Республиканская художественная выставка «Советская Россия» 1975 года

Пятая республиканская художественная выставка "Советская Россия"
Каталог выставки
Место проведения:	Москва , Манеж
Время проведения:	1975
Участники:	М. Аникушин, А. Левитин, Е. Моисеенко, А. Мыльников, Ю. Непринцев, Б. Угаров и др..

Пятая республиканская художественная выставка "Советская Россия" 1975 года, открывшаяся в ноябре 1975 года в московском Манеже, стала крупным событием в общественной и художественной жизни, которое, по мнению В. Ванслова, «нельзя рассматривать просто как очередную проходящую выставку. Устремлённая в будущее, она вместе с тем явилась завершением целого этапа работы художников Российской Федерации, итогом десяти зональных выставок, и её значение нельзя оценивать в отрыве от них».

Организация

Подготовку и организацию выставки осуществлял специально образованный выставочный комитет во главе с Г. М. Коржевым, председателем правления Союза художников РСФСР. В состав президиума выставкома вошли 39 человек, среди них М. Аникушин, В. Сидоров, П. Оссовский, В. Пушкарёв, Н. Пономарёв, Б. Угаров, Н. Томский и др. По итогам предшествовавших ей десяти зональных художественных выставок для экспонирования были отобраны 1800 лучших произведений живописи, скульптуры, графики, театрально-декорационного и декоративно-прикладного искусства, представляющих творчество художников всех областей, краев и автономных республик Российской Федерации. Был издан каталог выставки.

О сложившейся в 1970-е годы системе художественных выставок, вершину которой составляли республиканские выставки «Советская Россия», ведущий научный сотрудник Государственного Русского музея, заслуженный работник культуры РФ А. Ф. Дмитренко писал: "Зональные выставки предшествовали республиканским («Советская Россия») и охватывали все регионы с отдельным представительством Москвы и Ленинграда, от Севера до Дальнего Востока. В каждом регионе было представлено несколько областей, и поочерёдно центром зональной выставки становился крупный художественный центр, который сменялся в каждом последующем выставочном цикле. Это … способствовало вовлечению большего числа городов в художественную орбиту, а также стимулировало создание или реконструкцию новых выставочных помещений. К выставкам, которые строились преимущественно по тематическому принципу (иногда одна из тем выносилась в название), существовала система договоров, акцентирующих ту или иную тему наряду со встречными предложениями, которые также учитывались выставочными комитетами…"

Участники

Значимость выставки определил уровень экспонированных произведений и участие в ней ведущих российских художников. Среди них были М. Аникушин, Э. Браговский, А. Грицай, А. Ерёмин, Д. Жилинский, Г. Коржев, А. Левитин, Е. Моисеенко, А. Мыльников, Ю. Непринцев, В. Стожаров, Ю. Тулин, Б. Угаров, Б. Щербаков и другие известные мастера. Авторы многотомного биобиблиографического словаря «Художники народов СССР» включил сведения об участии в выставке в десятки статей о российских художниках.. Альманах «Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе», подготовленный ГРМ, включил выставку в число наиболее значимых событий художественной жизни СССР 1975 года. Итоги выставки были подробно проанализированы в посвящённой ей книге.

В крупнейшем разделе живописи экспонировалось 950 произведений 750 авторов. Среди них работы Е. Асламазян, М. Асламазян, И. Балдиной, Ш. Бедоева, Д. Беляева, О. Богаевской, Э. Браговского, Николая Брандта, К. Бритова, И. Варичева, Э. Выржиковского, Николая Галахова, А. Грицая, М. Девятова, Б. Домашникова, Алексея Еремина, Д. Жилинского, В. Загонека, А. Зайцева, Михаила Канеева, Л. Кириллова, Энгельса Козлова, Майи Копытцевой, Г. Коржева, Бориса Корнеева, Я. Крестовского, П. Крылова, Ю. Кугача, А. Левитина, Олега Ломакина, Л. Миловой, Е. Моисеенко, Д. Мочальского, А. Мыльникова, Ю. Непринцева, Я. Николаева, Д. Обозненко, Л. Островой, Ю. Пименова, В. Попкова, А. Романычева, С. Ротницкого, И. Савенко, Г. Савинова, В. Сидорова, К. Славина, Ф. Смирнова, В. Соколова, В. Телина, Н. Тимкова, В. Токарева, М. Труфанова, Ю. Тулина, Б. Угарова, Б. Шаманова, Б. Щербакова, В. Юкина и др.

