Реформа хангыля в Корейской Народно-Демократической Республике
| Реформа хангыля в Корейской Народно-Демократической Республике | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Корея | |||||||||
| хангыль: | 조선어 신철자법 | ||||||||
| ханча: | 朝鮮語新綴字法 | ||||||||
| |||||||||
Реформа хангыля в КНДР — реформа письменности, проведённая в Северной Корее в 1948—1954 годах. К набору букв хангыля было добавлено пять согласных и одна гласная; изменён порядок их следования[1]. Целью было сделать письмо ещё более морфофонемным[2]. Инициатором реформы был влиятельный лингвист Ким Ду Бон.
Причиной введения изменений было желание показать изменения, которые происходят с согласными при спряжении глаголов: новые буквы означали не отдельные звуки, а изменения звуков (п → в). Две буквы были возрождёнными (ㅿ и ㆆ), одна — цифрой (1), а остальные придуманы.
Пример: корень глагола «ходить» — 걷 (кот-); основная форма — 걷다 (кот-та), однако перед гласным звуком последняя согласная буква меняется на «р/ль»: 걸 (коль-) — 걸어 (коро), 걸으니 (корыни). В новой орфографии корень не менялся: 
→ 다 (котта), 어 (коро).
Пример: глагол «лечить, исцелять»: перед согласным имеет форму 낫 (нас-), как в 낫다 (натта), но перед гласными — форму 나 (на): 나아 (наа). Иногда перед консонантным окончанием вставляется буква «ы»: 나을 (наыль). В новой орфографии корень в любом случае записывается как 
, а вставной суффикс опускается: 다 (нада) вместо 낫다 (натта), ᄅ (наль) вместо 나을 (наыль), 아 (наа) вместо 나아 (наа).
| Буква | Произношение | |
|---|---|---|
| перед гласной | перед согласной | |
|
/l/ | нет |
|
/nn/ | /l/ |
| ㅿ | /l/ | /t/ |
| ㆆ | нет | / ͈/1 |
|
/w/2 | /p/ |
|
/j/3 | /i/ |
- делает следующий согласный напряжённым, как ㅅ;
- в стандартной орфографии соединяется с гласной буквой аналогично ㅘ, ㅙ, ㅚ, ㅝ, ㅞ, ㅟ;
- в стандартной орфографии соединяется со следующей гласной буквой как ㅑ, ㅒ, ㅕ, ㅖ, ㅛ, ㅠ.
Названия новых букв были созданы по тому же принципу, что и раньше: звук + иы + звук, кроме того, их также называли 여린리을 (ёринниыль), 된리을 (твинниыль), 반시읏 (пансиыт), 여린히읗 (ёринхиыт), 위읍 (виып) и 여린이 (ёрини).
Кроме того, были введены диграфы ㅭ lʔ и ᇬ ŋk.
Орфография стала более морфемной, к примеру, в слове 놉니다 (см. пример на иллюстрации) показатель вежливости ㅂ отделён в собственный блок.
Аттрибутивная морфема прилагательных ㄴ (н) также помещалась в собственный блок, морфемный ㅎ (х) не выпадал:
- 하얗다 (хаята; побуквенно: «хаяхта», «быть белым»); 하얗ㄴ (хаян; побуквенно: «хаяхн», белый); стандартная орфография 하얀 (хаян).
- 좋다 (чода; побуквенно: «чохта», «быть хорошим»), 좋ㄴ (чохын; побуквенно: «чохн»), стандартная орфография 좋은 (чохын).
После репрессирования Ким Тубона в 1957 году реформа была свёрнута; в газетах было выпущено несколько обличающих реформу заметок. Людей, хваливших реформу в 1949 году, в частности, друга Ким Тубона И Кунъно (Yi Kung No) вынудили её критиковать[2]. В итоге единственным изданием, в котором использовалась новая орфография, стала книга «Грамматика корейского языка» 1949 года[2].
Напишите отзыв о статье "Реформа хангыля в Корейской Народно-Демократической Республике"
Примечания
- ↑ Kaplan & Baldauf. [books.google.ru/books?id=FgCa3Rt19MQC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q=39&f=false Language and language-in-education planning in the Pacific Basin]. — Springer, 2003. — С. 39—40. — 288 с.
- ↑ 1 2 3 Ross King, David R. McCann. [www.asia.ubc.ca/fileadmin/user_upload/asian_studies/faculty/elena_yugai/Publications/RKing_97_language_politics___ideology.pdf Language, Politics and Ideology in the Post-War Koreas]. — Asia Society, 1997. — С. 123—124.
Литература
- 연구부(1950) ‘새 자모 , , ㅿ, ㆆ, , 에 대하여’, “조선어 연구” 제2권 제2호, 조선 어문 연구회 (고영근 편 “조선어 연구 3”, 역락출판사, 2001 의 영인에 의거함. ISBN 89-5556-104-0)
Отрывок, характеризующий Реформа хангыля в Корейской Народно-Демократической Республике
– Да вы кто?– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
