Бахшалиев, Рза Ибрагим оглы
 Рза Бахшалиев | |
 | |
| Личная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Рза Ибрагим оглы Бахшалиев |
| Гражданство | |
| Клуб |
«Кустуруд» |
Рза Ибрагим оглы Бахшалиев (азерб. Rza İbrahim oğlu Baxşəliyev) — азербайджанский советский борец греко-римского и вольного стилей, Заслуженный деятель физкультуры и спорта Азербайджана, Заслуженный тренер, Заслуженный мастер спорта CCCР (1943), один из инициаторов и участников занятий спортивного клуба «Кустуруд». Рза Бахшалиев считается одним из основоположников спортивной борьбы в Азербайджанской Республике[1].
Бахшалиев 20 раз становился чемпионом Азербайджана по борьбе. Рза Бахшалиев был также выпускником востоковедческого факультета Азербайджанского государственного университета и Института физкультуры. В 1924 году в клубе «Кустуруд» Бахшалиев создаёт группу французской борьбы. Помимо этого Рза Бахшалиев преподавал вольную борьбу в обществе Наука (впоследствии «Искра», «Буревестник»)[2].
Воспитанниками школы Рзы Бахшалиева являются многократные чемпионы СССР Муса Бабаев и Ибрагимпаша Дадашов, многократный призёр чемпионата СССР и победитель Всемирной Универсиады студентов Мухтар Дадашов, а также Рашид Мамедбеков, завоевавший серебряную медаль на Олимпийских играх в Хельсинки в 1952 году[1].
Напишите отзыв о статье "Бахшалиев, Рза Ибрагим оглы"
Примечания
- ↑ 1 2 [awf-az.org/ru/g-l/az-rbaycan-g-l-tarixi История борьбы Азербайджана]. Официальный сайт федерации борьбы Азербайджана.
- ↑ [www.olimpnews.az/474/get+%C4%B0nan%C4%B1r%C4%B1q+ki,+g%C3%BCl%C9%99%C5%9F+Olimpiya+oyunlar%C4%B1n%C4%B1n+proqram%C4%B1ndan+%C3%A7%C4%B1xar%C4%B1lmayacaq#.U0Ej7ah_tuc İnanırıq ki, güləş Olimpiya oyunlarının proqramından çıxarılmayacaq] (азерб.)
Литература
- Dilqəm Quliyev. XIX əsrdə doğulmuş XX əsrin adamı Rza Baxşəliyev. (азерб.)
Отрывок, характеризующий Бахшалиев, Рза Ибрагим оглы
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