В разделе графики экспонировались произведения М. Абрамова, А. Авдышева, М. Агеева, Е. Айзенштадт, Е. Александровой, С. Афанасьева, П. Баранова, В. Басова, Р. Берга, В. Бескаравайного, Д. Бисти, В. Блинова, С. Боим, Д. Боровского, В. Бродского, И. Бруни. Н. Буланова, Г. Булгакова, Г. Бурмагиной, В. Вальцефера, А. Осипова, Е. Васнецовой, А. С. Ведерникова, В. Ветрогонского, В. Вильнера, В. Власова, Н. Волкова, В. Высоцкого, М. Герасимова, И. Голицина, В. Горяева, Е. Грибова, А. Давыдова, М. Девятова, В. Емельянова, Г. Епифанова, И. Ершова, Б. Ефимова, В. Звонцова, Д. Ионина, А. Каневского, Е. Кибрика, А. Колчанова, Ф. Константинова, Ю. Коровина, Н. Кострова, А. Костровой, П. Крылова, В. Курдова, А. Лапирова, Б. Лукошкова, Е. Магарил, И. Масленниковой, М. Маторина, В. Матюх, В. Мешкова, Н. Муратова, Е. Натаревич, И. Некрасова, С. Острова, Л. Павловой, В. Петровой, О. Почтенного, Е. Рачева, Г. Рейнера, И. Савиных, Н. Сальникова, А. Сахаровской, В. Сердюкова, Н. Сидорова, А. Смирнова, Л. Сойфертиса, В. Солнцева, В. Старова, В. Тамбовцева, М. Ткачёва, А. Ушина, В. Фомичёва, Г. Храпака, В. Цигаля, М. Чарнецкой, Т. Шишмарёвой, А. Шмаринова, Е. Щеглова, О. Яхнина и других.

В разделе скульптуры экспонировались произведения В. Авакяна, М. Аникушина, В. Астапова, И. Бекичева, П. Бондаренко, Л. Головницкого, И. Венковой, З. Виленского, Е. Гендельмана, П. Гусева, Д. Епифанова, В. Зайкова, А. Игнатьева, Ю. Ишханова, Б. Каплянского, Л. Кербеля, В. Клыкова, О. Комова, Н. Кочукова, Л. Лангинена, М. Литовченко, Ю. Лоховинина, В. Меликова, Н. Малышевой, А. Мануйлова, В. Михалёва, Н. Могилевского, Н. Никогосяна, Э. Озоля, Н. Петиной, Б. Плёнкина, И. Рукавишникова, В. Рыбалко, С. Санакоева, Н. Санджиева, Б. Свинина, А. Сергеева, В. Славникова, В. Стамова, Г. Столбовой, К. Суворовой, М. Харламовой, Л. Холиной, В. Цигаля, И. Чайкова, Ю. Чернова, Е. Яшина и других.

Произведения

Для экспонирования на выставке были отобраны произведения, созданные в 1974—1975 годах, а также небольшое количество более ранних работ. В экспозиции были представлены основные виды и жанры современного изобразительного искусства: тематическая картина, портрет, пейзаж, натюрморт. Многие из них впоследствии оказались в собраниях художественных музеев, были приобретены Художественным фондом РСФСР, а также отечественными и зарубежными галереями и коллекционерами.

Жанровая и тематическая картина была представлена работами «Юность» И. Балдиной, «Сбор винограда», «Черешня. Краса Кубани» Ш. Бедоева, «Рыбачки из Казантипа» Я. Бесперстова, «Москва трудовая», «Металл пошёл. Утро» Э. Браговского, «Отцы и сыновья» Алексея Еремина, «БАМ. В палатке лесорубов» В. Загонека, «В кафе «Греко» В. Иванова, «Август» Майи Копытцевой, «Возвращение» Бориса Корнеева, «Сборщики» Я. Крестовского, «Андрей Рублёв», «Семья», «Сироты» Ю. Кугача, «Ленин. Рассвет» А. Левитина, «Сесмья. Грибы» В. Леднева, «Ванюшины дети» Ю. Межирова, «Колхозная ферма» Л. Миловой, «9 Мая», «Нас водила молодость», «Мальчишки», «Речь» Е. Моисеенко, «Красный конь», «Репетиция», «Троица» Д. Мочальского, «Прощание» А. Мыльникова, «Память» Л. Островой, «Пути-дороги» В. Петрова-Маслакова, «Молодые из деревни Уланово», «Сентябрь на Мезени», «Пушкин в Михайловском» В. Попкова, «Комсомольский субботник» А. Романычева, «День Победы» Г. Савинова, «Освобождение» Ф. Савостьянова, «Сенокос», «День Победы» В. Сидорова, «Весенняя сказка» В. Токарева, «Во имя свободы» Ю. Тулина, «Июнь 1941 года» Б. Угарова, «За чёрным соболем», «Сквозь горелую тайгу» В. Френца, «Качели» Б. Шаманова, «Подростки», «Молодые» И. Шевандроновой, «Колхозный рынок» В. Шумилова и другими.

