреля 1992(1992-04-01) (70 лет)
Принадлежность	СССР СССР
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Григорий Васильевич Репкин (19.01.1922, Владимирская область — 01.04.1992) — командир отделения 1-й отдельной разведывательной роты 1-й стрелковой дивизии, сержант — на момент представления к награждению орденом Славы 1-й степени.

Биография

Родился 19 января 1922 года в деревне Гладнево Никологорской волости Вязниковского уезда Владимирской губернии (в настоящее время Вязниковского района Владимирской области) в крестьянской семье. В 1934 окончил 4 класса начальной школы в деревне Коломиха. С ранних лет приобщился к труду, как и все крестьянские дети. С 13 лет работал в родном колхозе «Красный пахарь». В 1936 году поступил в Никологорское почтовое отделение — развозил почту по деревням округа. Через два года начал трудиться на фабрике им. К. Маркса в деревне Лосево. В апреле 1939 года переехал в город Вязники к родственникам. Работал грузчиком на автомашине Вязниковского льнотехникума, подручным в хлебопекарном цехе на Вязниковском хлебозаводе. Без отрыва от работы занимался в Вязниковском аэроклубе, в группе парашютистов, совершил 5 прыжков с самолета У-2.

В июле 1941 года был призван в Красную Армию Вязниковским горвоенкоматом и направлен в школу парашютистов в лагерях Московского военного округа под городом Тейково Ивановской области. После 2-х месяцев обучения был направлен в школу младших командиров на станцию Ильино.

В конце октября 1941 года был зачислен в формирующуюся в селе Красные Баки 31-ю курсантскую бригаду. Большинство её солдат составляли не доучившиеся курсанты военных училищ, которые в связи со сложной обстановкой были отозваны в действующую армию. В рядах этой бригады, которая в декабре 1943 года была преобразована в 1-ю стрелковую дивизию, Г. В. Репкин прошел всю войну вплоть до Победы, сначала стрелком, а с весны 1942 года — разведчиком. Воевал на Западном, Северо-Западном, 2-м Прибалтийском и 1-м и 2-м Белорусском фронтах.

Боевое крещение получил в декабре 1941 года во время контрнаступления под Москвой, на Кубинском направлении. Затем в составе бригады воевал на северо-западном фронте, в январе 1942 участвовал в наступлении на Великие Луки. Штурм города не состоялся, бойцы заняли линию обороны и удерживали её почти 10 месяцев до ноября 1942 года. В это время Репкин по собственному желанию был переведен в разведку. За бой, произошедший в разведрейде в июне 1942 года в районе станции Чернозем, получил свою первую награду — медаль «За отвагу». В декабре 1942 года был принят в ряды ВКП/КПСС.

Осенью 1943 года в составе своей части ефрейтор Репкин участвовал в освобождении города Невеля, в ожесточенных боях севернее Невеля.

19 января 1944 года во время разведрейда в районе населенного пункта Стешково ефрейтор Репкин внезапно ворвался в траншею противника и захватил пулеметчика. 21 января в том же районе, проявив смелость и отвагу, противотанковой гранатой пробил проход в проволочном заграждении, ворвался в траншею и принял участие в захвате контрольного пленного, который был доставлен в часть.

Приказом от 25 января 1944 года ефрейтор Репкин Григорий Васильевич награждён орденом Славы 3-й степени.

В марте 1944 года дивизия был переброшена на 1-й Белорусский фронт и с ходу приняла участие в Полесской наступательной операции За мужество и отвагу проявленные в этих боях разведчик Репкин был награждён орденом Красной Звезды и второй медалью «За отвагу».

16 апреля 1944 года в бою за населенный пункт Выдраница сержант Репкин «проявил высокое воинское мастерство и исключительную отвагу. При нападении фашиста на лейтенанта Алимбаева Репкин бросился на помощь офицеру. Ударом автомата по голове он оглушил гитлеровца, а затем пленил». В другом раз, действуя в группе захвата контрольного пленного, одним из первых ворвался в траншею противника, вместе с товарищем бросился на немцев.

Приказом от 25 апреля 1944 года ефрейтор Репкин Григорий Васильевич награждён орденом Славы 2-й степени.

До июля 1944 года дивизия, уже в составе 1-го Белорусского фронта, в которой воевал разведчик Репкин, держала оборону в районе реки Выжевка на Волынской земле. В середине июля 1944 года началась Люблино-Брестская наступательная операция, в которой принимала активное участие и 1-я стрелковая дивизия.

В ходе боев за Брест группа разведчиков и сапёров, в составе которой был сержант Репкин, перешла линию фронта, заминировала главные дороги в тылу и осталась в засаде. Нанеся внезапный удар по вражеской колонне разведчики уничтожили 10 автомашин, бронетранспортер и более сотни противников. Вся разведгруппа была представлена к награждению орденами и медалями.

В ночь на 19 сентября 1944 года около высоты 89.4 группа захвата во главе с сержантом Репкиным скрытно преодолела проволочное заграждение, достигла траншеи противника, захватила в плен унтер-офицера и без потерь отошла.

В дальнейшем участвовал в форсировании реки Вислы, в боях за город Торунь. В период с 31 января по 9 февраля 1945 года разведчики сержанта Репкина не раз заходили в тыл врага, вступали с ним в схватки вплоть до рукопашных, уничтожили и пленили много противников.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за исключительное мужество, отвагу и бесстрашие, проявленные в боях с вражескими захватчиками сержант Репкин Григорий Васильевич награждён орденом Славы 1-й степени. Стал полным кавалером ордена Славы.

День победы разведчик Репкин встретил в Северной Германии. 15 мая дивизионная газета «Кутузовец» писала об отважном разведчике так: «За время войны коммунист Репкин захватил 17 „языков“. Действуя в группах, взял 130 вражеских солдат и офицеров, уничтожил свыше 150 фашистов».. В составе сводного полка 2-го Белорусского фронта старшина Репкин участвовал в Параде Победы на Красной площади.

В июне вернулся в Германию для продолжения службы, но его 1-я стрелковая дивизия к тому времени была уже расформирована. Репкина направили в 86-ю стрелковую дивизию на должность комвзвода разведки 109-й отдельной разведывательной роты, где он и прослужил до демобилизации в декабре 1946 года.

Вернулся на родину. Работал сначала на хлебозаводе подпекарем-бригадиром, через два года перешел в ремконтору. Сначала трудился плотником, затем мастером, бригадиром отделочной бригады. В Вязниковском ремонтно-строительном управлении трудился до выхода на пенсию в феврале 1982 года.

Жил в городе Вязники. Проводил большую общественную работу, занимался военно-патриотическим воспитанием молодежи. Участник юбилейного Парада Победы 1985 года. На киностудии «Казахфильм» был снят документальный фильм «Однополчане», в котором главными героями стали Г. В. Репкин и его боевой товарищ Т. Майшенов. Почетный гражданин города Вязники. Скончался 1 апреля 1992 года. Похоронен на кладбище города Вязники.

Награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, Красной Звезды, Славы 3-х степеней, медалями, в том числе двумя «За отвагу».

В Вязниках, на доме где жил ветеран, установлена мемориальная доска. Его имя высечено на барельефе Аллеи боевой славы у Вечного огня.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10727 Григорий Васильевич Репкин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 23 августа 2014.

• [stepancevoadm.ru/repkin-g-v.html Репкин Григорий Васильевич на сайте администрации Муниципального образования Стёпанцевское]

Литература

• Андреев Г. И., Вакуров И. Д. Солдатская слава. М., 1981. Кн. 5.
• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.

Отрывок, характеризующий Репкин, Григорий Васильевич

– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.