Рзазаде, Ялчын Имран оглы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ялчын Имран оглы Рзазаде
Yalçın Imran oğlu Rzazadə
Имя при рождении

Ялчын Имран оглы Рзазаде

Полное имя

Ялчын Имран оглы Рзазаде

Дата рождения

31 декабря 1946(1946-12-31) (77 лет)

Место рождения

Баку, СССР

Страна

СССР СССРАзербайджан Азербайджан

Профессии

певец

Коллективы

ансамбль «Дан Улдузу»

Ялчын Имран оглы Рзазаде (род. 31 декабря 1946 года) — азербайджанский певец.





Биография

Родился 31 декабря 1946 года в семье интеллигентов. В 1963 поступил в Азербайджанский государственный университет культуры и искусств. В 1967 году в этом же институте поступил на актерский факультет. В 1968 Ялчын Рзазаде поступил в консерваторию им. Узеира Гаджибекова. В 1979 году стал заслуженным артистом Азербайджанской ССР. В 1999 удостоен звания Народного артиста Азербайджана. Дважды чемпион по карате. Дружелюбный и разговорчивый человек. Управляющий кафедрой вокала и поп-музыки Азербайджанского государственного университета культуры и искусств. Женат, имеет троих детей.[1].

Карьера

Ялчын Рзазаде был заинтересован искусством со школьных годов. Интерес к искусству приводит его в Азербайджанский государственный университет культуры и искусств, в актерский факультет. В 1973 году, окончив Азербайджанскую государственную консерваторию, получил красный диплом. Еще студентом, идет на работу в Азербайджанское гостелерадио и начинает работать ассистентом режиссёра. По приглашению Гюлары Алиевой вступает в коллектив «Дан Улдузу». Зрителям стал известен в 1960-х годах, благодаря песне Джахангира Джахангирова «Журавли». Сотрудничал со многими ансамблями и композиторами: с Джанхангиром Джахангировым, Тельманом Гаджиевым, Эмином Сабитоглу, Октаем Казымовым, Тофиком Гулиевым, Эльзой Ибрагимовой, Октаем Раджабли, и пр. композиторами, с ансамблем «Дан Улдузу», «Севиль», «Хатира» и прочими.

В 1978 году впервые сыграл главную роль в фильме «Од ичинда».

Фильмография

  • Toyda görüş, 1970
  • Payız melodiyaları, 1974
  • Dədə Qorqud, 1975
  • Səni tərənnüm edirəm, Vətən!, 1975
  • Bayquş gələndə, 1978
  • Qaynana, 1978
  • Od içində, 1978
  • Yalçın, 2004

Напишите отзыв о статье "Рзазаде, Ялчын Имран оглы"

Примечания

  1. [mediaforum.az/articles.php?lang=az&page=00&article_id=20110428023555893 Yalçın Rzazadə «Media Forum» oxucularının suallarına cavab verəcək]

Отрывок, характеризующий Рзазаде, Ялчын Имран оглы


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.