Республика ШКИД (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Республика ШКИД
Жанр

киноповесть

Режиссёр

Геннадий Полока

Автор
сценария

Л. Пантелеев Белых, Григорий Георгиевич

В главных
ролях

Сергей Юрский
Юлия Бурыгина
Павел Луспекаев
Александр Мельников
Вера Титова

Оператор

Дмитрий Долинин
Александр Чечулин

Композитор

Сергей Слонимский

Кинокомпания

Киностудия «Ленфильм».
Второе творческое объединение

Длительность

103 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1966

IMDb

ID 0135625

К:Фильмы 1966 года

«Респу́блика ШКИД» — советский художественный фильм, созданный в 1966 году на киностудии «Ленфильм» режиссёром Геннадием Полокой.





История создания

В основу сценария была положена автобиографическая, хотя и не лишённая вымысла, повесть бывших воспитанников Школы-коммуны для трудновоспитуемых подростков им. Ф. М. Достоевского (ШКИД) Григория Белых (в повести — Черных, он же Янкель)[1] и Алексея Еремеева, писавшего под псевдонимом «Л. Пантелеев». Написанная в 1926 году и опубликованная в 1927-м, повесть «Республика ШКИД» рассказывала о судьбах беспризорных подростков, по разным причинам оказавшихся в школе-коммуне, созданной в 1920 году педагогом Виктором Николаевичем Сорока-Росинским, которого воспитанники, вполне в духе того времени, сократили до Викниксора[1].

Сценарий фильма был написан одним из авторов повести, А. И. Пантелеевым, к тому времени уже классиком детской литературы[2]; Геннадий Полока, по его собственному свидетельству, к работе над фильмом, был привлечён в качестве литературного «доработчика», вместе с Евгением Митько: «И вдруг кто-то сказал: „У него же режиссёрское образование. Пусть сам и снимает!“»[3].

Хотя фильм Полоки сразу завоевал популярность, А. И. Пантелеев был скорее разочарован; в 1967 году он писал в «Комсомольской правде»: «Процветали в нашей школе и воровство, и картёжные игры, и ростовщичество. Были жестокие драки. Ни на минуту не утихала война между „шкидцами“ и „халдеями“. Но было и другое… Мы много и с увлечением читали. Изучали иностранные языки. Писали стихи. Было время, когда в нашей крохотной республике на шестьдесят человек „населения“ выходило около шестидесяти газет и журналов… Был музей. Был театр, где ставили „Бориса Годунова“ и современные революционные пьесы. Ничего этого (или почти ничего) в фильме нет. …Жизнь Шкиды на экране выглядит беднее и грубее, чем она была на самом деле»[4]. Но в фильме Полоки, в отличие от повести, главным героем стал Викниксор, а основной сюжетной линией — его тяжёлая борьба с дурными наклонностями, приобретёнными подростками на улице.

Премьера «Республики ШКИД» состоялась 29 декабря 1966 года; в 1967 году фильм стал одним из лидеров проката — его посмотрели 32,6 млн зрителей (12-е место).

Сюжет

Действие происходит в Петрограде в самом начале 1920-х годов. В стране, как сообщается в титрах, 4 миллиона беспризорных детей. Малолетних преступников отлавливают органы ВЧК и распределяют по школам-интернатам и колониям закрытого типа; руководители школ и колоний, педагоги-энтузиасты, сами отбирают себе воспитанников; тех же, кого они не берутся перевоспитать, ждёт тюрьма.

Директор Школы-интерната имени Достоевского Викниксор готовит педагогический состав и персонал к торжественной встрече первого набора воспитанников; для них накрываются столы к завтраку, но в столовую никто не является: позавтракав в спальном помещении в привычном стиле, беспризорники отбирают у дворника Мефтахутдына ключи от ворот и покидают школу. Ключи при этом забрасывают на дерево, чтоб неповадно было запирать ворота, и дерево в конце концов приходится срубить, чтобы достать ключи.

Нагулявшись вдоволь, вечером они возвращаются в школу на ночлег, издеваются над персоналом, особенно достаётся заместителю Викниксора, преподавательнице немецкого языка Эланлюм… И тогда Викниксор резко меняет стиль общения: утром, лихо перебрасывая воспитанников из рук в руки, педагоги и персонал отправляют их сначала в душевую, затем в столовую, где за малейшее неповиновение выгоняют из-за стола («завтракать будете в ужин») и наконец за парты.

