Чернышёва, Авдотья Ивановна
Поделись знанием:
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
(перенаправлено с «Ржевская, Авдотья Ивановна»)
| Авдотья Ивановна Чернышева | |
 | |
| Имя при рождении: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Супруг: | |
Графиня Авдотья (Евдокия) Ивановна Чернышёва, урождённая Ржевская, генеральша, по прозвищу «Авдотья бой-баба»[1], данному ей Петром I (12 февраля 1693 — 17 июня 1747) — одна из любовниц Петра Великого, по словам Вильбоа, «беспорядочным поведением своим имела вредное влияние на здоровье Петра»[2]; мать братьев Чернышёвых — видных фигур правления Екатерины II.
Биография
Дочь Ивана Ивановича Ржевского и Дарьи Гавриловны (урождённой Соковниной), получившей от Петра шутовской титул «князь-игуменьи»)[3]. В 1710 году Авдотья вышла замуж за денщика царя Григория Петровича Чернышёва (1672—1745), в будущем графа, генерал-аншефа, сенатора, Московского генерал-губернатора. В приданое от Петра I получила 4 тыс. душ крестьян, что весьма обогатило жениха, не имевшего собственного состояния. Её муж в собственноручных записках вспоминает об этом событии[4]:
По взятии Выборха и по прибытии оттуда в Питербурх, в 1710 году, [я] женился (38-ми лет), взял Иванову дочь Ивановича Ржевского, девицу Авдотью; венчали в крепости, в деревянной церкви, во имя святых апостолов Петра и Павла; от церкви ехали в государеве буере, кой называется «Фаворит», а прочие присутствующее при том особы в других буерах, вниз Невою, на Васильевской остров, в дом его светлости генерала-фельдмаршала князя Александра Даниловича Меншикова. И во оном доме был стол; а после стола, из дому его светлости, девицы государыни царевны Екатерина Иоанновна, Анна Иоанновна, отцами: светлейший князь Александр Данилович Меншиков, генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, другою матерью светлейшая княгиня, Дарья Михайловна Меншикова, Фоншнейдор Павел Иванович Ягушинской, Шафиров; из морских и сухопутных офицеров 12 человек; братья были: канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, от гвардии маэор князь Василий Володимирович Долгоруков; сестры: Домна Андреевна Головкина, Сара Ивановна Брюсова.
В 1715 году, через 5 лет после своей свадьбы, Авдотья принимала участие в шутовской церемонии венчания своей матери с «князь-папой» Н. М. Зотовым, бывшим учителем Петра Великого. Авдотья была в польском костюме, а её муж в «асессорском» платье, «с соловьями», особого рода музыкальным инструментом.
Пользуясь большим расположением Петра I, Авдотья оказала влияние на возвышение мужа. Её сыновьям Пётр жаловал «на зубок» деньги и деревни[5]. Более того, члены собственно царской семьи прибегали к её помощи, ходатайствуя перед царем.
Ходили о ней следующие слухи:
Пятнадцатилетней девочкой она была брошена на ложе царя, а в шестнадцать лет Петр выдал её замуж за искавшего повышения по службе офицера Чернышёва и не порывал связи с ней. У Евдокии родилось от царя четыре дочери и три сына; по крайней мере, его называли отцом этих детей. Но, принимая во внимание чересчур легкомысленный нрав Евдокии, отцовские права Петра были более чем сомнительны. Это очень уменьшало её шансы, как фаворитки. Если верить скандальной хронике, ей удалось добиться только знаменитого приказания: «Пойди и выпори Авдотью». Такое приказание было дано её мужу её любовником, заболевшим и считавшим Евдокию виновницей своей болезни[6].
Болезнь называют такую: «Пётр умер от осложнения пузырного песка болезнью, причинившей смерть Франциску I, королю Франции. Некоторые утверждают, что виновницей этой болезни была госпожа Чернышёва»[7] (Франциск I, собственно, умер от сифилиса) — впрочем, сама Авдотья после смерти Петра рожала детей и прожила ещё двадцать лет, что ставит под сомнение наличие у неё такого страшного диагноза.
В 1717 году её имя фигурирует в деле обезглавленной позже за детоубийство Марии Гамильтон, с которой Петр также спал. Новый любовник Марии, царский денщик Иван Орлов, стал изменять ей с Авдотьей. Желая унизить соперницу, Мария как-то рассказала любовнику, что Чернышёва, мол, говорила с каким-то денщиком об императрице Екатерине, что та ест воск, и оттого у неё на лице угри. Затем она рассказала придворным дамам, что об этом с Чернышёвой говорил сам Орлов. Вернувшийся из командировки Орлов с ужасом узнал, какие о нём ходят сплетни и кинулся в ноги императрицы. Екатерина, до которой эти сплетни не дошли, была удивлена, призвали Гамильтон, которая сначала отнекивалась, что пустила слух, потом, когда «её побили», призналась. Началось следствие, которое выявило на свет факт абортов Гамильтон и убийства ею новорожденного, и в итоге привело её к казни[1]. Чернышёву следствие никак не затронуло.
