Республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Формы правления, политические режимы и системы
Портал:Политика · править

Респу́блика (лат. res publica — «общее дело») — форма государственного правления, при которой все органы государственной власти либо избираются на определённый срок, либо формируются общенациональными представительными учреждениями (например, парламентом), а граждане обладают личными и политическими правами. Важнейшей чертой республики как формы правления является выборность главы государства, исключающей наследственный или иной, не выборный способ передачи власти.

По состоянию на 2006 год, в мире из 190 государств 140 официально являлись республиками[1]





Происхождение термина

В средневековой Северной Италии ряд городов-государств по форме управления являлись или коммунами, или синьориями. В позднем средневековье учёные-гуманисты, писатели-историки и хронисты-летописцы, в том числе и Джованни Виллани, стали задумываться о природе этих государств, их отличиях от других форм государственного управления, в том числе и ограниченных монархий. Средневековые авторы для описания свободных граждан использовали термин лат. Libertas Populi — свободные люди. В XV веке возобновление интереса к трудам древних римлян способствовало изменению терминологии: отныне авторы предпочитают использовать классическую терминологию. Для описания немонархических государств авторы, в том числе и Леонардо Бруни, вводят в употребление латинскую фразу «республика» (лат. res publica)[2].

В настоящее время термин республика по-прежнему чаще всего означает систему правления, которая получает свою власть от народа, а не на другой основе, например, престолонаследия или божественного права. В большинстве контекстов это понятие остаётся основным определением республики.

Особенности современной республики

Современной республике присущи следующие признаки:

  • Существование единоличного главы государства — президента, парламента и кабинета министров. Парламент представляет законодательную власть. Задача президента — возглавлять исполнительную власть, но это характерно не для всех типов республик.
  • Выборность на определённый срок главы государства, парламента и ряда других верховных органов государственной власти. Все выборные органы и должности должны избираться на определённый срок.
  • Юридическая ответственность главы государства. Например, согласно Конституции Российской Федерации, у парламента есть право отрешения от должности президента за тяжкие преступления против государства.
  • В случаях, предусмотренных конституцией, правом выступления от имени государства обладает президент.
  • Высшая государственная власть основана на принципе разделения властей, чётком разграничении полномочий (характерно не для всех республик[3]).

В теории большинство республик, за немногими исключениями (Сан-Марино, африканские, отчасти Андорра) являются демократическими, то есть верховная власть принадлежит в них всему народу без предоставления каких-нибудь привилегий тем или иным классам. На практике, однако, народ при выборах является субъектом общественных групп, сосредоточивающих в своих руках богатство, а вместе с ним и власть.

Республика не является синонимом демократии. Во многих государствах-монархиях демократические институты также широко распространены. Однако в республиках больше возможностей для развития демократии.

Республики, равно как и монархии, могут быть либо унитарными (Франция, Италия), либо федеративными (Россия, Швейцария, США, Германия), либо, наконец, они могут входить в состав больших государственных союзов как республиканских (отдельные кантоны, штаты), так и монархических; они могут быть либо независимыми, либо зависимыми.

Главная отличительная черта современных республик, в сравнении с республиками древности — наличие у них конституционных актов, то есть чётко установленного порядка взаимодействия (сосуществования) общества и государства. Вместе с тем современные республики — все государства представительные. Исключение составляют только два швейцарских кантона (Ури, Гларус) и четыре полукантона (два в Аппенцелле, два в Унтервальдене), где все законодательные вопросы решаются на ежегодных всенародных собраниях, избирающих также должностных лиц. Институт референдума сближает отчасти и другие швейцарские кантоны, а также сам Швейцарский союз с типом непосредственных республик. Рабство, после его законодательной повсеместной отмены, исключено из современных республик, как, впрочем, и из монархий.

История

Сегодня большинство стран мира являются республиками. Хотя республика считается современной формой власти и синонимом демократии, это ошибочное мнение, основанное на том, что исторически было больше государственных образований с монархической формой правления, где власть передаётся по наследству.