У преподавателя словесности свой «метод воспитания»: заискивая перед необузданными беспризорниками, на уроках он поёт с ними песни, преимущественно «городской фольклор», не обременяя их учёбой, — через две недели Викниксор теряет терпение и увольняет словесника. Недовольные воспитанники устраивают «бузу» — создают своё независимое хулиганское государство и объявляют войну педагогам под лозунгом «Бей халдеев!». Педагоги принимают вызов, но в конце концов оказываются вынуждены пойти на мирные переговоры. Общий язык с воспитанниками главный «халдей» находит за сочинением гимна для их государства.

Но изменить привычки беспризорников оказывается непросто. Новому шкидовцу, Пантелееву, старшеклассники устраивают «тёмную» за то, что он отказался вместе со всеми воровать лепёшки у полуслепой матери Викниксора; в школе появляется ростовщик: делая свой хлебный бизнес на младших группах, он подкупает хлебом и сахарином старших товарищей и обретает таким образом защитников; о новом воспитаннике, малорослом одноглазом Косте Федотове, по кличке Мамочка, лидер старшеклассников Купа Купыч Гениальный заботится как о младшем брате, но в первую же ночь, обокрав товарищей, и прежде всего Купу, Мамочка пытается бежать из школы…

Разочарование Купы Купыча перевоспитывает Мамочку даже эффективнее, чем гнев Викниксора, указавшего ему на дверь, — перевоспитывает настолько, что Викниксор без опасений отправляет его за кислородной подушкой и лекарствами для больной матери и, чтобы не замёрз, надевает на него свой пиджак. Но на обратном пути Мамочка встречает своих бывших товарищей; у него отбирают пиджак и бумажник Викниксора, кислородную подушку бросают в костёр, и, не отважившись вернуться в школу с пустыми руками, Мамочка вновь оказывается на улице.

На лицензионном DVD фильм выпустила фирма «CP Digital».

В ролях

В эпизодах

Не указанные в титрах

Съёмочная группа

В фильме звучит также, в исполнении Сергея Юрского, романс Н. В. Кукольника «Virtus Antiqua» («Прости! Корабль взмахнул крылом…») на музыку М. И. Глинки.

Награды

  • 1967 — Гран-при на фестивале детских фильмов в Москве
  • 1968 — Вторая премия за лучший детский и юношеский фильм на [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s00/e0000579/index.shtml III Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде]

Напишите отзыв о статье "Республика ШКИД (фильм)"

Примечания

  1. 1 2 Г. Антонова, Е. Путилова. [lib.ru/RUSSLIT/PANTELEEW/about.txt Послесловие к повести "Республика Шкид" // Пантелеев А. И. Собрание сочинений в 4-х томах]. — Л.: Детская литература, 1984. — Т. 1.
  2. Г. Антонова, Е. Путилова. [lib.ru/RUSSLIT/PANTELEEW/about.txt Коротко об авторе // Пантелеев А. И. Собрание сочинений в 4-х томах]. — Л.: Детская литература, 1984. — Т. 4.
  3. Подкладов П. [www.rg.ru/2005/07/15/poloka.html Человек вопреки (интервью с Геннадием Полокой)] // Российская газета. — М., 15 июля 2005. — № 3822.
  4. Пантелеев А. И. [lib.ru/RUSSLIT/PANTELEEW/statii.txt Где вы, герои "Республики Шкид"? // Собрание сочинений в 4-х томах]. — Л.: Детская литература, 1984. — Т. 3.

Ссылки

  • [www.lenfilm.ru/catalogue/cat_1966.htm «Республика Шкид»] (рус.) [www.lenfilm.ru/catalogue.htm Ленфильм. Аннотированный каталог фильмов киностудии «Ленфильм» 1918—2003]
  • [www.megabook.ru/Article.asp?AID=586848 «Республика Шкид»] (рус.) [www.megabook.ru Онлайн энциклопедия Кирилла и Мефодия]
  • [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=5577 «Республика Шкид»] (рус.) [www.russiancinema.ru/ Энциклопедия отечественного кино]
  • [www.kinoros.ru/db/movies/1457/index.html «Республика Шкид»] (рус.) [www.kinoros.ru/db/index.do Портал «Кино России»]

Отрывок, характеризующий Республика ШКИД (фильм)

Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.