Портрет современника был представлен работами «Портрет М. Пришвина» Ф. Антонова, «Портрет Индиры Ганди» М. Асламазян, «Портрет Н. Урванцева» Д. Беляева, «Федя» О. Богаевской, «Портрет заслуженного деятеля искусств РСФСР А. Д. Зайцева» М. Девятова, «Дядя паша», «Таня», «Портрет Клавы Булыгиной» Р. Ермолина, «Жёлтый букет. Портрет», «Портрет Л. Семёновой», «Портрет Т. Павловой» Д. Жилинского, «Автопортрет» Л. Кирилловой, «Хозяйка рудного двора», «Портрет хирурга В. Заикина», «Электрик Вася», «Портрет Ф. Кимайкина» А. Курнакова, «Портрет народной артистки СССР И. Колпаковой», «Портрет бригадира электромонтажников В. Рогозы» А. Левитина, «Портрет тракториста Матвиенко» Олега Ломакина, «Верочка» А. Мыльникова, «Портрет В. Гордиевского» Ю. Непринцева, «Шахтёр-взрывник В. Рузин» С. Ротницкого, «Портрет Ларисы Романовой» Г. Савинова, «Ким Бритов» В. Токарева, «Портрет М. Угаровой» Б. Угарова, «Художник Игорь Попов с дочерью», «Художник Валентин Попков из Саранска» И. Шевандроновой и другими.

Пейзажная живопись была представлена работами «Пейзаж с бакенами», «Вишня цветёт» Э. Браговского, «Рябина» Николая Брандта, «Сентябрьский снег», «Весна пришла» К. Бритова, «Деревня», «Весна пришла» И. Варичева, «Весной на Волге. Тутаев» Э. Выржиковского, «Белая ночь в Карелии», «У Белого моря» Николая Галахова, «Майский вечер», «Апрель. Солнце садится», «Гроза приближается», «Весна. Лунная ночь» А. Грицая, «Чернавино. Осенняя пора», «На полях приладожья», «Морозное утро», «Ива. У ручья» В. Загонека, «Сумерки» А. Зайцева, «Зимняя дорога», «По большой воде», «Мостик» Е. Зверькова, «Ленинград. Кировский мост» Михаила Канеева, «Кола шумит», «Деревня» Бориса Корнеева, «Венеция. Маленький мост», «Неаполь» П. Крылова, «Гроза», «Светлый день», «У озера» А. Мыльникова, «Белая ночь» Я. Николаева, «Воспоминание о Варшаве» Ю. Пименова, «Васильки», «Палатка в Бассеге» И. Савенко, «Июльский вечер» В. Сидорова, «Середина лета» К. Славина, «Деревья», «Осень», «Бабье лето» В. Стожаров, «Крюков канал», «Канал Грибоедова. Утро» И. Суворова, «Февраль» Н. Тимкова, «Северное озеро» М. Труфанова, «Весенняя вода», «Май» Б. Угарова, «Апрельский день», «Полдень», «Лён», «Начало мая» П. Фомина, «Родное подмосковье», «Весенняя Тарасовка», «Подмосковье. Сумерки» В. Чуловича, «Алёшкина балка», «Озеро островное» Б. Щербакова, «Осенняя мелодия», «Снег и цветы», «Мартовский вечер», «Осенью» В. Юкина и другими.

