Республиканский немецкий драматический театр

Республиканский немецкий драматический театр
Основан	1975
Здание театра
Местоположение	Казахстан, Алма-Ата, ул.Сатпаева 64«д», уг. ул.Розыбакиева, тел.: 8(727)392 02 33, 8(727)392 02 34
Руководство
Директор	Дедерер Александр Федорович
Художественный руководитель	Дубс Наталья Васильевна
Ссылки
[www.dtk.kz/ www.dtk.kz]

К:Театры, основанные в 1975 году

Республиканский немецкий драматический театр (нем. Deutsches Theater Kasachstan (DTK), каз. Республикалық немiс драма театры) — учреждение культуры в Алма-Ате.

История театра

6 февраля 1975 года был подписан приказ Министерства культуры КазССР № 34 о создании первого немецкого театрального коллектива в Казахской ССР, основными целями и задачами которого были определены Министерством культуры КазССР как «улучшение возможностей развития и сохранения культурного наследия граждан немецкой национальности, живущих в Республике». Через пять лет в город Темиртау 29 дипломированных артистов, получивших образование в Высшем театральном училище имени М. С. Щепкина при Малом театре города Москвы.

Открытие театра состоялось 26 декабря 1980 года спектаклем «Первые» по пьесе Александра Раймгена о взаимоотношении казахов с немцами. Режиссёром спектакля и первым руководителем труппы был Э. С. Аракелов.

В репертуаре первых лет были представлены немецкие классические драматурги, современные авторы, русско-немецкие и русские авторы. В 1983 году студентом-дипломник Б. М. Атабаев поставил на сцене немецкого театра спектакль по пьесе Фридриха Шиллера «Коварство и Любовь», этот спектакль стал победителем Республиканского конкурса драматических театров. Впоследствии Б. М. Атабаев вернётся в Темиртау для работы в театре. В 1987 году на Республиканском фестивале драматических театров профессиональной критикой был признан одним из лучших спектакль «Свой очаг» по пьесе Андреаса Закса. В 1988 году был поставлен спектакль «Мы не пыль на ветру», в котором поднимались вопросы восстановления республики на Волге и реабилитации немецких переселенцев.

В конце 1980-х годов театр много гастролировал; активной работой немецкого театра и его политической позицией заинтересовались в Германии, и представители театра были приглашены к участию в конференции «О национальном театре» в немецко-сербском театре в городе Баутцен — единственном театре национального меньшинства в ГДР. В 1987 году главный режиссёр театра Б. М. Атабаев ездил в ФРГ с целью наладить контакты и решить проблему подготовки кадров для труппы театра, после чего ансамбль театра получил приглашение для повышения квалификации в города Ульм и Мюнхен.

В 1989 году театр переехал в Алма-Ату. В начале 1990-х годов началась массовая миграция немцев из Казахстана в Германию, и в 1993 году в результате миграции из всего состава в театре осталась только Лидия Ганн. В Москве не выпускалась больше немецкая студия, и театр стал ощущать дефицит немецкоговорящих актеров. В то же время в Германии было принято решение поддержать немецкую культуру, в том числе театр, в Казахстане — была открыта театральная академия. Для осуществления этого начинания в Алма-Ату приехал господин Фрайтаг (псевдоним доцента актерского мастерства Вернер Виера Брингель), который ездил по городам и искал талантливых ребят. Из 50 абитуриентов из Омска, Алтая, Казахстана и Киргизии были отобраны 20 человек. Кроме того в целях пополнения труппы Казахский государственный институт театра и кино имени Т. К. Жургенова в 1996 году сделал первый выпуск немецкой группы, а в 2002 году (уже сменив статус на Казахскую национальную академию искусств имени Т. К. Жургенова) — второй выпуск.

После этого спектаклем по пьесе Мольера «Плутни Скапена» в постановке Н. Сабировой открылся 16-й театральный сезон театра, в это время театр стал местом дискуссий и экспериментов. Поставленный впоследствии спектакль «Поле чудес» (режиссёр И. Лаузунд) получил Гран-при на престижном мюнхенском фестивале молодых театров немецкоговорящих стран, специальный приз жюри — поездку на международный фестиваль «Театральный форум» в Ганновер. Театр гастролировал в Европе в Австрии, Германии, Нидерландах, Швейцарии, Венгрии, Румынии, после гастролей труппу театра пригласили в Штутгарт по линии стипендии Академии замка Солитюд. Театром в то время руководил молодой режиссёр Виктор Немченко.

