Референдум в Северной Ирландии (1973)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Референдум о суверенитете Северной Ирландии
«Хотите ли вы, чтобы Северная Ирландия осталась в составе Соединённого Королевства?»
Да или нет Голосов Процент
Да 591,820 98,9 %
Нет 6,463 1,1 %
Действительных голосов 598,283 99,01 %
Недействительных голосов 5,973 0,99 %
Всего голосов 604,256 100,00 %
Электорат 1,030,084
«Хотите ли вы, чтобы Северная Ирландия воссоединилась с Республикой Ирландия за пределами Соединённого Королевства?»
Да или нет Голосов Процент
Нет 591,820 98,9 %
Да 6,463 1,1 %
Действительных голосов 598,283 99,01 %
Недействительных голосов 5,973 0,99 %
Всего голосов 604,256 100,00 %
Электорат 1,030,084

Референдум о суверенитете Северной Ирландии 1973 года (англ. Northern Ireland sovereignty referendum of 1973), известный как Пограничный опрос (англ. Border Poll) — референдум о статусе Северной Ирландии, состоявшийся 8 марта 1973 на территории Северной Ирландии. На референдуме ставился вопрос: должна ли остаться Северная Ирландия в составе Великобритании или воссоединиться с Республикой Ирландия. Это был первый крупный референдум в истории Великобритании.





Перед референдумом

За сохранение Северной Ирландии в составе Великобритании выступали партии унионистов, в том числе Североирландская лейбористская партия и партия «Альянс», однако последняя относилась скептически и весьма критически к идее референдума. Несмотря на то, что Альянс выступал в поддержку проведения референдумов в стране, он считал, что необходимо провести и ряд дополнительных опросов (например, о поддержке идеи Белой книги), чтобы не допустить разжигания межрелигиозной розни[1].

23 января 1973 Социал-демократическая и лейбористская партия призвала своих членов «полностью бойкотировать референдум и отклонить это безответственное решение Правительства Великобритании». Председатель партии Джерри Фитт заявил, что организовал бойкот только с целью избежать насилия[2]. Лидеры были готовы к тому, что в день выборов начнутся беспорядки на национально-религиозной почве, вследствие чего разместили два мобильных участка для голосования, которые могли быстро перебраться из одного здания в другое, если в изначальном месте для голосования была бы обнаружена бомба[3].

Уже за два дня до референдума гвардеец Антон Браун из 2-го батальона Колдстримского гвардейского полка был застрелен в Белфасте во время обысков военными домов на наличие оружия или взрывчатки, которые кто-либо мог использовать для срыва голосования[3].

Результаты

Избирателям задавали два вопроса, на один из которых им нужно было дать положительный ответ. Ответ «Да» на один из вопросов означал автоматический ответ «Нет» на другой вопрос. Формулировка вопросов была следующей[4]:

  1. «Хотите ли вы, чтобы Северная Ирландия осталась в составе Соединённого Королевства?» (англ. "Do you want Northern Ireland to remain part of the United Kingdom?")
  2. «Хотите ли вы, чтобы Северная Ирландия воссоединилась с Республикой Ирландия за пределами Соединённого Королевства?» (англ. "Do you want Northern Ireland to be joined with the Republic of Ireland outside the United Kingdom?")
Выбор Голосов Процентов[5]
Ответ «Да» на первый вопрос
591,820
98.9%
Ответ «Да» на второй вопрос
6,463
1.1%
  • Избирателей всего: 1,030,084 (на 1973 год)
  • Всего голосов: 604,256 (58.66% избирателей)
  • Действительные голоса: 598,283 (99.01% всех голосов)
  • Недействительные голоса: 5,973 (0.99% всех голосов)
  • Не участвовали в выборах: 425,828 (41.34% избирателей)

Почти все избиратели, пришедшие на выборы, проголосовали за сохранение Северной Ирландии в составе Великобритании (57,5% от всех избирателей). Решение националистов бойкотировать плебисцит привело к тому, что сторонники интеграции с Ирландией потеряли почти половину электората. Согласно данным Би-би-си, менее 1% избирателей-католиков по вероисповеданию пришли на выборы[2].

Реакция

Правительство Великобритании абсолютно не отреагировало на результаты референдума, и после этого 28 июня состоялись выборы в Ассамблею Северной Ирландии. Премьер-министр Северной Ирландии Брайан Фолкнер заявил, что результат «не оставил ни у кого сомнений в истинных желаниях жителей Ольстера. Несмотря на предпринятый бойкот некоторыми людьми, почти 600 тысяч избирателей проголосовали за сохранение союза с Великобританией». Также Фолкнер заявил, что четверть католиков Северной Ирландии, которые голосовали на выборах, поддержали статус-кво, а результат референдума стал ударом по самолюбию Ирландской Республиканской Армии[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Референдум в Северной Ирландии (1973)"

Примечания

  1. The Times, 16 January 1973
  2. 1 2 [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/march/9/newsid_2516000/2516477.stm BBC ON THIS DAY | 9 | 1973: Northern Ireland votes for union], BBC News (9 March 1973). Проверено 11 марта 2012.
  3. 1 2 The Times, 6 March 1973
  4. The Times, March 5, 1973
  5. Whyte, Nicholas [www.ark.ac.uk/elections/fref70s.htm The Referendums of 1973 and 1975]. Проверено 27 января 2012.
  6. The Times, 12 March 1973

Отрывок, характеризующий Референдум в Северной Ирландии (1973)




Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.