Ржевский, Иван Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Иванович Ржевский
Род деятельности:

окольничий, воевода в Короче, Енисейске, Нежине, Устюге Великом, Киеве

Гражданство:

Русское царство Русское царство

Дата смерти:

3 августа 1678(1678-08-03)

Место смерти:

Чигирин

Отец:

Иван Иванович Ржевский

Мать:

Степанида Андреевна Милославская

Дети:

Алексей, Тимофей, Иван и Анастасия

Ива́н Ива́нович Рже́вский (около 1615 — 3 августа 1678) — русский окольничий и воевода из рода Ржевских. Единственный сын дворянина московского Ивана Ивановича Ржевского (? — 1640) и Степаниды Андреевны Милославской (ум. 1651).





Биография

В 16401668 годах он был московским дворянином, затем думным дворянином, а в 1677 году получил чин окольничего. Ржевский был воеводой в Короче (1649—1652), в Змиеве (как минимум, в 1657), в Енисейске (1658—1663), в Нежине (1665—1672), в Устюге Великом (1672—1674) и осадным воеводой в Киеве (1674—1677).

Воевода в Змиеве

Весною 1657 года "в новом в Змееве городе" завёл государеву десятинную пашню. Пахоту и сев провёл "русскими ратными людьми"[1].

Воевода в Енисейске

Во время воеводства в Енисейске, в ночь на 17 апреля 1660 года произошло наводнение: реки Тунгуска и Енисей, а также многие другие реки и озеро Байкал выступили из берегов. С большой силой начал сходить лёд, уничтожив башню в острожной стене, выломал острожную стену на 170 саженцев и разрушив множество домов. В Енисейском уезде в зону подтопления попала бо́льшая часть озимых посевов, в итоге их пришлось перепахать и посеять яровые хлеба, из-за чего ржаная мука сильно подорожала и стала дефицитом. Снабжение хлебными запасами подведомственных острогов представляло немаловажную заботу для сибирских воевод, так весной 1662 года Ржевский должен был отправить в Нерчинский и Иргизский остроги не только хлебные запасы, но и служилых людей. В 1663 году он по неизвестной причине не выслал в Красноярский острог положенное количество хлебных запасов, и Красноярский воевода Никитин писал воеводе Голохвастову, приехавшему в Енисейск на место Ржевского, что многие красноярские служилые люди вынуждены голодать.

Ржевскому также приходилось заниматься розыском ушедших в Монголию ясачных людей, приводить их в покорность и обкладывать ясаком Витимских тунгусов.

Интересны известия о нахождении слюды в этих местах во время воеводства там Ржевского. В июле и в августе 1660 года была найдена слюда в двух местах:

  1. Вверх по реке Тасеевке один солевар наломал 140 пудов слюды, из которых десятую часть дал Ржевскому, для доставки государю в Москву.
  2. По реке Кия, в 200 верстах от Енисейска были обнаружены горы со слюдой прекрасного качества.

Воевода в Нежине

В Нежин Ржевский был назначен 28 июня 1665 году. Воеводы, присылаемые в малороссийские города из Москвы, были подведомственны Киеву и должны были докладывать о всех делах киевскому воеводе. В то время воеводой в Киеве был князь Львов, а Василий Борисович Шереметев, назначенный тоже в Киев, стоял ещё в Севске.

После приёма города от прежнего воеводы, Ржевский должен был представить списки о «вестях» в Приказ Малой России и Шереметеву. Ржевский, видимо, сумел поладить с малороссиянами, так как в челобитной от нежинцев царю Алексею Михайловичу в 1668 году, они просили оставить у них воеводу Ржевского, потому что он «человек добрый, живет с ними, Бога боясь, никаких бед, разоренья и воровства не допускает».

В 1672 году, во время казацкого восстания на Украине, отношения местного населения к Ржевскому значительно ухудшились, так как он рассматривался как представитель царской администрации, и он жаловался киевскому воеводе князю Козловскому, сменившему Шереметева, что нежинский полковник Гвинтовка и жители настроены агрессивно. После Ржевского в Нежин был прислан на воеводство Степан Иванович Хрущов. Как раз в это время турки взяли у Польши Каменец-Подольский, а Дорошенко стал называть себя подданным султана и воеводой Киевским. Нежинский протопоп Симеон Адамович, встревоженный всем этим, писал А. С. Матвевву:

Бога ради заступай нас у царского пресветлого величества, не плошась, прибавляйте сил в Киев, Переяславль, Нежин и Чернигов. Ведаешь непостоянство наших людей: лучше держаться будут, как государских сил прибавится. Присылайте воеводой в Нежин доброго человека: Степан Иванович Хрущов не по Нежину воевода; давайте нам такого, как Иван Иванович Ржевский: и последний бы с ним теперь за великого государя рад был умереть.

В 1672 году Ржевский был назначен в Земский приказ. Летом того же года он, вместе с боярином князем Григорием Григорьевичем Ромодановским, отправлен в Конотоп для присутствия на раде при избрании малороссийского гетмана, где был выбран Иван Самойлович. В 1675 году он отправлен послом в Белгород на съезд с литовскими людьми. В 1678 году сопровождал царя Фёдора Алексеевича в Саввинский монастырь.

Защитник Чигирина

После того, как началась русско-турецкая война 1676—1681, Ржевский был направлен в Чигирин для организации обороны крепости от турок и крымцев. Ржевский был способным честным руководителем и немедленно начал необходимые работы. После начала осады, возглавлял гарнизон Чигирина. Ещё до прибытия подкрепления, разорвавшего кольцо осаждавших неприятельских армий, 3 августа 1678 года был убит турецкой гранатой.

Дети

Напишите отзыв о статье "Ржевский, Иван Иванович"

Литература

Примечания

  1. Российский государственный архив древних актов. – Столбцы Белгородского стола. – № 693. – Л. 349-350.

Ссылки

  • [rurik.genealogia.ru/Rospisi/Rjevskie.htm Родословная роспись дворян Ржевских]
  • [russia-today.narod.ru/past/res/rzhevsk/dolg/rzhevsk.html Родословная роспись Ржевских]

Отрывок, характеризующий Ржевский, Иван Иванович

– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.