Референдум по самоопределению Восточного Тимора

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Референдум по самоопределению Восточного Тимора 1999 года
Принимаете ли вы предлагаемую особую автономию для Восточного Тимора в составе унитарного государства Республика Индонезия?
Результаты
Да или нет Голосов Процент
Нет 344 580 78,5 %
Да 94 388 21,5 %
Действительных голосов 438 968 100 %
Недействительных голосов 0 0 %
Всего голосов 438 968 100 %
Явка 97,16 %
Электорат 451 792


[www.un.org/News/Press/docs/1999/19990903.sc6721.html UN], [www.guardian.co.uk/world/1999/sep/05/indonesia.easttimor1 The Guardian]

30 августа 1999 года в Восточном Тиморе под эгидой ООН состоялся референдум, в ходе которого за независимость от Индонезии высказались 78,5 % жителей этой территории. Голосование сопровождалось всплеском насилия. В результате в Восточный Тимор был введен миротворческий контингент ООН, который смог установить в стране некоторое подобие законности и порядка. По результатам референдума Индонезия признала независимость Восточного Тимора. 30 октября 1999 года последние индонезийские войска ушли из страны.

23 февраля 2000 года в стране была учреждена Временная администрация ООН (ВАООНВТ) вначале на срок три месяца, по истечении которых её мандат был продлён. Целями переходного периода являлись: содействие организации национальных государственных структур, административной и судебной систем, подготовка к выборам органов самоуправления. ВАООНВТ руководила страной до 2002 года.

20 мая 2002 года Восточный Тимор официально был провозглашен суверенным государством.





Предпосылки

Независимость Тимора или его региональная автономия были невозможны во время Нового порядка[en] Сухарто. Несмотря на то, что индонезийское общественное мнение в 1990-е годы показывало понимание положения в Тиморе, среди индонезийцев было широко распространено опасение, что независимый Восточный Тимор может дестабилизировать единство всей Индонезии[1]. Азиатский финансовый кризис однако привёл к большим переменам в Индонезии и стал причиной отставки Сухарто в мае 1998 года, закончив его 32-летнее правление[2]. Прабово, находившийся в то время уже в управлении Индонезийского стратегического резерва, отправился в изгнание в Иорданию, а военные операции в Восточном Тиморе стоили разорившемуся индонезийскому правительству миллион долларов в день[3]. Последовавшая «реформация» (индон. Reformasi) стала переходным периодом политической открытости, включая ранее неслыханные дебаты по индонезийским отношениям с Восточным Тимором.

Индонезия и Португалия 5 мая объявили о том, что достигнуто соглашение о проведении референдума, в котором жители Восточного Тимора смогут выбрать между автономией или независимостью. Голосование под управлением миссии ООН в Восточном Тиморе[en] (МООНВТ) должно было быть проведено 8 августа, но было отсрочено до 30-го. Индонезия также взяла на себя ответственность за безопасность, что вызвало беспокойство в Восточном Тиморе; однако многие наблюдатели считали, что в противном случае Индонезия запретила бы иностранным миротворцам находиться в Тиморе во время голосования[4].

Ход голосования

30 августа 1999 года при посредничестве специальной миссии ООН (UNAMET) в Восточном Тиморе прошёл референдум. Каждый из 200 избирательных участков усиленно охранялся полицейскими силами ООН и Индонезии, на них были допущены десятки международных наблюдателей. Накануне референдума практически на всей территории Восточного Тимора проходили кровавые стычки между сторонниками статус-кво и сепаратистами.

Несмотря на все опасения, референдум прошёл без серьёзных инцидентов. По заявлению представителей UNAMET, в референдуме приняли участие более 90 % зарегистрированных избирателей, 78,5 % из которых высказались за независимость от Индонезии[5].

Последствия

Вооружённая милиция «Аитарак»[en], поддерживающая Индонезию, устроила стрельбу у штаб-квартиры Миссии ООН (там укрылись несколько сотен местных жителей и иностранные журналисты) 1 сентября, от начавшегося пожара пострадали также два соседних здания. Сторонники правительства Индонезии заняли центр Дили к полудню. Всего в беспорядках погиб как минимум один человек.

Стрельба шла и в других городах Восточного Тимора. В Айнару погибло 8 человек. К вечеру сепаратисты на всей территории Восточного Тимора начали вооружаться ножами, мачете, металлическими прутьями.

Суммарное количество жертв волнений 1—2 сентября составляет около 30 человек убитыми, беспорядки привели к появлению нескольких тысяч беженцев. Индонезийский генерал Виранто подтвердил поставки оружия противникам сепаратистов, но утверждал, что они тут же закончились[6].

В итоге референдум вместо мирного решения вопроса о статусе Восточного Тимора привёл к резне и погромам.

Напишите отзыв о статье "Референдум по самоопределению Восточного Тимора"

Примечания

  1. Schwarz, 1994, p. 228.
  2. Nevins, 2005, p. 82.
  3. Friend, 2003, p. 433.
  4. Nevins, 2005, pp. 86—89.
  5. Хазанов А. М. [www.socionauki.ru/journal/articles/147234/ Восточный Тимор: долгий путь к независимости] // История и современность : журнал. — 2012. — № 2(16).
  6. [www.historichka.ru/works/vost_timor/ Восточный Тимор]

Литература

  • Friend T. Indonesian Destinies. — Harvard University Press, 2003. — ISBN 0-674-01137-6.
  • Nevins J. A Not-So-Distant Horror: Mass Violence in East Timor. — New York: Cornell University Press, 2005. — ISBN 0-8014-8984-9.
  • Schwarz A. A Nation in Waiting: Indonesia in the 1990s. — Westview Press, 1994. — ISBN 1-86373-635-2.

Отрывок, характеризующий Референдум по самоопределению Восточного Тимора

Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)