В прошлом формы республики были весьма разнообразны, так что охватить их все одним стройным определением весьма трудно. Во всяком случае, необходимо точно отграничить республиканский строй от первобытного анархического состояния при родовом быте, где нет никакой организованной власти, а следовательно нет и государства. Те человеческие общежития, которые возникают на ранних ступенях культуры и могут уже быть названы государствами, представляют полное смешение элементов монархии и республики. Таковы, например, государства, изображенные в Илиаде и Одиссее, таково древнееврейское государство в первые столетия после исхода из Египта, таков Рим в первые столетия исторического его существования, и так далее. Обыкновенно подобные государства считаются монархиями, но в действительности власть народного собрания так велика, влияние его на выбор главы государства, который в первое время не является даже наследственным, так значительно, а роль монарха, за исключением военного времени, так ограничена, что такая номенклатура представляется совершенно произвольной. Из подобных неопределившихся государственных форм на древнем Востоке образовались монархии, в ранних Греции и Риме — республики (смотрите «Афинская демократия» и «Римская республика»).

Древние республики (греческие и римская) были двух видов, настолько отличных друг от друга, что создатель первой научной классификации государств, Аристотель, поставил их отдельно, как самостоятельные государственные формы, наряду с третьей, монархией. Эти две формы — аристократия и демократия; рядом с ними самостоятельное значение имела олигархия, по Аристотелю — выродившаяся форма аристократии. Римские писатели по государственному праву (Полибий) также не проводили границы между республикой и монархией, довольствуясь исправленной Аристотелевской классификацией, а на обиходном языке слово республика означала просто государство.

В демократических республиках суверенитет принадлежал народу, то есть всем свободным взрослым гражданам мужского пола, пользовавшимся правами гражданства; верховная законодательная и контролирующая власть была в руках всенародного собрания, которое избирало, без правильной баллотировки, всех важнейших должностных лиц в государстве; фактически при таких условиях властью пользовались наиболее искусные ораторы, умевшие увлекать толпу (демагоги). В аристократиях и олигархиях власть принадлежала только привилегированным сословиям. Совершенно чистых форм ни демократической, ни аристократической республик не было; существовали государства с преобладанием того или иного элемента, между которыми на всём протяжении истории греческих и римской республик шла ожесточённая борьба; сначала преобладали аристократии, в которых демократический элемент отвоевывал себе всё большее значение. Республиканский строй древности характеризуется в особенности следующими тремя чертами, резко отличающими их от республик нового и новейшего времени:

  1. Все древние республики были построены на рабстве; политические и даже гражданские права принадлежали только свободным гражданам. Промежуточное положение между рабами и свободными занимали иностранцы, находившиеся обыкновенно в весьма приниженном положении.
  2. Интересы государства стояли выше прав отдельной личности. Даже в наиболее свободных и демократических республиках личная свобода была чрезвычайно ограничена, притязания государства на человеческую личность чрезвычайно велики; как член народного собрания, отдельный человек был властелином, но сам по себе он не пользовался никакими неотъемлемыми правами.
  3. Древние республики были непосредственными (в противоположность нынешним представительным), то есть государственные дела решались на собраниях всех граждан.

После гибели древних республик в культурной Европе установился строго монархический режим, но в средние века вновь возникли довольно многочисленные республики, как, например, швейцарские общины, вольные города в Германии (Гамбург, Бремен, Любек), Новгород, Запорожская Сечь в Приднепровье; к ним можно причислить итальянские государства, даже те (Венеция и Генуя), в которых, в лице дожа, был избираемый пожизненно глава исполнительной власти; там властвовала безраздельно аристократия. Демократическими республиками были только некоторые швейцарские общины или кантоны (Цюрих и другие). Из всех этих республик до настоящего времени сохранили своё республиканское устройство только швейцарские кантоны, объединённые в Швейцарскую конфедерацию, и одна небольшая страна — Сан-Марино301 года). Город-государство Дубровницкая республика, основанный в XIV веке, сохранял суверенитет до 1808 года.

В Средневековье на территории современной России столетия существовали Новгородская республика, Псковская республика и Вятская земля, где основным органом власти являлось вече, а вечевой уклад просуществовал вплоть до присоединения этих земель к Москве.