Жанр натюрморта был представлен работами «Натюрморт (Посвящение декабристам)» А. Алексеева, «Абрикосы и сливы» Е. Асламазян, «Полевые цветы» М. Асламазян, «Балхарские кувшины» В. Горькова, «Мансийский натюрморт» В. Игошева, «Молоко», «Натюрморт с грибами» Ф. Каплан, «Натюрморт со скульптурой на окне» Н. Климова, «Фрукты», «Натюрморт с уткой», «Яблоки у окна», «Заяц на красном столе» М. Кончаловского, «Натюрморт с самоваром» А. Коняшина, «Букет», «Полевые цветы» К. Коржевой, «Стол в Малаховке» П. Крылова, «Натюрморт с халатом» С. Ланзы, «Сувениры странствий» Ю. Пименова, «Манекены в кимоно» Ю. Пименова, «Осенний натюрморт» В. Соколова, «Старинная сулея», «Квас» В. Стожарова, «Маки», «Новая веранда», «Красный угол» А. Токаревой, «Васильки. Зелёная рожь» Б. Шаманова, «Рыба на рогожке» В. Шумилова и другими.

Критика

Наиболее широкий обзор выставки дан в книге «Пятая республиканская художественная выставка "Советская Россия"» (Художник РСФСР, 1977). В статьях В. Ванслова, Е. Шмигельской, А. Зыкова, Е. Костиной, Н. Воронова содержится критический обзор всех её разделов. По мнению В. Ванслова, "на выставке было немало интересных и значительных работ во всех видах изобразительного искусства. Но лидировала, бесспорно, станковая живопись. Поражали и её многообразие, и общий возросший художественный уровень, и многообразие жизненных тем, и большие идейные проблемы, поднимавшиеся в лучших работах". К ним автор относит ставшие широко известными картины «Прощание» (собрание ГРМ, Государственная премия 1977 года) А. Мыльникова, «9 Мая», «Нас водила молодость…» (собрание ГРМ) Е. Моисеенко, «Сыновья» П. Оссовского, «Обречённая» Г. Коржева, «Отцы и сыновья» (собрание ГРМ) Алексея Еремина, «В кафе «Греко» В. Иванова, «Автопортрет» (собрание ГРМ) Л. Кирилловой, «Качели» (собрание ГРМ) Б. Шаманова, «Весенняя сказка» В. Токарева и ряд других. Десятью годами позднее академик В. Леняшин в своей книге также упомянёт «Обречённую» Г. Коржева и «9 Мая» Е. Моисеенко среди работ, «позволивших сказать серьёзное слово о современности».

В. Ванслов пишет о большом значении выставки "для определения национальной самобытности русского искусства", о связи лучших работ "с утверждением реализма, с развитием применительно к современности тех традиций, которые сформировались в выдающихся произведениях советского искусства на протяжении всей его истории", о взаимопроникновении жанров при сохранении доминирующего положения сюжетно-тематической картины. Значение выставки «Советская Россия» и предшествовавших ей зональных выставок В. Ванслов и другие авторы также связывают с выдвижением большой группы молодых талантливых художников, называя среди них Ш. Бедоева, В. Жемерикина, В. Загонека, Л. Кириллову, Н. Фомина, В. Телина и других. В тематическом отношении выставку отличали работы, посвящённые образу современника (девиз выставки — «Наш современник») и отмечавшемуся в 1975 году 30-летию победы в Великой Отечественной войне.

Среди проблем российского искусства, обозначенных выставкой, В. Ванслов называет вопросы профессионального мастерства, остающиеся актуальными для значительной части художников. В. Леняшин конкретизирует: "… обычно под мастерством понимается способность воплотить замысел. Меньше обращается внимание на то, что характер и сложность замысла предопределяются уровнем мастерства. Если художник не может свободно рисовать фигуру в сложном ракурсе, ему никогда не придёт в голову сюжет, включающий такие фигуры (такой, как «Оборона Севастополя» А. Дейнеки). Если он не способен скомпоновать персонажи в пространственной среде, то и будет расставлять их в плоскости холста в унылом «предстоянии». А затем в гордыни слабости объявит такие упрощённые схемы новым подходом". Другие проблемы — подражание ведущим живописцам («на выставке встречались произведения, сделанные «под» Моисеенко, Коржева, Стожарова, В. Иванова, Жилинского и т.д.»), опасность творческих штампов.

Ссылки на пятую республиканская художественная выставка "Советская Россия" 1975 года и экспонированные на ней работы встречаем во многих монографиях и статьях. Так, художник К. Славин, участник выставки, в своём дневнике пишет о выездном выставке в Русском музее 13 октября 1975 года, который отобрал для республиканской выставки около 300 работ ленинградских художников. Среди них была и картина «Середина лета» самого К. Славина. В каталоге персональной выставки И. Савенко 1990 года в Москве приводятся сведения о его участии в выставке «Советская Россия» 1975 года, работах «Палатка в Бассеге», «Васильки» и «Кременный камень» и их закупке Министерством культуры РСФСР.

