Рерберг, Иван Иванович

Иван Иванович Рерберг
Иван Рерберг
Основные сведения
Страна	Россия
Дата рождения	22 сентября (4 октября) 1869(1869-10-04)
Место рождения	Москва
Дата смерти	15 октября 1932(1932-10-15) (63 года)
Место смерти	Москва
Работы и достижения
Работал в городах	Москва
Архитектурный стиль	эклектика, неоклассицизм, рационализм
Важнейшие постройки	Киевский вокзал Центральный телеграф
Реставрация памятников	Московский Манеж, 1904 Ремонт Большого театра, 1921—1932
Нереализованные проекты	Конкурсный проект дома офицерского Экономического общества (1-я премия)
Награды

Иван Иванович Рерберг (22 сентября (4 октября) 1869, Москва — 15 октября 1932, там же) — русский инженер и архитектор. Среди наиболее значительных его построек в Москве — Киевский вокзал и Центральный телеграф. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1932). Брат художника Ф. И. Рерберга, дед кинооператора Г. И. Рерберга.

Биография

И. И. Рерберг — представитель четвёртого поколения династии инженеров Рербергов (обрусевших датчан). Отец, Иван Фёдорович Рерберг (1831—1917) — железнодорожный инженер, впоследствии управляющий Нижегородской железной дороги; в год рождения младшего сына (1869) он работал в Москве, проектируя первый Бородинский мост.

Окончил 1-й Московский кадетский корпус и Александровское военное училище (1888), откуда перешел в Николаевское инженерное училище. По окончании последнего в 1891 году выпущен был подпоручиком в саперный батальон.

В 1896 году окончил Николаевскую инженерную академию со званием военного инженера. Работал на строительстве Харьковского паровозостроительного завода. В 1895—1899 годах работал на постройке городской канализации в Москве. С конца 1897 года — один из заместителей Р. И. Клейна на постройке здания Музея имени Пушкина в Москве. Впоследствии Рерберг неоднократно работал главным инженером и управляющим работами на клейновских проектах, таких как здание магазина Мюр и Мерилиз (ЦУМ, 1907—1908), клиники на Девичьем Поле, ремесленное училище на Миусской площади (1903). В 1906—1918 годах И. И. Рерберг преподавал архитектуру в МУЖВЗ, был учредителем и преподавателем Высших женских архитектурных курсов. В советский период — профессор МВТУ имени Баумана.

Крупные работы Рерберга опирались (в том числе в буквальном смысле) на новаторские по тем временам решения силового каркаса с использованием клёпаных стальных и железобетонных конструкций. Рерберг, сам первоклассный проектировщик, сотрудничал с В. Г. Шуховым и В. К. Олтаржевским.

Для творчества И. И. Рерберга был характерен поиск новых пластических решений, альтернативных классическому ордеру. Фасад здания Северного страхового общества (1909—1911, улица Ильинка, дом 21-23), возведённого под руководством Рерберга, был выполнен в стиле, предрекающем ар-деко; новаторский ордер здания завершался квадратной нишей со скульптурой. Впрочем, И. И. Рерберг строил и традиционные для Москвы особняки — такие, как дом Урусова (ныне посольство Индонезии) на Новокузнецкой улице, дом 12, и Елизаветинская женская гимназия с церковью в Большом Казённом переулке, дом 9.

К числу наиболее известных зданий, построенных И. И. Рербергом в предреволюционный период, относится здание Киевского (Брянского) вокзала (1911—1914, Площадь Киевского вокзала, дом 2). Самая значительная его постройка после 1917 года — здание Центрального телеграфа на Тверской улице, дом 7 (1925—1927), ставшее одним из архитектурных символов советской столицы. Уже в 1934 году, после смерти архитектора, было завершено начатое в 1930 году по его проекту строительство здания общевойсковой школы РККА в Кремле (на месте снесённых Чудова монастыря и Вознесенской церкви).

Похоронен в Москве, на Введенском кладбище (фото могилы). Могила И. И. Рерберга является объектом культурного наследия федерального значения.

Проекты и постройки

• Управление строительством Ремесленного училища имени П. Г. Шелапутина по проекту архитектора Р. И. Клейна (1903, Миусская площадь)
• Дом дешёвых квартир, совместно арх. Т. Я. Бардтом и М. М. Перетятковичем (1907, Улица Гиляровского, 57)
• Городской дом дешёвых квартир для одиноких имени Г. Г. Солодовникова, совместно с арх. Т. Я. Бардтом по проекту М. М. Перетятковича (1908, Улица Гиляровского, 65)
• Особняк Н. В. Урусовой (около 1910, Новокузнецкая улица, 12)
• Конкурсный проект дома Экономического общества офицеров Московского военного округа, совместно с В. К. Олтаржевским, 1910 (1-я премия, не осуществлён)
• Елизаветинская женская гимназия с церковью (1912, Большой Казённый переулок, 9)
• Здание Северного страхового общества, совместно с М. М. Перетятковичем, И. А. Голосовым и В. К. Олтаржевским (1909—1911, Ильинка, 21-23 — Новая площадь, 16)
• Голофтеевский пассаж, совместно с В. К. Олтаржевским (1913, Петровка), не сохранился. Голофтеевский — последний московский пассаж, выстроенный до революции (уничтожен, стоял на месте нового здания ЦУМа)
• Киевский (Брянский) вокзал, совместно с В. К. Олтаржевским (1911—1914, Площадь Киевского вокзала, 2)
• Здание Центрального телеграфа (1925—1927, Тверская улица, 7)
• 1-я Советская Объединённая военная школа РККА имени ВЦИК (1929—1930, Московский Кремль)
• Жилой дом (1930, Газетный переулок, 1/12, строение 5)
• Жилой дом (1931, Четвёртая Тверская-Ямская улица, 10)
• Инфекционные корпуса Лефортовского госпиталя
• Перестройка здания правления Московско-Киевско-Воронежской железной дороги (1910-е, Чистопрудный бульвар, 6/19)

• Moscow, B.Kazenny Lane School by Ivan Rerberg, 1912.jpg

  Гимназия в Большом Казённом переулке

• Wiki Ilyinka 15 Moscow Northern Insurance Building.jpg

  Северное Страховое общество

• Moscow, Tverskaya, Central Telegraph.jpg

  Здание Центрального телеграфа

• Kievski railstation.JPG

  Киевский вокзал

Литература

• Щербо Г. М.  И. Рерберг // Зодчие Москвы. Т. 2. — М.: Московский рабочий, 1988. — 368 с. — С. 61—71.

Ссылки

• [www.cih.ru/ae/aa21.html Краткая биография]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=111583 Рерберг Иван Иванович]

Отрывок, характеризующий Рерберг, Иван Иванович

Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.