Зрелые годы
При восшествии на престол Анны Иоановны Авдотья была назначена в число восьми статс-дам (3 мая 1730). Пользовалась большим расположением новой императрицы за умение рассказывать анекдоты и новости.
Анна Иоанновна весьма благоволила к статс-даме графине Авдотье Ивановне Чернышёвой, умевшей хорошо разсказывать разныя городския новости и анекдоты; но несмотря на это никогда не позволяла ей садиться при себе. Однажды Чернышёва, разговаривая с императрицей, почувствовала себя не хорошо и едва могла стоять на ногах. Анна Иоанновна, заметив это, сказала своей собеседнице: «ты можешь опереться на стол, служанка заслонит тебя и, таким образом, я не буду видеть твоей позы»[8].
При новой императрице, Елизавете Петровне, сохранила своё влияние — её муж получил графское достоинство (1742)[3] и Андреевскую ленту.
Овдовев (1745 год), Чернышёва удалилась от двора и через два года скончалась. Погребена в Александро-Невской лавре.
Изображения
- Упоминаются портреты Авдотьи и её супруга кисти Ивана Никитина.
Дети[4][9]
- Наталья Григорьевна (5 апреля 1711 - 1 декабрь 1760), с 1734 года замужем за князем Михаилом Андреевичем Белосельским (1702—1755)
- Чернышёв, Пётр Григорьевич — дипломат, был посланником, при дворах: Датском, Прусском и Великобританском, и послом при дворе Французском. Женат на Екатерине, дочери Андрея Ушакова
- Григорий Григорьевич (1717—1750) — бригадир
- Чернышёв, Захар Григорьевич (1722—1784) — известный военачальник. Женат на Анне Родионовне Ведель.
- Анна Григорьевна (9 сентября 1724-28 сентябрь 1770) — за статским советником князем Федором Сергеевичем Голицыным
- Чернышёв, Иван Григорьевич (1726/1717[10]—1797) — генерал-фельдмаршал по флоту при императоре Павле. 1-й брак — с Елизаветой Осиповной Ефимовской, 2-й — с Анной Александровной Истленьевой.
- Екатерина Григорьевна (1715/8 сентября 1734 — 21 августа 1791). За майором Николаем Кирилловичем Матюшкиным (1739), во втором браке — за генералом П. Гр. Племянниковым
- Марья Григорьевна — за князем Михаилом Дебрянским
- Natalia Beloselskiy-Belozerskiy.jpg
Наталья
- RusPortraits v2-134 Le comte Pierre Grigoriewitch Tchernycheff.jpg
Петр
- Tschernyschew Zachar2.jpg
Захар
- Chernyshov Ivan Grigoryevich.jpg
Иван
Напишите отзыв о статье "Чернышёва, Авдотья Ивановна"
Примечания
- ↑ 1 2 [books.google.com/books?id=HrsGAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=editions:LCCNsf89090114&lr=&hl=ru#v=onepage&q=&f=false М. И. Семевский, «Камер-фрейлина Мария Даниловна Гамильтон» // «Отечественные записки» (1860, т. CXXXII, № 9, с. 239—310).]
- ↑ Памятники отечества: - Выпуски 25-28 (1992). Стр. 168
- ↑ 1 2 [www.rulex.ru/rpg/persons/195/195916.htm Русский биографический словарь: В 25 т. /А. А. Половцов. — М., 1896—1918.]
- ↑ 1 2 [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVII/1660-1680/Cernyshev/text.htm Записки графа Г. П. Чернышёва]
- ↑ [books.google.com/books?id=52q-qX5o0igC&pg=PA524&dq=%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%BE%D1%82%D1%8C%D1%8F+%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B0&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&as_brr=3&ei=QQDSSoD4CYO0zATC0KmEDg&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Императорский дом. Выдающиеся сановники. Энциклопедия биографий. Т. 2.]
- ↑ [books.google.com/books?id=k2nNh4V3DKAC&pg=PT179&dq=%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F+%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&as_brr=3&ei=M-3WSruXCIP8zQSloPy8Dg&hl=ru#v=onepage&q=%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80&f=false Константин Валишевский. Петр Великий]
- ↑ [books.google.com/books?id=u3MbdzLsL7QC&pg=PA470&dq=%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%BE%D1%82%D1%8C%D1%8F+%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B0&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&as_brr=3&ei=5vzRSuODBaSCywSe2fCXDg&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Fédor Golovkine (comte). Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания]
- ↑ [www.memoirs.ru/texts/Schubi_RS73_7_3.htm Шубинский С.Н. Императрица Анна Иоанновна, придворный быт и забавы. 1730-1740 // Русская старина, 1873. – Т. 7. - № 3. – С. 336-353.]
- ↑ [www.russianfamily.ru/he/hernishovi.html История русских родов]
- ↑ Вторая дата дана по запискам их отца, которая отличается от общепринятой
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чернышёва, Авдотья Ивановна
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
