Ржевуский, Северин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Северин Ржевуский
Seweryn Rzewuski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет неизестного автора, масло, не позднее 1811.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Крживда</td></tr>

Гетман польный коронный
1774 — 1794
Предшественник: Франциск Ксаверий Браницкий
Преемник: нет
 
Рождение: 13 марта 1743(1743-03-13)
Подгорецкий замок, Речь Посполитая
Смерть: 11 декабря 1811(1811-12-11) (68 лет)
Вена
Отец: Вацлав Пётр Ржевуский
Мать: Анна Любомирская
Супруга: Мария Констанция Любомирская
Дети: Изабелла Мария Анна Франциска Ржевуская, Вацлав Северин Ржевуский, Мария Ржевуская
 
Награды:

Севери́н Ржеву́ский (польск. Seweryn Rzewuski, 13 марта 1743; Подгорцы — 11 декабря 1811; Вена) — польский государственный и военный деятель из рода Ржевуских, последний гетман польный коронный (1774—1794), генерал-майор польских войск, владелец Подгорецкого замка.



Биография

Представитель польского магнатского рода Ржевуских герба « Крживда». Младший сын гетмана великого коронного и каштеляна краковского Вацлава Петра Ржевуского (17051779) и княжны Анны Любомирской (17141763). Племянник великого маршала коронного Станислава Любомирского, женатого на известной покровительнице искусств Изабелле Чарторыйской. В 1783 году в Ланьцутском дворце сыграл свадьбу с их дочерью Марией Констанцией.

В 1774 году был назначен польным гетманом. В 1775 году награждён орденом Белого Орла и орденом Святого Станислава[1]. Вместе с отцом за противодействие политике Николая Репнина на 5 лет выслан в Калугу.

Сторонник старошляхетской вольности, видел спасение свободы страны в независимости гетманской власти, liberum veto и избираемом короле. Выступал против против реформ Четырехлетнего сейма. В 1788 году Ржевуский хотел сделаться диктатором и хлопотал о содействии этому со стороны берлинского двора.

Новая польская конституция 1791 года вызвала недовольство польского дворянства. Северин Ржевуский вместе с Станиславом Потоцким и Ксаверием Браницким прибыли в Яссы в главную квартиру русских войск для обсуждения плана борьбы с новыми законами.

После провозглашения майской конституции уехал в Санкт-Петербург, в 1792 году один из наиболее деятельных участников тарговицкой конфедерации, за что заочно приговорён сторонниками Костюшко к смертной казни. Проживал с 1790 года в Вене, руководил оппозицией и издал несколько брошюр в защиту её принципов. Его дочь Изабелла вышла замуж за местного аристократа, графа Вальдштейна.

Остаток жизни Ржевуский провел вдали от дел. Увлекался алхимией и поисками кладов. Умер 11 декабря 1811 году в Вене. Его имения перешли к сыну Вацлаву, который прославился своими путешествиями по Ближнему Востоку.

Семья

В 1783 году Северин Ржевуский женился на княгине Марии Констанции Любомирской (17631840), дочери маршалка великого коронного, князя Станислава Любомирского, и Ельжбеты Чарторыйской. Дети:

Напишите отзыв о статье "Ржевуский, Северин"

Примечания

  1. Kawalerowie i statuty Orderu Orła Białego 1705—2008, 2008, s.216.  (польск.)


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ржевуский, Северин

– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.