Ржевский, Владимир Васильевич

Ржевский Владимир Васильевич
Место рождения:	с. Воронцово-Александровское, Ставропольская губерния (ныне — Зеленокумск)
Научная сфера:	горные науки, разработка полезных ископаемых
Место работы:	МГГУ
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	академик АН СССР
Альма-матер:	МГГУ
Научный руководитель:	Шешко, Евгений Фомич
Известен как:
Известна как:
Награды и премии:

Рже́вский Влади́мир Васи́льевич (1919 — 1992) — советский учёный, академик РАН (1991; академик АН СССР с 1981). Ректор Московского горного института с 1962 по 1987 годы. Автор трудов по открытой разработке месторождений, физике горных пород. Лауреат Государственной премии СССР (1983).

Биография

Владимир Васильевич Ржевский родился 23 июля 1919 г. в селе Воронцово-Александровское Ставропольской губернии (ныне г. Зеленокумск Ставропольского края). В 4 года он остался сиротой. Мать умерла от голода и тифа, отец – простой землепашец – надорвался за плугом. Окончил школу в Армавире, в 1936 г. поступил, а в 1941 г. с отличием окончил Московский горный институт.

С 1941 г. Владимир Васильевич Ржевский находился в рядах Советской Армии; сначала стал курсантом Артиллерийской академии, потом был фронт — участие в Великой Отечественной войне в качестве инженера-артиллериста. Уволился в запас из Тбилиси в 1947 г. в звании инженера-майора.

В 1947 г. был принят в аспирантуру Московского горного института.

С 1949 преподавал в Московском горном институте. В 1951 г. Владимир Васильевич Ржевский защитил диссертацию и ему была присуждена ученая степень кандидата технических наук и звание доцента. В 1955 г. защитил докторскую диссертацию и в 1956 г. был утверждён в учёной степени доктора технических наук и, затем, в ученом звании профессора. С марта 1960 г. Ржевский В.В. – заведующий кафедрой открытых горных работ Московского горного института (МГИ). С 8 ноября 1960 г. по 13 февраля 1962 г. Ржевский В.В. работал проректором Университета Дружбы народов им.Патриса Лумумбы, совмещая эту работу с заведованием кафедрой открытых работ в МГИ.

С 15 февраля 1962 г. Владимир Васильевич Ржевский назначен ректором Московского Горного института. Под руководством Ржевского В.В. (1962—1986 гг.) Московский горный институт стал базовым вузом в системе высшего горного образования СССР. В МГИ созданы фундаментальные учебники практически по всем специальным дисциплинам для подготовки горных инженеров. Под его руководством в институте получили развитие фундаментальные научные исследования по восьми научным направления в 21 отраслевой и проблемной лабораториях, научные разработки которых внедряются с большим экономическим эффектом на горных предприятиях страны. В 1966 г. Владимир Васильевич Ржевский избран членом-корреспондентом АН СССР по Отделению наук о Земле, специализация — "горное дело". В 1981 г. Ржевский избран действительным членом (академиком) АН СССР по Отделению геологии, геофизики и геохимии, специализация — "горные науки, разработка полезных ископаемых".

По инициативе Ржевского были разработаны и внедрены новые учебные программы подготовки горных инженеров для горнодобывающей промышленности в СССР. Основные труды по теории и практике открытой разработки месторождений, физике горных пород и процессов. Создал метод геометрического анализа карьерных полей и проектирования режима горных разработок.

Умер 12 марта 1992 года, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Отрывок, характеризующий Ржевский, Владимир Васильевич

– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.