В Новое время возникло много новых республик; такими явились прежде всего английские колонии в Америке, во внутренних делах имевшие характер республики ещё при английском господстве, а в XVIII веке отделившиеся от Англии и образовавшие свободный республиканский союз Соединённых Штатов Америки. После Великой революции Франция впервые обратилась в республику, после чего на некоторое время произошло восстановление монархической формы правления.

Россия окончательно стала республикой в 1917 году.

В течение XIX века вся Южная и Центральная Америка, с островом Гаити, обратилась в ряд республик, на протяжении второй половины XX века республиками стали бывшие африканские колонии европейских государств.

Виды республик

Классификация республик связана с тем, каким именно образом осуществляется государственная власть и кто из субъектов государственно-правовых отношений (президент или парламент) наделён большим количеством полномочий. По этому принципу выделяются три основные разновидности республики:

  • Парламентская республика, где власть в большинстве сосредоточена в парламенте. Парламент формирует правительство, а премьер-министром является представитель победившей на выборах партии.
  • Президентская республика, где президент координирует отношения между ветвями власти и является верховным главнокомандующим, представляет страну в международной политике, формирует правительство, вносит законопроекты в парламент.
  • Смешанная республика (полупрезидентская) — сильная президентская власть с сильным влиянием правительства. В разных странах разные полупрезидентские республики отличаются друг от друга. Главная отличительная черта — двойная ответственность правительства перед президентом и парламентом[1].
  • Теократическая республика.

Помимо вышеуказанных существуют также республики следующих видов:

  • Сове́тская респу́блика — особая разновидность республиканской формы правления, основу которой составляют особые представительные органы — Советы — представительные органы государственной власти. Советская республика строится по принципу демократического централизма, отрицая принцип разделения властей. Свою деятельность Советы проводят на сессиях, а в промежутках между ними постоянно-действующими органами являются президиумы и исполнительные комитеты (исполкомы), в зависимости от уровня Советов. Депутаты если они не входят в руководство исполнительного комитета или президиума, не освобождаются от гражданской работы. Республика такого рода впервые возникла в России в 1917 году и затем была создана ещё в ряде социалистических государств. В результате краха коммунистических режимов наблюдался отказ от советской формы правления в пользу классических форм республиканской власти[4][5].
  • Наро́дная респу́блика — часть официального названия некоторых государств.
  • Демократи́ческая респу́блика — республиканская форма правления, при которой страна считается «общественным делом» (лат. res publica), а не частной собственностью или имуществом правителей, и где институты власти государств, прямо или косвенно избранные либо назначенные, а не унаследованные, и где все граждане имеют одинаковое (равное) право голоса на выборах в местные и национальные органы власти, которые непосредственно влияют на уровень и качество их жизни.
  • Исла́мская респу́блика — распространённая на Ближнем востоке форма теократического или близкого к нему государственного устройства, при которой роль в управлении государством играет исламское духовенство (в Иране, где эти принципы проведены наиболее последовательно, фактическим главой государства является высший по рангу исламский религиозный деятель). Представляет собой компромисс между традиционной исламской монархией (так или иначе восходящей к принципам халифата или национальным традициям) и европейским принципом республиканского строя. Правительство, утверждаемое президентом, формирует и возглавляет премьер-министр, обычно представляющий партию или коалицию большинства в Национальной ассамблее. Премьер-министр должен обязательно являться мусульманином, он назначается президентом из числа членов Национального собрания. Премьер должен пользоваться доверием большинства его депутатов. По его совету президент назначает министров. Правительство разрабатывает законопроекты и вносит их на обсуждение парламента. Законы в исламской республике по большей части основаны на Шариате. К исламским республикам относятся прежде всего Иран, а также Афганистан, Коморские Острова, Мавритания и Пакистан. Как правило, ни одно из этих государств обычно не именуется республиками, а текущее использование термина «республика» как формы государственного устройства в мусульманских странах заимствовано из западной демократии в значении, принятом в языке в конце XIX века[7]. В XX веке идеи республиканизма становятся актуальными в большинстве стран Ближнего Востока, а монархии были свергнуты во многих государствах региона. Некоторые страны, например Индонезия, начинают формироваться как светское государство. Впрочем, конституция Пакистана, принятая в 1956 году, носит вполне светский характер, поэтому прилагательное «исламская» трактуется как символ культурной идентичности — как и православие применяется в качестве официальной религии в Греции, Болгарии, Сербии и так далее как «прилагательное». Культура Пакистана основана на мусульманском наследии, но также включает и доисламские традиции народов Индийского субконтинента. Кроме того, серьёзное влияние на неё оказало столетнее британское господство, а в последние десятилетия, особенно среди молодёжи, заметно и влияние американской культуры: популярны голливудские фильмы, американские видеоигры, мультфильмы, комиксы, книги, а также мода (ношение джинсов и бейсболок), фастфуд, напитки и так далее. Ирак стал светской республикой. В Иране революция 1979 года свергла монархию и создала исламскую республику, основанную на идеях исламской демократии.
  • Федерати́вная респу́блика — федерация с республиканским способом правления. В федеративной республике действует разделение властных полномочий между федеральными и республиканскими органами.
  • Ве́че (общеславянское; от славянского вѣтъ — совет) — народное собрание в древней и средневековой Руси — и во всех народах славянского происхождения, до образования государственной власти раннефеодального общества — для обсуждения общих дел и непосредственного решения насущных вопросов общественной, политической и культурной жизни; одна из исторических форм прямой демократии на территории славянских государств. Участниками веча могли быть «мужи» — главы всех свободных семейств сообщества (племени, рода, поселения, княжества). Их права на вече могли быть равными либо различаться в зависимости от социального статуса. Кроме того, вече было высшим органом власти в Новгородской земле во время Новгородской республики и позднее отделившейся от Новгорода Псковской республике. Новгородский вечевой орган был многоступенчатым, так как кроме городского веча имелись также собрания концов и улиц.
  1. 1 2 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_law/1979/Республика Республика] (рус.). Проверено 13 марта 2012. [www.webcitation.org/682sDTpeM Архивировано из первоисточника 30 мая 2012].
  2. Rubinstein, Nicolai. «Machiavelli and Florentine Republican Experience» in Machiavelli and Republicanism Cambridge University Press, 1993.
  3. См. например советская республика
  4. [dic.academic.ru/dic.nsf/es/88780/%D0%A1%D0%9E%D0%92%D0%95%D0%A2%D0%A1%D0%9A%D0%90%D0%AF Энциклопедический словарь. 2009]
  5. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_law/2098/%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F Энциклопедия юриста. 2005]
  6. По конституции 1976 года «Народная Социалистическая Республика Албания является государством диктатуры пролетариата, которое выражает и защищает интересы всех трудящихся»
  7. Bernard Lewis. «The Concept of an Islamic Republic» Die Welt des Islams, New Series, Vol. 4, Issue 1 (1955), pp. 1-9