В монографии о творчестве Г. Савинова Н. Леонова приводит сведения об участии художника в выставке «Советская Россия» 1975 года и несколько страниц уделяет обстоятельному разбору его картины «День Победы»(собрание ГРМ).

Интересные факты

В книге «Портрет художника на фоне эпохи» народный художник СССР и вице-президент РАХ А. Левитин приводит интересные факты создания картины «Ленин. Рассвет» (1975, Государственный музей политической истории России, Санкт—Петербург), экспонировавшейся на республиканской выставке «Советская Россия».

"Как-то, будучи в институте им. Репина, я встретил невысокого человека, в некоторых поворотах поразительно похожего на Ленина, который позировал одному художнику. Это был кандидат химических наук Александр Никитович Гудков. Он был по-детски увлечён своим сходством с Лениным. Он даже носил кепку на ленинский манер и чёрное пальто с чёрным бархатным воротником. Мы с ним, конечно, познакомились и сдружились. Он увлечённо мне позировал и в перерывах произносил «ленинские речи» на современном материале. При этом он смешно грассировал и жестикулировал, используя весь набор штампов из всех советских кинофильмов про вождя мирового пролетариата. Я покатывался со смеху. Но когда нужно было создать серьёзное настроение, он входил в образ, и временами почти полностью соответствовал моему представлению о Ленине. Большую помощь в работе оказывала гипсовая маска, снятая сразу после кончины Ленина скульптором Меркуровым. Причём, как мне стало известно, маска, принадлежавшая мне, была третьей копией с оригинала, и поэтому относительно не заплывшая. Между прочим, скульптор М. К. Аникушин умолял меня продать ему эту маску, но я дал ему её лишь на время. Что же касается формальных задач, которые я перед собой ставил, то это — моё любимое состояние борьбы тёплого света в помещении с холодными голубыми сумерками за окном. Это состояние наиболее соответствовало тревожному духу картины, суть в раздумье: власть взята, а что делать дальше?"

См. также

• Первая Республиканская художественная выставка «Советская Россия»

Литература

• Пятая республиканская выставка «Советская Россия». Каталог. М., Советский художник, 1975.
• Пятая республиканская художественная выставка «Советская Россия». Л.: Художник РСФСР, 1977.
• Ванслов, В. В. Живопись / Пятая республиканская художественная выставка "Советская Россия". Л.: Художник РСФСР, 1977. С. 5—13.
• Справочник членов Союза художников СССР. Т. 1,2. — М: Советский художник, 1979.
• Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Т. 4. Кн. 1. М.: Искусство, 1983. С.15, 20, 23, 35, 48, 49, 50, 81, 83, 115, 162, 170, 177, 178, 187, 204, 224, 226, 252, 268, 272, 299, 328, 364, 402, 421, 425, 430, 482, 517, 524.
• Леняшин, В. А. …Художников друг и советник. Современная живопись и проблемы критики. Л.: Художник РСФСР, 1985.
• Леонова, Н. А. Глеб Александрович Савинов. Л: Художник РСФСР, 1988.
• Иван Григорьевич Савенко. 1924—1987. Живопись. Графика. Каталог выставки. Авт. статей А. Дмитренко, Ю. Кугач, И. Савенко, Т. Яблонская. М.: Советский художник, 1990.
• Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Т.4. Кн.2. СПб.: Гуманитарное агентство Академический проект, 1995. — С.29, 32, 34, 50, 78, 109, 122, 170, 179, 187, 214, 232, 254, 265, 320, 351, 381, 453, 462, 466, 480, 489, 493, 595.
• Славин, К., Славина, Н. Были мы молоды. СПб.: Издательство РИД, 2000.
• Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе / Альманах. Вып. 140. СПб.: Palace Editions, 2006.
• Дмитренко, А. Ф. Зональные (региональные) и республиканские выставки в художественной жизни России 1960-1980-х годов / Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе / Альманах. Вып. 140. СПб.: Palace Editions, 2006. — С. 31—33.
• Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — СПб.: Первоцвет, 2007.
• Иванов, С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб.: НП-Принт, 2007. С. 398—399, 419.
• Левитин, А. П., Тригалёва, Н. А. Портрет художника на фоне эпохи. СПб, Левша, 2014.

Отрывок, характеризующий Республиканская художественная выставка «Советская Россия» 1975 года

– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.