В 2004 году в театр вернулся Б. М. Атабаев, с целью подчеркнуть многонациональность Казахстана появились спектакли с использованием нескольких языков. В театр приглашались иностранные режиссёры: Джеффри Черч (Великобритания) поставил спектакль «Макбет» У. Шекспира; Фредерике Фельбек (Германия) — «Немецкий как иностранный» по пьесе Арны Арлей (Литва); Кристоф Фетрие (Франция) — «Миры в переходах» по мотивам романа Джеймса Джойса «Улисс». Ставились также новые спектакли казахстанских режиссёров — Ирина Симонова поставила музыкальную сказку для взрослых по произведению М. Горького «Девушка и Смерть»; сам Б. Атабаев создал спектакль по собственной пьесе о судьбе актрисы театра, вернувшейся на историческую родину в Германию, — «Леди Мильфорд из Алматы»; при содействии института Гёте спектакль по произведениям Лорио спектакль поставила Катарина Шмеер. В сентябре 2006 года театр принял участие в Международном театральном фестивале «Шелковый путь» в городе Мюльхайм (Германия).

После Атабаева главным режиссёром театра стала Ирина Симонова. В 2007 году спектакль «Девушка и Смерть» удостоился специальной награды «За оригинальное воплощение аллегорических образов» на фестивале в Астане. В конце 2008 года немецкий театр со спектаклем «Леди Мильфорд из Алматы» участвовал в театральном фестивале «Камерата-08» в Челябинске и получил специальный приз «За художественно-убедительное освоение актуальной социальной проблематики». В начале 2009 года театр со спектаклем «Девушка и Смерть» был в гастролях по городам Германии в рамках «Года Казахстана в Германии».

Всего в репертуаре театра сегодня 24 спектакля. Одним из знаковых спектаклей является постановка И.Симоновой «Родина моя» (Р. Конурбаев). Главный вопрос не только пьесы, но всей жизни: Что такое Родина? Земля, которая взрастила тебя?.. Страна, где прошло твое детство, или где ты можешь встретить старость?.. Место, где человек может быть самим собой... Где хорошо и свободно...

Приглашенный из Германии режиссёр Марсель Крон, имеющий консерваторское образование, поставил спектакль-мюзикл «Гетто» по пьесе Иешуа Соболя. Премьера постановки состоялась 5 марта 2014г. «Этот спектакль я ставлю впервые. Труппа немецкого театра – это настоящий ансамбль, где актеры вдохновляют друг друга. Я видел много постановок этого театра, все они необычные, у них есть «изюминка» и особый стиль. Жаль, что у этого театра нет условий лучше, чтобы показывать свои спектакли», - сказал Марсель Крон.

Что касается музыки, то она к спектаклю создавалась почти с нуля, что, по словам Марселя Крона, довольно необычно и сложно. Её автор — композитор Александр Портнов, гражданин Израиля. Песни, которые исполняют артисты, были написаны участниками событий, о которых идет речь в спектакле.

«Легенда о Балхаше» - это казахская легенда, основанная на тюркских мифах и сказаниях. О смелости, верности и любви. Любовь не боится препятствий ни в бедности, ни в расстоянии, ни во времени. Влюблённые всегда смелы и отважны. Никакие состязания, никакое богатство не может стать на пути к счастью. Эта трагическая история разыгралась там, где застыло время; тогда, когда гордо и прямо смотрели люди, восхищаясь горами и солнцем, полетом птиц и бегом коней.

Немецкий театр подобно своим основателям жил и продолжает жить и творить, оставляя все невзгоды далеко от глаз дорогого зрителя.

Труппа театра

• Ашанин Виктор Анатольевич, Қазақстанның еңбек сіңірген артисі
• Ашимова Кульбану Есжановна, Қазақстанның еңбек сіңірген қайраткері
• Балашов Вячеслав
• Бонданк Тимур
• Ганн Лидия Давыдовна, Мәдениет қайраткері
• Гылко Дмитрий
• Дар Александр
• Дударев Антон
• Касиманов Арлан
• Касиманова Мария
• Красников Александр
• Лошманова Анастасия
• Рассахацкий Илья
• Садыков Илья
• Сакович Наталия
• Скобина Светлана
• Табала Галина
• Тейфель Сергей
• Тейфель Юлия
• Тяменко Оксана
• Фатеева-Гронзик Лариса
• Чолпонбаев Акылбек
• Шитов Александр

Текущий репертуар

• ЕЛІМ МЕНІҢ... MEINE HEIMAT... РОДИНА МОЯ… Р. Конурбаев
• ИСКЛЮЧЕНИЕ И ПРАВИЛО Б. Брехт
• ПУТЕШЕСТВИЕ АЛИСЫ В ШВЕЙЦАРИЮ Л. Бэрфус
• ГЕТТО И. Соболь
• ОТПУСТИТЕ МЕНЯ В ДЖУНГЛИ… Рок-мюзикл на тему сказочной повести Р. Киплинга «Маугли»
• ЛЕГЕНДА О БАЛХАШЕ Н. Абель
• БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ Ю. Энтин и В. Ливанов Музыкальная комедия без антракта по мотивам сказки братьев Гримм
• КОГДА РАСЦВЕТАЕТ САКУРА… Лирическая сказка острова Садо по мотивам народной японской сказки «Флейтист Санто»

и многое другое...

Отрывок, характеризующий Республиканский немецкий драматический театр

В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.