Ржевский, Андрей Васильевич
Андрей Васильевич Ржевский | |
Дата рождения: | |
---|---|
Страна: |
Российская империя |
Научная сфера: | |
Место работы: | |
Альма-матер: |
Андрей Васильевич Ржевский (1786[1] — ок. 1835) — первый профессор-зоолог Санкт-Петербургского университета.
Биография
Происходил из духовного звания.
26 ноября 1796 года поступил в Московскую Славяно-греко-латинскую академию. В 1803 году принят в студенты Педагогического института в Петербурге, по окончанию которого, 23 июня 1808 года отправился за границу, на три года, для усовершенствования знаний в зоологии.
1 января 1811 года он вернулся в Петербург, а 5 марта 1812 года получил звание адъюнкт-профессора зоологии в Педагогическом институте, где также преподавал латинский язык и был библиотекарем.
8 февраля 1817 года Ржевский назначен экстраординарным профессором. После преобразования института в университет, 24 мая 1820 года в качестве экстраординарного профессора он читал лекции по зоологии по системе Кювье. Известно, что к 1834 году он занимал должность ординарного профессора и имел чин коллежского советника. Сменил его в 1833 году на кафедре зоологии Степан Семёнович Куторга.
В «Указателе открытий» 1824 года Ржевский поместил три статьи зоологического содержания, переведённые с французского, и в течение одного года был редактором «Детского Музеума», издававшегося книгопродавцем И. И. Глазуновым.
Напишите отзыв о статье "Ржевский, Андрей Васильевич"
Примечания
- ↑ В «Русском биографическом словаре» А. А. Половцова — 1781.
Литература
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921708#?page=153Ржевский, Андрей Васильевич] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896-1918.
- Ржевский, Андрей Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Ржевский, Андрей Васильевич
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.