Система управления

Система управления в современных республиках, в общем, та же, что и в современных конституционных монархиях со всеобщей подачей голосов; нельзя указать ни одной черты, которая, существуя в республике, не допускалась бы принципом государственного устройства конституционных монархий, или обратно, за исключением того, что во главе исполнительной власти в республике стоит избранное на срок лицо, в большинстве республик называемое президентом. Объём власти президента, также как объём власти монарха, различается в зависимости от того, является ли данное государство парламентарным или только представительным, то есть ответственны ли министры перед парламентом, или только перед главой государства. Следовательно, принципиального различия в пределах компетенции монарха и президента республики нет; было бы неправильно сказать, что власть президента шире власти монарха. Единственное существенное отличие между ними заключается в избираемости первого и передаче монаршьего титула по наследству второго; правда, президент республики за совершенное им преступление может быть отдан под суд, а монарх — нет, но на практике это не имеет значения, разве что установлен принцип политической безответственности.

Вместе с конституционным характером нынешних республик это приводит к тому, что различие между конституционными монархиями и республиками значительно меньше, чем различие между монархиями конституционными и неограниченными. Вследствие этого в настоящее время правильнее было бы различать государства тоталитарные и конституционные, чем монархии и республики. Так и сделал Кант, деливший государства на деспотии и республики; в последних подданные вместе с тем являются гражданами, то есть субъекты политических прав, в первых — они только подданные. Кантовская классификация неудобна только по необычному употреблению терминов. В большинстве современных республик глава государства (в основном, президент) избирается всеобщим голосованием граждан страны (в Соединенных Штатах — двухстепенным) или всенародно избираемым парламентом. Глава государства управляет через посредство назначаемых им чиновников (министров и других). Власть главы государства также ограничена в зависимости от Конституции — от довольно солидных полномочий (США, Россия, Франция) до чисто церемониально-представительских функций (Австрия, Германия, Италия).

