Рзаева, Агигат Али кызы

Агигат Рзаева азерб. Həqiqət Əli qızı Rzayeva
Основная информация
Полное имя	Агигат Али кызы Рзаева
Дата рождения	20 мая 1907(1907-05-20)
Место рождения	Ленкорань, Бакинская губерния
Дата смерти	2 августа 1969(1969-08-02) (62 года)
Место смерти	Баку, Азербайджанская ССР
Страна	СССР Азербайджан
Профессии	оперная певица,актриса
Жанры	опера, эстрада

Агигат Али кызы Рзаева (азерб. Həqiqət Rzayeva; 20 мая 1907, Ленкорань — 2 августа 1969, Баку) — азербайджанская оперная, народная и эстрадная певица, Народная артистка Азербайджанской ССР (1943).

Карьера

Агигат Рзаева родилась в маленькой деревне под Ленкоранью (юго-восточный Азербайджан). Её отец скончался от воспаления лёгких, когда ей было 18 месяцев. Вторым браком мать вышла замуж за религиозного фанатика, часто запрещавшего падчерице посещать светскую школу и заниматься искусством. Тем не менее, в 1917 году Агигат начала учёбу в школе Марьям Байрамалибековой, где наличие кружков по видам искусства помогло ей развить её певческий и драматический талант. После советизации Рзаева переехала в Баку, чтобы поступить в педагогическое училище. Здесь, выступая в любительских драматических постановках при училище, она заинтересовалось оперой и профессиональным театром.

В 1927 году Рзаева была приглашена на прослушивание, по результатам которого её приняли на работу в Азербайджанский театр оперы. Одновременно она поступила в Азербайджанскую Государственную консерваторию, где изучала мугам и оперу.

С 1943 года Рзаева — народная артистка Азербайджана. Её самые известные роли — Лейли («Лейли и Меджнун» У. Гаджибекова), Сэнэм («Не та, так эта» У. Гаджибекова), Телли («Аршин мал алан» У. Гаджибекова), Асли («Асли и Керем» У. Гаджибекова), Шах-Сенем («Ашик Гариб» 3. Гаджибекова) Араб Зенги («Шах Исмаил» М. Магомаева). С 1952 года ведёт концертную деятельность.

Она была замужем за Гусейном Рзаевым, работавшим постановщиком в Театре оперы. Их двое сыновей впоследствии стали музыкантами, а дочь — преподавателем литературы в Бакинской музыкальной академии.

Отрывок, характеризующий Рзаева, Агигат Али кызы

– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.