Ганская, Эвелина
| Эвелина Ганская | |
| Ewelina Constancja Viktoria Hańska | |
 Эвелина Ганская, художник Фердинанд Георг Вальдмюллер (1835) | |
| Имя при рождении: |
Эвелина Ржевусская |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: |
Российская Империя |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Юстина Ржевуская (Рдуловская) |
| Супруг: | |
| Дети: |
от Вацлава Ганского: |
Эвели́на Га́нская, урождённая Ржевуская (польск. Ewelina Constancja Viktoria Hańska, 1801—1882) — польская помещица и русская подданная, жена Оноре де Бальзака.
Эвелина была четвёртой из семи детей, рождённых в имении Погребище в семье сенатора Адама Ржевуского и его жены Юстины Рдуловской. Её первый муж Вацлав Ганский (1784—1842), предводитель дворянства на Волыни и кавалер многих орденов, владелец усадебного дома в селе Верховне. Вацлав Ганский был старше Эвелины на 17 лет. Сестра — Каролина Собаньская, в которую в своё время был влюблён Пушкин.
Содержание
Отношения с Бальзаком
Первое письмо от Эвелины Бальзак получил в 1832 году, оно было датировано 28-м февраля и подписано «Чужестранка». Автор письма восхваляла талант Бальзака и слегка критиковала его.
«Ваша душа прожила века, милостивый государь, а между тем меня уверили, что Вы ещё молоды, и мне захотелось познакомиться с Вами… Когда я читала Ваши произведения, сердце моё трепетало; Вы показываете истинное достоинство женщины, любовь для женщины — дар небес, божественная эманация; меня восхищает в Вас восхитительная тонкость души, она-то и позволила Вам угадать душу женщины».
7 ноября пришло второе письмо. Чужестранка не открывала своего имени, но обещала писать регулярно.
Чужестранка просила опубликовать в газете «Котидьен» (единственной, которая была разрешена в России) объявление, подтверждающее получение этого письма. Бальзак выполнил её просьбу, после этого Эвелина раскрыла своё инкогнито. Ей было тридцать два года, хотя она и скрывала свой возраст, всегда отнимая пять лет. Писатель посылал госпоже Ганской письма через гувернантку её дочери в двойном конверте. Впервые Оноре и Эвелина увиделись в октябре 1833 года в Невшателе. Тогда же Бальзак познакомился и с мужем Эвелины — Вацллавом Ганским. Роман в письмах продолжался долгие 10 лет.
Эвелина овдовела в 1842 году, но ещё долго не могла выйти замуж за Бальзака. По законам Российской империи дать разрешение на вступление в брак с иностранным подданным и на вывоз за границу родового состояния мог дать только сам император Николай I. Только после передачи состояния своей единственной дочери Эвелина смогла выйти вторично замуж.
В сентябре 1847 года, несмотря на свою болезнь, Бальзак решил ехать в имение Ганской — Верховню. Однако вскоре вернулся в Париж ни с чем — Ганская отказалась выйти за него замуж. Романист был настойчив: в сентябре 1848 года он вновь посетил Верховню. Теперь это был уже постаревший и очень больной человек. Ганская, увидев беспомощность Бальзака, да и сама уставшая от одиночества, в этот раз решилась на брак.
14 марта 1850 года Бальзак обвенчался с Эвелиной в костёле святой Варвары в Бердичеве, за 5 месяцев до своей кончины, и в тот же день Оноре написал своему близкому другу мадам Карро:
«Только Вы должны узнать от меня о счастливой развязке великой и прекрасной драмы сердца, длившейся шестнадцать лет. Три дня тому назад я женился на единственной женщине, которую любил, которую люблю ещё больше, чем прежде, и буду любить до самой смерти».
Шафером на свадьбе был Густав Олизар. С Эвелиной Ганской Олизар состоял в родстве — ещё в 1838 году за её двоюродного брата он выдал замуж свою дочь, красавицу Лили. А венчал Бальзака и Ганскую брат жены Олизара, прелат Ожаровский.
Родные братья Ганской, гордившиеся своим знатным родом и богатством, считали неприличным брак сестры с человеком совсем не знатным и живущим на литературные заработки. В 1846 г. Эвелина выдала свою дочь Анну за графа Георга Мнишека, одного из последних представителей знаменитого польского рода.
После свадьбы Эвелина навсегда покинула родину. Когда супруги приехали в Париж, Бальзак был уже тяжело болен. Эвелина преданно ухаживала за ним.
Бальзак сделал свою жену единственной наследницей. Она могла отказаться от наследства, обременённого долгами, но предпочла уплатить их и лишилась почти всего своего личного состояния. Её дочь с мужем, продав почти все владения в России, обосновались в Париже, рядом с Эвелиной.
В 1851 году Эвелина познакомилась с художником Жаном Жигу, их связь продолжалась тридцать лет до её смерти.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ганская, Эвелина"
Литература
- Моруа А. Прометей, или жизнь Бальзака. — М., 1967.
Ссылки
- [www.aif.ru/online/dochki/323/42_01 Почтовый роман Оноре де Бальзака]
- [ws.net.ua/berd/berdichev/doc/balzak/albom/ganska.htm Фотографии]
Отрывок, характеризующий Ганская, Эвелина
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