В отличие от средневековых республик, во многих современных демократических государствах ограничены не только срок полномочий президента, но и само количество сроков. Также ограничена, хотя и в разной мере, власть главы государства. Право голоса в республиках имеют все граждане страны. Для сравнения, в Венецианской республике дож избирался пожизненно и не всеми гражданами, а также имел практически неограниченные полномочия. Однако, и в настоящее время в некоторых странах выборы не являются всеобщими. В ЮАР до 1990-х годов не имели право голоса негры и мулаты.

В республиках отменён институт дворянства. Все граждане имеют равные права, однако, не все постоянные жители, даже рождённые на территории стран имеют гражданство. В некоторых республиках есть пожизненные сенаторы (Италия, Франция), но их места не передаются по наследству.

Законодательная власть (за исключением республик непосредственных) принадлежит парламенту, состоящему либо из двух палат, либо из одной; в обоих случаях палата депутатов избирается всеобщей подачей голосов; верхняя палата избирается каким-нибудь особенным способом, но тоже находится в зависимости от всеобщей подачи голосов. Важнейшие вопросы решаются референдумом.

Судебная власть отделена от исполнительной и законодательной.

Так управляется громадное большинство современных республик. В Андорре законодательная власть принадлежит генеральному совету, избираемому главами только некоторых семей республики: президент совета есть вместе с тем президент республики. Совершенно необычный реликт — республика Сан-Марино, по-разному оцениваемая специалистами (олигархическая, аристократическая), в которой законодательная власть принадлежит генеральному совету (Generale Consiglio Principe) из шестидесяти пожизненных членов, из которых двадцать принадлежат к дворянству, двадцать — к гражданам города, двадцать — к сельским землевладельцам. Освободившиеся места замещаются самим советом, посредством кооптации. Исполнительная власть принадлежит двум капитанам-регентам (Capitani Reggenti), избираемым на шестимесячный срок советом из своей среды: один из них должен быть дворянином.

Выборы

В либеральных демократиях президент избирается либо непосредственно народом, либо косвенно, в парламенте или сенате. Как правило, в президентской и парламентско-президентской форме управления президент избирается непосредственно народом или косвенно, как это делается в Соединённых Штатах. В этой стране президент официально избирается коллегией выборщиков, избранной государством посредством прямого голосования избирателей. Косвенные выборы президента через коллегию выборщиков соответствуют концепции республики в качестве одной из систем непрямых выборов. По мнению некоторых политологов, прямые выборы придают бо́льшую легитимность избранному президенту и делают более весомым его участие в политической системе[1]. Тем не менее, это понятие легитимности отличается от декларированного в Конституции Соединённых Штатов, которая определяет легитимность президента США в результате подписания Конституции девяти государств[2] о том, что прямые выборы необходимы для легитимности избираемого президента, а также противоречит духу Великого (Коннектикутского) компромисса, суть которого фактически является результатом появления в данном манифесте предложения[3], обеспечивающего избирателям из небольших штатов (государств) немного большего представительства в президентских выборах, чем у представителей более крупных штатов (государств).

В государствах с парламентской системой, как правило, президент избирается парламентом. Эта система непрямых выборов подчиняет президента парламенту, а также ограничивает легитимность президента и превращает большинство президентских полномочий по сути в резервные возможности, которые могут быть реализованы только в редких, практически исключительных, обстоятельствах. Однако существуют и исключения, когда избранный президент имеет полномочия только в осуществлении официальных церемоний, например, в Ирландии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Республика"

Примечания

  1. «Presidential Systems» Governments of the World: A Global Guide to Citizens' Rights and Responsibilities. Ed. C. Neal Tate. Vol. 4. Detroit: Macmillan Reference USA, 2006. p 7-11.
  2. Article VII, Constitution of the United States
  3. Article II, Para 2, Constitution of the United States

Литература

Отрывок, характеризующий Республика

– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.