Рестлмания XV
Поделись знанием:
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
| Рестлмания XV | ||||
 | ||||
| Девиз |
The Ragin' Climax | |||
|---|---|---|---|---|
| Информация | ||||
| Федерация | ||||
| Бренд | ||||
| Дата | ||||
| Посещаемость |
20 276 | |||
| Место проведения | ||||
| Город | ||||
| Хронология pay-per-view | ||||
|
| ||||
| Xронология Рестлмания | ||||
|
| ||||
Рестлмания XV была пятнадцатой Рестлманией в истории. Шоу называлось «Рестлмания XV: Яростный климакс» и проходило 28 марта 1999 года в Филадельфии, Пенсильвания на Первой Объединённой Арене. Шоу комментировали Майкл Коул и Джерри «Король» Лоулер. Джим Росс заменил Коула на Главном Событии.
Результаты
- Жаклин (с Терри Раннелс) победила Айвори в Матче на Хите (1:24)
- Жаклин удержала Айвори после Бэкдропа.
- После матча, Терри прожгла щёку Айвори сигарой.
- Ди'Ло Браун и Тест вдвоём выиграли Королевское Сражение на Хите с участием 21-го рестлера на Хите. В Сражении приняли участие Стив Блэкмен, Брэдшоу, Брайан Кристофер, 8-Балл, Череп, Дроз, Фарук, Гиллберг, Папочка, Джефф Харди, Мэтт Харди, Ястреб, Зверь, Мидеон, Рокко Рок, Джонни Гранг, Тигр Али Сингх, Скотт Тэйлор и Висцера (4:16)
- Тест и Ди'Ло остались в финале и выиграли Сражение.
- Победители получали матч на Рестлмании за Титулы Командных Чемпионов ВВФ.
- Хардкор Холли победил Билли Ганна (чемпион) и Ала Сноу в Хардкорном Матче и выиграл Титул Хардкорного Чемпиона ВВФ (7:06)
- Холли удержал Сноу после Знаменитой Задницы на стул от Билли Ганна.
- Оуэн Харт и Джефф Джарретт (с Деброй) победили Теста и Ди'Ло Брауна (с Айвори) и защитили свои Титулы Командных Чемпионов ВВФ (3:58)
- Джаррет свернул Брауна после того как Оуэн провёл Ди'Ло Дропкик.
- Во время матча на Айвори напали Жаклин и Терри.
- Бутерброд победил Барта Ганна в Боксёрском Матче "Ссора для Всех" со Специально Приглашённым Судьёй Винни Пазом (0:45)
- Бутерброд нокаутировал Барта на 35-й секунде после хука слева.
- Судьями матча были Горилла Монсун, Чак Вепнер и Кевин Руни.
- Мэнкайнд победил Биг Шоу по дисквалификации (6:50)
- Биг Шоу дисквалифицировали, после того как он провёл коронный Шоустоппер на два стула.
- Победитель матча становился специально приглашённым судьёй главного события.
- Дорожный Пёс победил Кена Шэмрока, Голдаста (с Блю Мини и Райан Шэмрок) и Вала Вениса в Матче Четырёх Углов на Убывание и защитил свой Титул Интерконтинентального Чемпиона ВВФ (9:47)
- Шэмрок и Вал Венис выбыли по отсчёту, после того как оба не успели вернуться на ринг из-за драки за рингом.
- Голдаст выбыл, после того как Райан нечаянно его атаковала и подбежавший Дорожный Пёс свернул его в Школьник.
- Перед следующим матчем, Цыплёнок Сан Диего выбежал и атаковал Каина. Каин снял с Цыплёнка маску и оказалось что это Пит Роуз, желающий отомстить Каину за Гробовую Плиту на прошлой Рестлмании. После неудачных атак Роуз вновь получил Гробовую Плиту.
- Каин победил Трипл Эйча по дисквалификации (11:33)
- Винс Макмэхон, объявил что Мэнкайнд и Биг Шоу не в состоянии судить главное событие, и поэтому этот матч будет судить он сам.
- Sable победила Тори и защитила свой Титул Женского Чемпиона ВВФ (5:06)
- Сабля удержала Тори после коронной Бомбы Сабли, после того как Тори была атакована дебютировавшей Николь Басс.
- Шейн МакМэхон (с Тестом) победил Икс-Пака и защитил свой Титул Европейского Чемпиона ВВФ (8:41)
- Шейн удержал Икс-Пака, после того как Трипл Эйч предал Икс-Пака и провёл ему коронное Педигри. После этого между Корпорацией и Дегенератами Икс произошла драка.
- Гробовщик (с Полом Бирером) победил Большого Босса в Матче Ад в Клетке (9:46)
- Гробовщик удержал Босса после коронной Гробовой Плиты.
- После матча, Выводок спустились на вершину клетки и подвесили петлю на ринг. Гробовщик подвесил Большого Босса на эту петлю и когда клетка поднялась Босса повесили.
- После того как Винс МакМэн вышел на ринг как судья следующего матча, в зале появился Комиссионер ВВФ Шон Майклз, который заявил что только Комиссионер может назначать судью на матч. После этого Шон назвал судьёй Тима Уайта, а Винс ушёл из зала.
- Стив Остин победил Рока и выиграл Титул Чемпиона ВВФ (16:52)
- Остин удержал Рока после коронного Стон Колд Станнера, три удара отсчитал Мэнкайнд. После этого, Остин выпил пива с Эрлом Хебнером и провёл коронный Стон Колд Станнер Винсу.
Факты
- Boyz II Men исполнили перед шоу "America the Beautiful".
- Рестлмания XV стала первой Рестлманией на которой был матч за Титул Хардкорного Чемпиона ВВФ
- Эта Рестлмания стала последней для Гориллы Монсуна и Оуэна Харта, которые умерли в 1999 году.
- Это была последняя Рестлмания на которой использовались красные канаты. Каждая следующая Рестлмания использовала чёрные канаты. Так же это была первая Рестлмания на которой использовались сплошные баррикады, на всех предыдущих использовались металлические ограждения.
- Это была первая Рестлмания на которой перед шоу состоялась Королевское Сражение.
- Это была первая Рестлмания на которой состоялся Матч Ад в Клетке.
- В числе знаменитостей на этой Рестлмании были Пит Роуз, Boyz II Men, Бутерброд, Винни Пациенца, Чак Вепнер, Кевин Руни, Айзек Хэйс, и Большой Каламбур.
Напишите отзыв о статье "Рестлмания XV"
Ссылки
- [www.wwe.com/shows/wrestlemania/history/wm15/ Официальный сайт Рестлмании XV]
- [www.wwe.com/shows/wrestlemania/history/wm15/factsstats/ Официальные факты и статистика Рестлмании XV]
Отрывок, характеризующий Рестлмания XV
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
