Референдум в Лихтенштейне (1919)
2 марта 1919 года в Лихтенштейне был проведен двойной референдум[1]. Избирателям было задано 2 вопроса: одобряют ли они увеличение числа прямо избираемых членов Ландтага с 12 до 17, и следует ли снизить возраст участия в выборах с 24 лет до 21 года[1]. Оба предложения были отклонены 54,8 % избирателей[1].
Содержание
Итоги
Увеличение числа членов Ландтага
Вариант | Голосов | % |
---|---|---|
За | 711 | 45.2 |
Против | 863 | 54.8 |
Недействительных бюллетеней | 9 | - |
Всего | 1,583 | 100 |
Число избирателей/явка | 1,775 | 89.4 |
Источник: Nohlen & Stöver |
Снижение возраста участия в выборах
Вариант | Голосов | % |
---|---|---|
За | 712 | 45.2 |
Против | 863 | 54.8 |
Недействительных бюллетеней | 8 | - |
Total | 1,583 | 100 |
Число избирателей/явка | 1,775 | 89.4 |
Источник: Nohlen & Stöver |
Напишите отзыв о статье "Референдум в Лихтенштейне (1919)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Nohlen, D & Stöver, P (2010) Elections in Europe: A data handbook, p1170 ISBN 978-3-8329-5609-7
|
Отрывок, характеризующий Референдум в Лихтенштейне (1919)
– Так зачем же вы служите?– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.