Референт (лингвистика)
Рефере́нт (от лат. referens — относящий, сопоставляющий) — объект внеязыковой действительности, подразумеваемый автором конкретного речевого отрезка; предмет референции. Референт некоторого речевого отрезка может принадлежать не только реальному миру, но и воображаемому, например, быть персонажем художественного произведения[1].
Термин «референт» ввели Ч. Огден и А. Ричардс в 1923 году, для выделения косвенного характера отношения референта к имени или знаку, связанному с референтом только через понятие. В современной лингвистике, логике и философии термин употребляется в другом смысле: референция, как правило, непосредственно связывает референт и указывающий на него знак (имя)[1]. Таким образом, референция — это соотнесение знака с объектами внеязыковой действительности в процессе коммуникации. Термин имеет широкое и узкое трактование. При широком толковании каждое слово в высказывании имеет свой референт, а в узком смысле, референция — лишь соотнесённость слова с частью объектов, принадлежащих обозначаемому словом классу, которые говорящие выделяют в своём сознании[2].
Референт слова не изменяется при изменении грамматической формы (числа, определённости/неопределённости и т. п.. например, «машина» — «машины»), но может измениться вслед за изменением лексического значения (например, дискретность/недискретность: «трава» — «травинка»)[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Референт (лингвистика)"
Примечания
Литература
- Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. — М.: Добросвет, 2000. — 862 с. — ISBN 5-7913-0060-3.
Отрывок, характеризующий Референт (лингвистика)
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
