Ржевский, Павел Матвеевич

Павел Матвеевич Ржевский (1 января 1734 — 24 декабря 1793) — генерал-поручик, московский обер-комендант, брат генералов же Степана, Ивана и Владимира.

Сын флота капитана Матвея Васильевича Ржевского (1702—1755), помещика Болховского уезда, от брака его с Федосьей Наумовной Сенявиной (1717—1785), сестрой адмирала А. Н. Сенявина.

С 1747 года воспитывался, вместе со старшим братом Степаном, в Шляхетном кадетском корпусе и, по окончании курса, был произведён, 29 сентября 1756 года, в подпоручики и оставлен при корпусе, 25 ноября 1758 года произведён в поручики, 12 февраля 1760 года — в капитан-поручики, а 16 ноября того же года — в капитаны.

Все время службы при Шляхетном кадетском корпусе, Ржевский 14 марта 1763 года был произведён в полковники с назначением в армию.

10 июля 1775 года Ржевский был произведён уже в генерал-поручики и назначен обер-комендантом в Москву, каковым был до 1778 года. Умер 24 ноября 1793 года.

Женат был дважды:

1) на княжне Прасковье Григорьевне Мещерской и

2) на княжне Елене Николаевне Долгоруковой (1754—1831).

Сын Григорий (от первого брака) был Рязанским вице-губернатором.

Источники

• Долгоруков П. В. Российская родословная книга. — Ч. 4. — СПб., 1857.
• Ржевский, Павел Матвеевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Ржевский, Павел Матвеевич

Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.